Мятежный дом (СИ)

— Но что-то я не слышала, чтобы вражеские флоты было так просто истреблять, — ухмыльнулась Бет.

— Да. Потому что дискретная зона — это ведь не бутылочное горлышко, это сектор в миллионы квадратных километров. И ваша задача — правильно рассчитать расстояние до выхода, чтобы разместить флот в такой точке, откуда вы сможете реализовать свое преимущество маневра, где бы я ни появился.

— Ага, — Бет чуть пододвинула чашку и блюдце к себе. — Вот так?

— Да. Теперь ваш флот висит, отключив двигатели, в свободном падении, и ждет, пока я покажусь из дискрета. И вот я показываюсь. — Огата поставил свой «флот» на край стола. — Как только ваши операторы ловят колебания гравиполя, вы разворачиваете флот в ту сторону и что есть силы рвете туда, откуда появятся мои корабли. Мы вылетаем из дискрета с постоянной скоростью, очень медленно набираем ускорение, не можем поменять строй — если вы рассчитали все правильно, вашим канонирам остается только стрелять.

Огата сопровождал свои слова медленным продвижением «флота» к подносу.

— И вот мы как бы пересекаем ваш курс. Это момент истины. Если вы правильно реализовали преимущество маневра, то мои корабли проходят мимо вашего фронта как солдаты, которых в старину прогоняли сквозь строй, под ударами ваших лучевых и импульсных пушек.

— Но ведь и вы можете стрелять, — возразила Бет.

— Можем. Но преимущество — у того, кто выстрелит первым. Он сносит орудийные башни противника и… все. Поскольку ваши операторы знают мою скорость и построение с той секунды, как мы вырвались из дискрета, а моим предстоит вас еще обнаружить, первый выстрел, скорее всего, останется за вами. Все, что мы можем — это, во-первых, развернуть корабли вокруг оси, подставляя для удара наименьшую площадь, а во-вторых — включить на максимум силовые поля.

— Но… — Бет собрала в голове все, что она знала о космических сражениях, — невозможно одновременно стрелять и закрываться силовым щитом.

— Именно. Закрываясь силовым щитом, я отказываюсь от активной обороны и просто минимизирую потери. В том случае, если я хочу избежать боя на этот раз, чтобы реализовать уже свое преимущество маневра и навязать тебе драку на своих условиях.

— А это возможно?

— Еще как. Во-первых, планет, которые соседствуют только с одной дискретной зоной, как Картаго, на самом деле мало. Более того, если с планеты можно уйти только через одну дискретную зону — то ведь не обязательно ее вообще атаковать, достаточно блокировать дискрет с той стороны. А в основном обитаемые системы находятся в виду как минимум двух дискретных зон. И пока противник изо всех сил стягивает войска к одной — можно ударить по второй. Ваш дядя атаковал таким образом Анзуд — провел флот через Сунагиси и малоисследованный проход оттуда. Тебя ждут в одном месте — а ты, как черт из табакерки, выскакиваешь в другом. Вот преимущество маневра. Шнайдер все время реализовал его там, где, как противникам казалось, его нет. Вот почему он великий флотоводец.

— Но тогда и в самом деле получается, что по-настоящему великий флотоводец — тот, кто побеждает, не имея преимущества маневра.

— Так не бывает, — решительно сказал Огата. — Противнику может показаться, что у тебя его нет, он ввяжется в бой, а ты реализуешь свое преимущество и победишь — так бывает. А победить, не имея этого преимущества — это… это все равно что выиграть состязания по фехтованию, не имея флорда.

— Но война — не состязания, — возразила Бет. — Так ли важно, уложил ты противника флордом или, например, задушил?

— Ну и как ты задушишь противника в космическом сражении? — улыбнулся Огата.

«Так, как задушили вас», — подумала Бет. — «Загнав в бутылку, из которой вы уже не можете высунуть носа».

Высказывать эту мысль она не стала, во-первых, потому что это показалось ей плохим началом для знакомства, а во-вторых, потому что в ротонде показался Северин Огата.

— Сударыня, — сказал он, еле сдерживая распиравшую его энергию. — Я глубоко сожалею, что представление моего сына приходится проводить так торопливо и скомканно, но беспорядки в городе требуют личного присутствия тайсёгуна, а я вынужден как можно скорее отбыть на Биакко. Посему сообщаю вам самое главное: моя младшая сестра Элинор Джин Огата не отбывает со мной, но остается в вашей свите вместе с моим сыном. Я сам сообщу ей о смерти матери. На этом смиренно кланяюсь и покидаю вас. Анибале, у тебя нет желания со мной поговорить? Минут десять мы можем урвать.

— Я… — Огата-младший поднялся во весь рост. — Да. Есть.

Они покинули ротонду, а Бет, откинувшись на спинку кресла, побарабанила пальцами по столу. Дик в своем репертуаре — появляется из ниоткуда, оставляет несколько трупов и исчезает в никуда. И этот репертуар… скажем прямо, несколько однообразен. Вообще, похоже на то, что Дику его кто-то пишет.

«Зачем ты соглашаешься на эти роли?» — подумала она. — «Пусть Рива сами убивают своих негодяев! Они гордятся тем, что умеют различать и наказывать зло — вот пусть и займутся!»

Бет отправилась к себе и начала разбирать почту — послания, написанные от руки на бумаге (с тем что приходило по электронной связи, имел дело Андреа). Среди прочих писем и записок мелькнул конверт, изящно надписанный тушью. Бет вскрыла его первым, догадываясь, что там будет — и не ошиблась. Аэша Ли приглашала на урок каллиграфии.

— Может быть, моя просьба покажется тебе странной, — Дик не мог видеть Пауля Ройе, но было в голосе какое-то смущение. — Даже глупой, наверное. Но ты, пожалуйста, хоть попробуй ее выполнить.

Дик поежился на «столешнице» медицинского сканера. Это был не просто сканер, как на навеге или на «Паломнике», это был суперсканер, просвечивающий больной орган чуть ли не до молекулы, составляя трехмерную модель, на которой мог бы работать хирург. Составление такой модели требовало снятия изображения послойно, а это значит — времени.

— Да, конечно, — отозвался Дик. Под мерное гудение аппарата, почти слепой в защитных очках, он бы заснул, если бы Ройе не отвлекал его разговором.

— Ты не мог бы сказать мне… если это не тайна, конечно… насколько серьезно у Хельги с сеу Дельгадо?

На навеге ничего скрыть невозможно. О том, что врача несколько раз видели выходящим утром из капитанской каюты, говорили на мостике, в столовой, в цехах — словом, жуя эту новость, навегарес пытались подавить информационный голод примерно так же, как, жуя ремень, пытаются подавить голод физический. Дельгадо изо всех сил отшучивался, а Хельга на попытки заговорить об этом просто не отвечала или, в лучшем случае, задавала встречный вопрос: «У тебя, может, по делу какой разговор имеется?»

— Не очень серьезно. Они… ну, как бы согрели друг друга, но я не думаю, что из этого что-то выйдет. Они оба не хотят.

— А ты не мог бы, когда вернешься на корабль, как-нибудь осторожно узнать… что она думает обо мне?

Дик закусил губы.

— Ты там смеешься, что ли? Изображение скачет.

— Извините. А почему вы сами не спросили, когда… случай выпал?

Ройе крякнул.

— Да я вроде как растерялся, и потом… как-то слишком быстро все случилось. В Империи как, не слишком рано после одной недели предлагать руку и сердце?

Дик вздохнул. Кажется, опять придется объяснять, что «как в Империи», он знает только в самых общих чертах. И в этих общих чертах выходит, что Хельга не может выйти за Пауля, будь он хоть золотой, потому что она обвенчана с Торвальдом.

Но Торвальд раньше оставил ее и женился на вавилонянке. И будь там хоть что написано в канонах, а по-человечески получалось нехорошо и прямо-таки подло: неверность одного связывала другого по рукам и ногам. Можно было бы уцепиться за формулировку «если же неверующий хочет развестись, пусть разводится: брат или сестра в таких случаях не связаны» — да Тор, как назло, был верующим. Зачем, скрипнул зубами Дик, кому это нужно вообще — устраивать все так, чтобы вместо двух брачных союзов было два «блудных сожительства»?