Худой мир (СИ)

Только цель исчезла.

Цель столкнула с дороги чья-то неожиданно сильная рука. Наконечник пули вошел в плоть — и та брызнула металлической щепой в разные стороны.

«Это не больно», — уговаривала себя Марина, — «Это металл. Это не больно».

Но было больно.

Она опустилась на колени. Судя по всему, Олег выстрелил в ответ, но промахнулся. Он присел рядом с ней, не выпуская пистолета из рук, и тревожно о чем-то спрашивал. И, кажется, сетовал, что стрелок ушел.

— Все нормально, — ответила Марина, не расслышав толком вопроса, — Мне не больно.

Глава 7

Смятая, будто гигантским кулаком, солдатская каска неистово плясала на ветру вместе с вывешенным на шесте тряпьем. Через пулевые отверстия свистел крепнущий ветер. Небо чернело, суля невиданную ранее бурю.

Отца не волновали капризы природы. Он велел всем построиться у этого жуткого знамени. И Лиза тоже повиновалась, встав у края строя и втихомолку шмыгая носом. У нее не было крепких солдатских сапог, и ноги вымокли. Солдат рядом с ней — дядя Игнат — улыбнулся ей украдкой, но потом снова с серьезной готовностью вцепился взглядом в отца.

Тот поднял руку, и где — то за его спиной небо воспылало молнией и обрушилось громом, заглушив его первые слова. Лиза подкрутила слух, отсеяла свистящий ветер и неистовый грохот. Без толку — природа вещала на всех волнах.

— Наш боевой товарищ, наш брат, — рубил воздух отец, указывая на шест, — погиб, исполняя свой долг. Наши враги думают, что мы отступим. Что у нас нет чести, как у них, бросающих своих раненых на произвол судьбы. Но мы своих не бросаем и не забываем. Мы помним, что у нас есть враг. Сильный и хитрый. Мы должны ударить до того, как он придет в наши дома. Ударить наверняка, бить без промаха. Не жалея себя. Как он делал, в память о нем.

Отец повернулся к шесту, приложил руку к козырьку. Строй повторил за ним приветствие и замер под моросящим дождем. Безмолвная стена людей, встречающая ветер, будто волнорез — бушующее море. Лиза восхищенно смотрела на них, жалея, что у нее самой нет даже малюсенькой шапочки.

Отец первым опустил руку и поднял вверх оружие.

— Мы готовы, — провозгласил отец, кивая куда — то позади строя. Лиза непроизвольно обернулась — там толпились четыре огромных фуры, пришедшие несколько часов назад. Отец ждал их и выдвинулся им навстречу, как только получил весточку. «Как ты мог оставить Марину?» — спросила тогда она его. «Глупости ты говоришь», — возразил отец, — «Она в безопасности. Я позаботился.»

И Лиза поверила. А чего бы ей было не поверить? Ей было хорошо тут с ним. Все были своими, все улыбались ей и дарили подарки.

— Маленький Гаврош, — смеялись про нее.

— Я не Гаврюша, — сердилась Лиза, и солдаты взрывались хохотом.

Отец окинул взором молчаливый строй и, кашлянув, собрался сказать что — то еще. Завершить речь ударным аккордом.

Но гроза высказалась раньше. Порыв ветра чуть не сбил Лизу с ног, сшиб фуражку с головы отца, а деревья вокруг опасно накренились. Молния исполосовала небо, от горизонта до горизонта, и из прорези на них обрушились ливень, град и злорадный хохот грома.

И в этот миг что — то щелкнуло. Лиза услышала вой сирен, бой барабанов, топот маршей и пение труб. Из мира вновь пропали краски отличные от изумруда и рубина, руки вновь стали острыми. «Дрон?» — Подумала она, — «не бывает таких дронов. Это сильнее. Громче. Это как…как тогда. Когда все началось».

Система СОМН дала сбой.

Закат был багрово — красным. Ветер, чересчур уж сильный для вечера, срывал последние листья с деревьев и расшвыривал их по округе. При каждом порыве стекла в окне школьного медкабинета жалобно дрожали.

— Завтра будет гроза, — мрачно предрек Олег. Марина пожала плечами и, чуть щурясь, посмотрела на висящую под потолком тусклую лампочку. Больше месяца она не видела электрического света.

— Я думала, света нигде нет, — подумала она вслух. Молодая женщина, осматривающая ее правую руку через диагностические очки, ответила, не отвлекаясь от обследования:

— А только в школе и есть. Ребята бензиновый генератор поставили. Так… — она сняла очки и положила на стол, — вроде все затянулось само. Пули я не нашла. Видимо прошла навылет.

— Тогда дырка была бы у меня, — вставил Олег, не глядя на женщин. Он сидел, немного нервно подрагивая ногой. Табурет под ним поскрипывал в такт.

— Значит, машинки съели, — заключила женщина после нескольких секунд раздумий.

«Это они могут», — мрачно подумала Марина.

— Так бывает? — Олег удивленно поднял брови.

— Видимо, бывает, — пожала плечами женщина, — Не забывай — я просто ветеринар.

Ей было не больше тридцати. Светло — русые волосы едва закрывали шею, аккуратно обрамляя круглое лицо. Белый халат был накинут поверх флисовой синей куртки и таких же синих спортивных штанов. Похоже, обычно она носила очки — смотрела она чуть прищурено и подносила все прямо к глазам. Говорила она коротко и жестко, настойчиво. Так командуют льву «сидеть», чтобы вытащить занозу из лапы, и лев слушается.

— Ладонь сожми. Так, разожми. Еще раз. Только медленно.

Марина подчинилась, сама с интересом наблюдая, как гуляют сухожилия. «Да ведь они же ненастоящие», — подумала она, — «не нужны машинам сухожилия».

— Если все в порядке, — Олег поднялся с места, — То я пошел. Мне еще Дэна искать. Настя, устроишь пока Марину у себя?

— Оки — доки, — Настя одной рукой листала какой — то справочник.

— И будь добра, выдай мне сухпаек.

Настя посмотрела на него изумленно.

— Так где обычно же…

— Я там долго копаться буду, у тебя быстрее выйдет.

Сбитая с толку Настя поднялась и неуверенно вышла вслед за Олегом. Перед уходом она повернулась к Марине, пожала плечами и сказала:

— Сейчас вернусь. Опускай рукав, уже не нужно.

Марина так и сделала, с грустью разглядывая некрасивую дырку в красивом зеленом свитере. «Надо потом залатать», — подумала она про себя. В коридоре приглушенно звучали голоса, и Марина невольно прислушалась.

— Если она вдруг попытается… — голос Олега звучал прерывисто, — …сообщаешь немедленно. Ясно?

Настиного ответа Марина не услышала. «Кивнула? Помотала головой?» — гадала она, — «Ох, не к добру это все».

Когда Настя вернулась, Марина встала, потянулась и немного прошлась по кабинету разглядывая шкафчики, белоснежную раковину, старые подкрашенные весы — еще с металлическими гирьками — и детские рисунки. Было чисто и опрятно. Только темновато — лампочка не давала много света — и оттого немного зловеще. Из — за приоткрытой двери соседнего кабинета выглядывало, криво ухмыляясь, зубоврачебное кресло — главный детский кошмар.

— Ты тут давно? — спросила Марина.

— Три недели, — ответила Настя, прибираясь, — Я и сынишка. Скоро уже должен прибежать. Мы пока ночуем в школе, — извинилась она, — Я тебя размещу в кабинете директора, там королевский диван.

Марина кивнула.

— Ты говори, если чем помочь надо.

— Отдыхай пока, — махнула рукой Настя, — Вот завтра помощь понадобится. Как назло ни Ольги Петровны, ни Яна Николаевича, ни Нади. А надо и завтрак сварганить на всех, и детям уроки провести.

— Уроки? — удивилась Марина.

— Ну а что же, — пожала плечами ветеринар, — жизнь не остановилась. Я вот тоже учусь, — она кивнула на стол, заставленный стопками журналов и книг, совсем новеньких, в блестящих обложках, — Приходится по ночам сидеть читать.

Марина подошла к столу и наугад открыла одну из книг. «Новые направления техцитологии… Ну и словечко». Она полистала оглавление. «Типы клеток… Мимикрия… Синдром Мидаса: замещение поврежденных и разрушенных клеток… Уф».

Марина оторвалась от книги и заметила будто бы рукоятку, полукольцо, торчащее прямо из стены. Будто ручка от невидимого шкафа. Она была выкрашена в ярко — красный и пряталась за Настей, потому Марина раньше ее и не заметила.