"Господин мертвец" (СИ)

- На вашем месте я бы уже валялся без сознания.

- С нами иногда случаются подобные вещи, лейтенант. Не принимайте слишком всерьез. В конце концов я не чувствую боли, помните? Когда пропадает боль, повреждения своего тела воспринимаешь… спокойнее. Мертвое мясо не болит.

- Вы чертовски легко об этом говорите.

- Я и воспринимаю это легко. Главное – я уцелел. Значит, выполнил свою задачу. А рука… Как вернемся, покажусь нашему интенданту Брюннеру. Думаю, он что-нибудь придумает. Он сообразительный малый, иногда собирает мертвецов по кусочкам. Наложит какие-нибудь прочные шины, соорудит повязку…

Крамер с отвращением очистил лезвие своего ятагана, покрытое серой слизью, о траву.

- А что это была за мерзость, Дирк? Клянусь, я почти выпотрошил ее начисто, а она даже не вздрогнула…

- Подарок тоттмейстера.

- Я понял, что оно было мертво, - буркнул лейтенант, пряча нож, - Тут сложно ошибиться. Кажется, мне придется стать вегетарианцем до конца своих дней… Но что это такое?

- Я думал, вы догадались. Кабан. Всего-навсего кабан.

Крамер уставился на лежащую без движения разлагающуюся тушу в клочьях облепленной слизью шерсти и покачал головой.

- Если тоттмейстер способен вселить столько силы и ярости в обычного кабана… Он бился как цербер. У вашего Бергера, должно быть, и верно специфическое чувство юмора.

- А причем тут мейстер? Я лишь сказал, что это дело рук магильера. И вовсе не обязательно – из Чумного Легиона.

- Значит, французские тоттмейстеры?..

Дирк лишь пожал плечами.

- Понятия не имею. В конце концов, я всего лишь мертвец. И в тонкостях некромантии понимаю не больше вашего. Не знаю, кто убил этого кабана, кто поднял, и кто натравил на нас. Хотя, не скрою, мне это и любопытно. Забавно, когда я был мал, в нашей семье была популярна история, якобы случившаяся с сослуживцем моего прадеда. Он был приличным повесой, этот сослуживец, и его как-то раз вызвали на дуэль сразу несколько люфтмейстеров, с которыми он поссорился в каком-то кабаке. Они выбрали укромную поляну в лесу, но не успели сделать даже по выстрелу, потому что на люфтмейстеров набросился мертвый кабан, который разорвал их, как цыплят. Я еще думал, как смешно должен выглядеть мертвый кабан… И вот, пожалуйста… - Дирк помолчал, - Госпоже свойственен юмор. Жаль, что мы его не всегда понимаем.

- Приятель вашего прадеда был тоттмейстером? – удивился Крамер.

- Как и мой прадед.

- Шутите?

- Шутки мертвецов другого рода, лейтенант. И не самого приятного свойства. Нет, я вполне серьезен.

- Значит, в вашем роду были тоттмейстеры?

- Только прадед, насколько мне известно. Да и то, история была мутная… Я его никогда не видел. Более того, он был нашим фамильным проклятьем. Знаете, иметь тоттмейстера в родстве – сомнительное достоинство. Нередко их родственники стараются сменить фамилию и убраться подальше. Предрассудки, конечно. Но… В общем, я не знал своего прадеда и, к слову, не скучал о нем. Знаете ведь, как мальчишки представляют себе тоттмейстеров. Что-то страшное, в черной мантии, с огромными клацающими зубами, варящее в полнолуние свежих мертвецов в большом медном котле… Если бы прадед был жив, сейчас бы он наверняка посмеялся надо мной. Чертов кабан…

- И вы все равно написали прошение о переводе в Чумной Легион? – недоверчиво спросил Крамер, - Даже зная, что значит связаться с тоттмейстерами?

Мальчишка. Прежде времени повзрослевший, отмеченный пулями и шрапнелью, наглотавшийся пороху, но все-таки – мальчишка. Сколько таких мальчишек, как лейтенант Крамер, окажется выкинуто на обочину к тому моменту, когда закончится война?

Стоя рядом с Крамером, Дирк вдруг ощутил себя совершенно чуждым ему существом. Их с лейтенантом разделяло огромное расстояние, нейтральная полоса, исчисляющаяся сотнями километров.

- Написал. Вас это удивляет?

- Зачем вы это сделали? – спросил Крамер непонимающе.

Вопрос был задан. И по тому, как лейтенант смотрел на него, Дирк понял, что вопрос этот не мимолетный, не тот, от которого можно легко отмахнуться, как от беспокоящей мухи, прилетевшей на запах разлагающегося кабана.

- Не самый тактичный вопрос. Ничего страшного, я все понимаю. Хотите знать, какие чувства испытывает человек, когда завещает свое тело и свою бессмертную душу Ордену Тоттмейстеров? До какой черты он должен дойти, чтоб это сделать? И что он после этого чувствует?

Крамер покраснел. После недавней бледности это было хорошо заметно.

- Я не это имел в виду, - пробормотал он, - Не собираюсь лезть в душу.

- Очнитесь, - смешок, изданный ртом Дирка, был колючим, как проволочное заграждение, - Я же мертвец. Моя душа мне даже не принадлежит, все мои помыслы и желания подчинены мейстеру. О каких сокровенных мыслях и помыслах может идти речь? Хотите знать, почему я подписал прошение? Это не Бог весть какая тайна. В сущности, очень простая история.

- Не хочу ее слушать, если она вам неприятна, - твердо сказал Крамер.

Мальчишка.

- Думаете, я клюнул на все эти пропагандистские плакаты, а? «Спаси Германию, будь ты жив или мертв!». «Пусть дух германского народа ведет твое тело с оружием в руках!», - Дирк скривился, вспоминая врезавшиеся в память лозунги, - Даже в афишах военного займа больше чувств, чем в этих буклетах. Их пишут живые люди, которые ни черта не знают о мертвецах. А мертвецы могут многое рассказать, каково это, но только мало кто желает их слушать. Мертвецы никогда не пишут буклетов, призывающих распорядиться своим телом. Думаете, я исполнился благородного рвения, услышав про русские орды, прущие с востока, промаршировал в ближайший пункт и отрапортовал о своем желании принести жизнь в дар Ордену Тоттмейстеров?

- С трудом это представляю.

- И правильно, - Дирк смягчился, заставил себя говорить спокойнее, без злости, - Я был солдатом, но не был дураком. Хотя, в сущности, в чем отличие? Сотни тысяч молодых людей, вчерашних гимназистов, добровольно записывались в армию в четырнадцатом году. Они тоже завещали свою душу. Только не тоттмейстерам, а самой войне. Война приняла их души, а затем исковеркала и уничтожила. Сожгла, залила ядовитым газом, выпотрошила и закопала в грязи. Все эти наивные души оказались мертвы или навсегда изуродованы. Я видел этих ребят, Генрих, видел тысячи их. Невредимых внешне, но с мертвой душой. Страшное зрелище. Когда-нибудь они вернутся домой, может быть, а их души останутся здесь навсегда, лежать в разрушенных блиндажах, вечно бродить по траншеям и корчится от боли на колючей проволоке. Чем это лучше службы в Чумном Легионе?

- Ничем. Я сам потерял почти всех одноклассников здесь. Мы… тоже в каком-то смысле отдали свои души, добровольно возложив их на заботливо изукрашенный алтарь.

- Все мы здесь мертвецы, - сказал Дирк, ощущая безмерную усталость, свинцом залившую изнутри кости. Усталость, от которой он избавится лишь в тот час, когда дни его службы будут сочтены, - Просто некоторые из мертвецов еще дышат. Вы когда-нибудь были в Бре?

Крамер медленно покачал головой.

- Это где-то на западе?

- В Лимбургской провинции. Славный фламандский городок. В семнадцатом году французы и англичане перешли в наступление, и наш полк оказался там. Мы отступали почти везде, отчаянно стараясь выровнять фронт, в который лягушатники ловко вонзали клинья. А Бре был мертвой точкой, как выражаются в штабах, точкой опоры. Его нельзя было сдавать. Никак нельзя. Мы получили приказ впиться зубами в землю и держаться до самого конца. Тогда, в семнадцатом году, мертвецов на фронте было мало. Весь Чумной Легион состоял из пары рот. На протяжении столетий Чумной Легион был больше пугалом, чем реальной военной силой. В последний раз его использовали в эпоху Наполеоновских войн, и это оказалось настолько жутко, что после победы над Корсиканцем его серьезно сократили и спрятали от лишних глаз подальше, как чумной труп. Знаете, почему?

- Догадываюсь.

- Моральный дух собственных солдат пришел в упадок. Живой человек не любит мертвецов, а мертвецов с оружием в руках, скрежещущих сломанными костями и ковыляющих на обрубках ног, пусть даже для того, чтоб впиться зубами в горло твоего врага, не любит еще больше. Меч оказался обоюдоострым – и о нем постарались забыть до лучших времен. Точнее, до худших. И вытащили только в конце семнадцатого года, когда оказалось, что только мертвецы могут спасти Германию. Извините, я позабыл, о чем говорил.