Характерник. Трилогия (СИ)

–Волин, зайди.

Протянул вошедшему докладную с одним из допросных листов.

–Сходишь к столоначальнику кадрового органа, по этим приметам поищите унтер-офицера, если жив. Найдешь, ко мне его, только со всем бережением и осторожностью. Может быть опасен весьма.

–Слушаюсь.

Только ушел, а у ротмистра мысль возникла. А не может ли такого быть..? Потянулся к сейфу, ключом открывая малый, внутренний ящик. Ну и что он имеет? По возрасту подходит. Глаза голубые. Кутепов не зря в разведывательном органе служил, цвет глаз подметил. Совпадает. Рост тоже соответствует. Неужели?… Это была бы удача!

Секретный сотрудник, работавший под прикрытием в штабе одной из воинских частей в столице Порты, заплатив золотыми монетами, смог получить кое-какое описание внешности Художника у лечившего того после ранения врача. Сам врач отдал богу душу, да и сотрудник погиб при невыясненных обстоятельствах, а вот информация дошла до адресата. Лица Бояджи никто не видел, но под левой лопаткой значился шрам от осколочного ранения в виде маленькой буквы «V».

***

Кемал Экинджи уже и не вспоминал как его звали раньше, в какой земле он родился, а лицо той женщины, что была его матерью возникало в памяти тенью. Маленьким мальчиком попал в корпусную школу-интернат, где воспитывались янычары. Ум и сообразительность, с легкостью усваивавшийся язык противника, помогли ему выбраться из общих рядов и пройти обучение в закрытой школе разведки. Учили их русские учителя, натаскивали умению боя выходцы из той же России, волею судьбы закинутые в земли Высокой Порты. Даже много других предметов и умений вели славяне. Выпускник школы не должен чем либо отличаться от жителя северного царства. Еще будучи незрелым юнцом, Кемал подметил, сколь ненавистна родина самим русским, особенно лицам интилигентного склада ума, выходцам из среды отнюдь не мастеровых. Они яро ненавидели всех, кто был оттуда. Обратившись с вопросом к кахину, услышал ответ, который надо сказать озадачил. Священник улыбнувшись, объяснил. «У русских это в крови. Менталитет. Их бог поделил людей рожденных на Руси. Одни, коих большинство, беззаветно любят свою землю, при любом правителе, любом общественном строе, даже прозябая в нищете. Другие, так же люто ненавидят ее, при любом правителе, общественном строе, даже купаясь в золоте».

Сразу после выпуска отдохнуть не дали. Да ему и ехать-то некуда было. Заброска прошла успешно. Легализовался. Стал входить в ритм жизни русского царства, добровольцем пошел в армию. Колчак, что в переводе «Браслет», так значился его псевдоним по сводкам в ведомстве турецкого Генерального Штаба. Представился случай и он оказался на юге, в забытом Аллахом, как говорят русские, медвежьем углу. Не так давно, он с пополнением добрался в Мещеры Кубанские. Унтер-офицер Каплин Иван Алексеевич, начальник секретной части первого гвардейского полка, штаб которого входил в объединенный штаб командующего, имел отдельный кабинет, заставленный десятком несгораемых сейфов, парой шкафов и рабочим столом, за которым он в данное время с яростью пользовал зашедшую с бумагами к мелкому начальнику, вольноопределяющуюся Люську, с которой у него состоялась не только служебная, но и тайная связь. Уцепившись в столешницу руками и опустив на нее полную грудь, Людмила закусив нижнюю губу изо всех сил старалась не стонать и не вскрикивать при каждом точке партнера в район чресел. Муж Людмилы, прапорщик Лукомский служивший в этом же полку, давно перестал удовлетворять ее женские потребности. После пережитой психологической травмы, когда из всего экипажа он один остался цел, прапор и на семейном фронте сломался, превратившись из «рысака» коим был раньше, в «гладиатора», что молодой бабе было явно не достаточно. Как нельзя вовремя подоспела помощь унтера. Крепкий, поджарый и сильный москвич, в плане постели не подкачал.

Когда любовники подходили к завершению основного процесса «работы с секретными документами» и бравый унтер под тихие причитания партнерши, был готов вот-вот поделиться своими «соками» с мохнатой норой женского молодого организма: «Еще! Еще! Миленький ты только не кончай!». В обитую металлом дверь секретки забарабанили кулаком.

–Каплин, откройте!

Люську переклинило, и ее организм дал сбой. Мгновенно сократившееся от избытка чувств, страха и еще непонятно чего влагалище, поймало в «сладкий» капкан мужика, что того волка сунувшего лапу в металлический силок охотника.

–А-а-а! – завыла в полный голос.

Снаружи услыхали и приняли правильное но скороспелое решение. Дверь содрогнувшись, не выдержала удара Матушкина, терского казака, еще с молодости осевшего на Кубани.

–Бу-бух!

Поднимая пылищу, дверь всем полотном приложилась о бетонный пол. Картина маслом повергла в шок Волина и троих казаков, скучковавшихся за спиной подхорунжего.

Прямо напротив двери, лицом ко входу, расставив широко полные голые ноги, в рубахе с погонами на плечах, в позе буквы «Зю» стояла баба с задранным на спину подолом форменной юбки. Из ее открытого рта лилась мелодия фальцета: «И-и-и-и!». За впечатляющими размерами, гладкой кормовой части тела «певицы», стоял унтер в упавших к полу штанах. Одна его рука придерживала за плечо женщину, вторая, приставя нож к горлу, в любой момент готова была «перехватить» ей глотку. Глаза на выкате, видно не ожидал такого поворота событий, да еще сработавший «капкан» и постоянное напряжение в жизни нелегала, сделали свое дело. На нервах заорал:

–Отошли! Отошли все! Дайте мне выйти, или клянусь Аллахом, я ее зарежу!

Волина пробрал смех. Представил. Он, что, ее перед собой по всему штабу толкать собрался? Только решил начать переговоры, да увидел как отпустившая бабенку рука, сунулась в близкий ящик стола и извлекая на свет божий гранату.

–Бах!

Глуша слух, над ухом прозвучал выстрел. Лоб унтера украсился культурной дыркой проделанной револьвером. Брызги красного цвета испачкали рубаху и голую, гладкую задницу теперь уже бывшей любовницы. Оглянулся.

–Матушкин, заче-ем?

–Дак ведь граната, вашбродь!..

Ну, да! Зимин теперь точно сожрет без соли и без лука. Как на глаза начальству показаться? Плюнул в сердцах. Приказал:

–Урядник, разберись тут с этим безобразием. Врача вызови. И труп этого деятеля потом к нам несите.

–Слушаюсь!

И смех и грех! Зимин после доклада Волина о происшедшем, смеялся до слез. А после того, как на спине покойного воочию увидел заживший след шрама именно такой, каким должен быть шрам у Художника, то и вовсе развеселился сверх меры.

–Ты стрелял? – спросил бородатого казака в черкеске и папахе.

–Так точно, ваше высокоблагородие. Я!

Протянул в здоровенную ладонь, больше похожую на грабли, кругляш монеты.

–Вот тебе братец рубль серебром, выпьешь за упокой души новоприставленного Художника, гореть ему в Аду.

Кутепова в тот же день выпустили из заточения.

***

После взрыва основного объекта, сильно пострадал и кабинет генерала, находившийся в другом крыле здания. Стекла в окнах успели вставить, подмести, помыть, привести в порядок, но трещины на стенах бороздили рабочее место хозяина Мещер Кубанских ощутимо. А приемная с адъютантом командующего, навеивала чувство, что человек попал на стройплощадку. В отличие от помещения, как всегда подверженный лоску на мундире и сапогах, с крестиком ордена на груди и лукой аксельбанта, витым шнуром спускавшегося с погона к пуговице кителя, капитан Денисов встретил Зимина словами.

–Петр Геннадьевич, командующий ждет!

Генерал, сама интилигентность до мозга и костей, встретил ротмистра поднявшись с кресла.

–Ваше превосходительство!

–Прошу садиться, Петр Геннадьевич.

Уселся, держа из уважения спину прямой, не касаясь спинки кресла.

–По докладам из вашего ведомства, я так понимаю, что со шпионами и людьми не совсем чистыми на руку вы разобрались, переловили и кое-кого уже успели расстрелять.

–Всех – не всех, но гребнем прошлись. Можно сказать удачно. Разведка турок, как кстати и наша, работает постоянно, поэтому пожинать лавры нам долго не придется.