Братья по оружию. Танец отражений. Память

Боль немного отступила, и он заметил, что Вербена все еще не отдышалась.

Старая доктор Дюрона хмыкнула:

– И как суперпентотал, помог?

Вербена неуверенно сказала:

– Кое-что странное он вспомнил. Мне надо поговорить с Лилли.

– Да, да и как можно скорее, – согласилась старая доктор Дюрона (значит, все-таки не Лилли). – Я…

Но тут его попытки говорить, заикание и дрожь вызвали конвульсии. Мир рассыпался на тысячи осколков. Очнувшись, он увидел, что две женщины удерживают его на постели, Вербена склонилась над ним, давая какие-то указания, а остальные Дюроны расходятся кто куда.

– Приду, как только смогу, – с отчаянием бросила через плечо Вербена. – Сейчас его оставить нельзя.

Старая Дюрона кивнула и ушла. Вербена отстранила поданный кем-то инъектор с противосудорожным средством.

– Запишите в его истории: этому человеку не вводить ничего, предварительно не проверив реакцию.

Она отослала почти всех помощников, и в палате стало темно, тихо и тепло. Постепенно дыхание выровнялось, но его все еще подташнивало.

– Извини, – сказала она, – я не думала, что суперпентотал приведет к такому.

Он попытался сказать: «Ты не виновата», но дар речи снова покинул его.

– И-и-йа. Делал. Плохо?

Она слишком долго не отвечала, а потом наконец сказала:

– Может, все обойдется.

Через два часа за ним пришли с антигравитационной платформой и перевели из палаты.

– К нам поступают новые больные, – невозмутимо сообщила доктор Астра с короткой стрижкой. – Им нужна твоя палата.

Ложь? Полуправда?

Больше всего его озадачило то, куда они его перевели. Ему виделись запертые камеры, а вместо этого его подняли в грузовом лифте и уложили на раскладушку в личных комнатах Вербены. В коридоре целый ряд одинаковых дверей – видимо, на этом этаже жилые помещения Дюрон. Вербене были отведены гостиная (она же кабинет), спальня и ванная комната. Он ощущал себя не столько узником, сколько собачонкой, которую тайком поселили в женском общежитии. Хотя он заметил еще один мужской вариант доктора Дюроны, мужчину лет тридцати. Доктор Астра назвала его Ястребом. Цветы и птицы. В этой бетонной клетке все – цветы и птицы.

Еще чуть позже какая-то юная Дюрона принесла ему поднос с обедом, и он поел вместе с Вербеной за небольшим столиком, наблюдая, как за окном опускаются сумерки. Надо полагать, в его статусе пациента-пленного изменений не произошло, но было приятно выбраться из больничной палаты, освободиться от датчиков и грозного медицинского оборудования. И заниматься чем-то столь прозаическим, как обед с подругой.

Когда они поели, он обследовал гостиную.

– Можно посмотреть ваши вещи?

– Пожалуйста. Если у тебя что-то сработает, дай мне знать.

Она по-прежнему ничего не говорила о нем самом, но по крайней мере была готова говорить о себе. Во время разговора его внутреннее видение мира вдруг изменилось. «Почему у меня в голове сидят карты п-в-туннелей?» Может, его восстановление пойдет по трудному пути: сначала он узнает все, что есть во Вселенной, а то, что останется, дырка в форме карлика, методом исключения станет им. Пугающая перспектива.

Он посмотрел сквозь стекло на чуть заметное сияние, повисшее в воздухе, – словно тонкая золотая пыль. Теперь он опознал силовое поле – шаг вперед по сравнению с первым столкновением. Силовой экран был военного образца. Непроницаем ни для чего, начиная с вирусов и молекул газа и кончая… чем? Конечно, снарядами и плазменным огнем. Где-то поблизости должен находиться мощнейший генератор. Защита была явно позднейшей добавкой – первоначальная архитектура на силовой экран не рассчитана. За этим что-то кроется…

– Так мы и правда на Архипелаге Джексона? – спросил он.

– Да. О чем тебе это говорит?

– Опасность. Что-то нехорошее. А это что за место?

– Клиника Дюрона.

– Да, так? Чем занимаетесь? Почему я тут?

– Мы – личная клиника дома Фелл. Выполняем то, что им необходимо.

– Дом Фелл. Оружие. – Ассоциация пришла автоматически. Он обвиняюще добавил: – Биологическое оружие.

– Иногда, – признала она. – И биологическая защита тоже.

Может, он солдат дома Фелл? Или взятый в плен вражеский солдат? Но какая армия возьмет в солдаты карлика-полукалеку?

– Это дом Фелл велел меня сделать?

– Нет.

– Почему я здесь?

– Для нас это тоже загадка. Тебя прислали замороженным в криокамере. Все говорило о том, что подготавливали тебя в страшной спешке. Камера была в ящике, который пришел простой почтой, без обратного адреса. Мы надеялись, что, если мы тебя оживим, ты сможешь нам сказать.

– Тут что-то еще.

– Да, – честно призналась она.

– Но мне не скажете.

– Пока нет.

– А что будет, если я отсюда уйду?

Она явно испугалась:

– Пожалуйста, не надо. Тебя могут убить.

– Снова.

– Снова, – кивнула она.

– Кто?

– Это… зависит от того, кто ты такой.

Тут он сменил тему разговора, но потом еще три раза снова к ней возвращался, надеясь, что Вербена невольно проговорится. Вконец измучившись, он решил прекратить попытки, но даже в постели еще долго лежал без сна, терзая проблему, как хищник добычу. Но все это только окончательно заморозило ему мозги. «Утро вечера мудренее». Может, утро принесет что-то новое. В какой бы ситуации он ни находился, но стабильной такую ситуацию уж никак не назовешь. Он словно балансировал на лезвии ножа, балансировал над тьмой, скрывающей все что угодно – пуховую перину, заостренные колья или, может, вообще ничто, бесконечную пропасть.

Он не знал, какой смысл в горячей ванне и массаже. Вот с упражнениями все ясно: доктор Астра притащила в гостиную к Вербене велотренажер и велела ему крутить педали до полуобморока. Такая мучительная процедура наверняка полезна. Но пока никаких отжиманий: он попробовал было и рухнул, пискнув от мучительной боли. Да еще разгневанная доктор Астра на него наорала, запретив делать самовольные упражнения.

Доктор Астра сделала какие-то пометки и ушла, отдав его в нежные руки Вербены. Теперь он, распаренный, лежал на ее постели, завернутый в одно только полотенце по бедрам, а она обследовала мышцы спины. Когда массаж делала доктор Астра, пальцы у нее были, как щупы. Руки Вербены ласкали. Строение голосовых связок не позволяло ему мурлыкать, и он время от времени только блаженно постанывал. Она дошла до ступней и пальцев ног, а потом снова двинулась вверх.

Уткнувшись лицом в подушку, он почувствовал, как еще одна система организма докладывает о готовности к работе – впервые после оживления. Лицо разгорелось от радости и смущения. «Она же твой врач. Ей следует это знать». Вербена и так прекрасно знает все его тело, снаружи и изнутри. Но он все равно продолжал прятать лицо.

– Переворачивайся, – сказала Вербена. – Пройдусь по второй стороне.

– Э-э… лучше не надо, – промямлил он в подушку.

– Почему?

– Гм-м… помните, вы все спрашивали, не сработало ли у меня что-то.

– Да…

– Ну… что-то сработало.

Она мгновение помолчала, а потом воскликнула:

– О! Тогда тем более переворачивайся. Мне надо тебя осмотреть.

Он вздохнул:

– На что только мы не идем ради науки.

Он перекатился на спину, и она сняла с него полотенце, спрашивая:

– Такое уже было?

– Не. Первый раз в жизни. В этой жизни.

Ее прохладные ловкие пальцы быстро и профессионально прикоснулись к нему.

– Это прекрасно! – с энтузиазмом сообщила она.

– Спасибо!

Она рассмеялась. Не нужно было никакой памяти, чтобы понять, насколько это хороший признак – когда женщина в такой момент смеется его шуткам. Осторожно, ласково, он притянул к себе ее лицо. «Да здравствует наука! Посмотрим, что будет». Он поцеловал ее. Она ответила. Он растаял.

Речь и наука на время были отброшены, не говоря уже о зеленом хирургическом костюме. Тело у нее было именно такое, каким он его себе и представил. Удивительное тело, особенно в сравнении с ним – жалким скелетиком, обтянутым бледной кожей.