Варшава и женщина

ебольшой, но славно снаряженный флот пуатевинцев покинул гавань Мессины и устремился к Земле Господней – несчастной, истерзанной земле.
* * *

Только о любви, о ней лишь одной, можно сказать, и говорилось на большом празднестве в Блае перед отплытием Гуго Лузиньяна и сеньора Джауфре за море. Началось в Божьем храме, во время торжественной мессы, и за пиршественным столом поздно вечером еще не завершилось – всю ночь перед тем, как взойти пилигримам на корабли, шелестело по темным покоям: «любовь… любовь…»

Человек заключен в мир греха, как в темницу, откуда нет исхода. Иной раз мир сей соблазнительно хорош и полон плотских наслаждений, но он же чреват смертью и предательством. И только жалость и любовь освобождают от непосильной этой ноши, которая заставляет нас спотыкаться и погибать на каждом шагу, уводит прочь из мрачной юдоли в Заморскую землю – по зову Господа, на защиту Его святынь.

Для вящей убедительности не священник произносил все это, но как бы сам Иисус, искусно сделанный из дерева, раскрашенный и снабженный особым скрытым механизмом, позволяющим открывать и закрывать рот фигуры. Эта говорящая статуя, распятая и скорбная, была водружена на кафедру для наставления отплывающих паломников, и ее проповедь произвела на собравшихся огромное впечатление.

– Три вещи вам необходимы для спасения моих святынь, – говорил, мерно двигая нижней челюстью, деревянный Иисус. – Третья из них – сила, которой вы обладаете в избытке. Вторая – знание, и им наделены некоторые из нас. Наипервейшая же – милосердие, ибо только любовью совершается на земле добро.

Выступил тут один монах из ордена цистерцианцев и нарочно обратился к проповеднику с таким вопросом:

– Господи! Отчего же Ты не позаботишься о Своей земле Сам, без нашей помощи? Тебе ли полагаться на человеков, зная бесконечную слабость их!

Раскрашенное лицо поначалу оставалось неподвижным, а затем, к ужасу и восторгу собравшихся, глаза фигуры ожили и повернулись в глазницах, уставясь на вопрошающего. Деревянные губы произнесли:

– Глупец! Ведь и Я принес Себя в жертву не по необходимости, а по любви. Разве заслужил Я от людей такое страдание? Нет! Но Я безропотно принял его из жалости к вам. Говорю же вам теперь: тот, кто нынче не исполнится жалости к Моему Гробу, будет лишен своей доли в Царстве Небесном!

Тут, передаваемые из рук в руки, замелькали матерчатые кресты, и всякий стремился завладеть таким и приколоть себе на одежду, а затем, разгоряченные, с красными лицами и возбужденно блестящими глазами, люди повалили к выходу и разбрелись до завтрашнего утра, мечтая о Заморской земле, о встрече с Богом, о новой, безгреховной жизни и всяческих чудесах, которые предстоит увидеть и испытать на себе. А наиболее знатные из пилигримов были приглашены князем Блаи на пир, где их ожидало роскошное угощение и превосходнейшие музыканты и жонглеры, которым наказано было подбирать песни, соответствующие торжественному случаю.

И вот о чем там пелось:

о тяготах долгого пути, в конце концов