Поколение пепла (СИ)

Сначала им не было резона покидать бункер. Кругом раскинулись горы и леса, а ближайший город Карпинск не избежал участи военного городка. Радиосвязь была неустойчивой, но все же выжившие сумели наладить и долго поддерживали контакт с несколькими частями, в том числе с остатками Северного флота. Там, в Мурманской и Архангельской областях дела оказались еще хуже, там буквально земля горела под ногами.

Одна за другой замолкали дальние радиостанции на русском. В апреле из Европейской части страны не осталось ни одной, правда и из речи на чужом языке тоже можно было почерпнуть многое.

Что творилось за океаном, они не знали, но Европа полыхала. В Прибалтике, Польше и Венгрии рвались диверсионные атомные фугасы, в Черном море кто-то топил НАТОвские корабли — даже умирая, русский бегемот наносил американскому левиафану [3] одну рану за другой.

У них сохранились глаза и уши — мощная радиолокационная станция и системы связи. И хотя их собственные силы были представлены только батарей ПВО и охранным батальоном спецназа, они стали играть роль штаба для остатков сил Центрального военного округа.

Это была странная армия для странной войны — армия без тыла, когда мертвые города лежат в руинах, а десять-двадцать тысяч человек продолжают борьбу, разбросанные всему Уралу и Западной Сибири.

Но враг не появлялся и им, как и гражданским соседям, оставалось жить текущими проблемами. А проблем было много. Все это время их силы таяли.

Первоначально в Кытлыме несли службу больше двух тысяч солдат, офицеров и гражданского персонала, уцелели из них четыреста. Дисциплина тут всегда была на уровне, других на такие объекты не брали, но вскоре даже среди людей генерала стали все настойчивее звучать голоса бросать бесполезное железо. Профессиональные военные умирали от облучения, болезней, падали от случайных пуль распоясавшейся швали; некоторые, что греха таить, стрелялись и вешались. Само железо ржавело, последнее топливо шло на обогрев, последний спирт для протирки механизмов уходил на разогрев людей. Первой ломались сложная аппаратура. Из наполовину затопленного бункера переселились в бревенчатые срубы в тайге.

А в декабре их заставила встрепенуться новость — радиолокатор засек прилетевший со стороны Баренцева моря объект, который был идентифицирован как самолет ДРЛО «Хокай» («Ястребиный глаз»).

Он был далеко, и сами они сделать с ним ничего не могли, но генерал знал, что такие птички отдельно не летают. Патрулирование осуществлялось для авианосного соединения.

А вскоре пропала связь сразу с частью под Екатеринбургом. А через день еще с одной, на 100 км. западнее. Двигаясь как плуг вдоль побережья, враг добивал с недосягаемых далей уцелевшие соединения поверженной армии.

И тогда они приняли решение. Можно было уходить в леса и бросать матчасть, но они поступили по-другому. Никто не хотел стать камикадзе, но если для нанесения урона приходилось рисковать, никто не возражал. Не в последнюю очередь это было местью, но думали и о тех, кого этот каток еще мог перемолоть на пути к Берингову проливу.

Они вызвали огонь на себя. Как в боксе — дать нанести первый удар, уклониться и поймать на встречном движении.

Заброшенный до войны аэродром около города Качканар, километрах в пятидесяти к югу от горы, всего за день обрел вторую жизнь. На его аэродроме имитировалась деятельность тыловых служб. Вокруг пустых ангаров из рифленого железа проезжала инженерная техника, пустые бензовозы, урчали моторами и пыхали дизельным выхлопом тягачи, суетились механики. Неисправные самолеты, к которым не было запчастей, выкатывались на взлетные полосы. В воздух ненадолго подняли вертолет Ми-8. А на земле в ход пошли даже надувные макеты боевой техники, над которыми в свое время не смеялся только ленивый.

Настоящие самолеты так и оставались на небольшом аэродроме Кытлыма — взлетная полоса не пострадала во время удара «лазером».

А под Качканаром тщательно создавалась картина скоординированных действий и перемещений. Все выглядело так, будто у русских сохранилась здесь значительная группировка сил, которая находится в боевой готовности. И именно по ней должны были ударить в первую очередь.

Еще в первой войне в Заливе, во время «Бури в пустыне» американцы охотились за иракскими ракетными системами СКАД, вычисляя их по тепловому излучению при запуске ракеты. По ним наводили «Томагавки». Хитрые арабы в ответ придумали приваривать к тракторным прицепам железные трубы. Поджигая в трубе что-нибудь горючее, они имитировали «запуски».

«Штаб» изображался на раз. Мощный армейский передатчик плюс магнитофон с записью военных переговоров шифром, длинный волновод от передатчика проводился к какому-нибудь заброшенному бункеру. Да хоть к пустому погребу дачника. При бомбовом ударе дорогущей бомбой страдала только антенна и метров тридцать волновода.

Системы ПВО изображались с помощью жестяных конструкций типа гаража, с проволочной сеткой на крыше и микроволновой печью с разбитым кожухом внутри. В этот простой имитатор вполне могла попасть противорадиолокационная ракета НАТО. Модулируя излучение СВЧ печки, можно было имитировать радар ещё правдоподобнее. Этим способом активно пользовались сербы.

Копировать эти ходы дословно генерал не собирался, но кое-что на вооружение взял. Электронная начинка модернизированных «томагавков» могла распознавать технику и здания и по контурам, да и операторы могли отличить простые подделки. Ни сербам, ни иракцам эти фокусы не помогли.

«Ну так у них и не было средств, чтоб нанести врагу адекватный урон, — говорил себе генерал. — А у нас они есть».

Сниженная видимость тоже играла на руку: кое где-то еще горели нефтяные и газовые месторождения и даже угольные пласты.

Во время подготовки они не пользовались даже радиосвязью. Все приказы передавали световой сигнализацией и вестовыми на мотоциклах.

Сыр долго лежал в мышеловке, но Микки-маус пришел за ним. 8 мая 2019 года у агрессора сдали нервы — последовал сокрушительный удар, который поразил пустоту. «Умные» бомбы с лазерным наведением перепахали никогда не знавшие плуга поля. Дюралюминиевые фюзеляжи старых самолетов лопались от разрывов и жара авиабомб с белым фосфором. В напалмовом огне сгорали пустые ангары и склады. Пожалуй, впервые в истории войн оружие ценой в сотни миллионов долларов не убило ни одного человека.

Штатовских летчиков подвела самоуверенность. Гости из Западного полушария вели свою зачистку не первый месяц и приобрели ощущение безнаказанности, которое возникает, когда бьешь того, кто не может ответить. Это им и вышло боком, как и привычка полагаться на умную технику.

На нанесение удара по потемкинским деревням истребители-штурмовики истратили все ракеты. Причем нанесли удар на пределе дальности им помешали ионосферные помехи, которые резко снижали точность любого «умного» оружия.

«Триумфы», которые столько месяцев оберегали от холода и непогоды, оправдали доверие и не подвели. Треть штурмовиков, возвращаясь на корабль-носитель получила ракету в хвост, и совсем не оттуда, где была недавно сожжена «противовоздушная батарея». Каждый из трех комплексов хорошо отработал, сбив по 2-3 цели. И когда пилоты F/A-18 «Хорнет» в потрясении выпускали тепловые ловушки, внезапно оказалось, что в воздухе они не одни. К ним спешили два звена истребителей, втянув их в воздушный бой, которого те совсем не ждали.

Шесть самолетов, один из которых был ультрасовременным Т-50, вступили в бой против девяти оставшихся «Шершней», отрезая им путь к отступлению.

А с авианосца проекта «Дж. Форд» уже взлетала вторая волна на подмогу, а также для нанесения удар уже по уточненным целям на земле. Но оставив корабли практически без прикрытия

Над уральскими лесами поднимался смертельный фейерверк. А у побережья Таймыра к кораблям противника в это время приближалось все, что удалось наскрести из остатков дальней авиации. Пилоты двух бомбардировщиков с крылатыми противокарабельными ракетами Х-22 с ядерными БЧ в 350 килотонн, которые шли без прикрытия, понимали, на что идут. Предельная дальность в 600 км. у этих ракет означала необходимость приблизиться к АУГ на смертельно опасное расстояние.