Вернуться из Готана

А еще можно спросить у этого Д. Уокера (кстати, как его звать: Джон, Джеймс или, скажем, Донатан?), какие именно следы они искали. Как можно понять из текста, лишь человеческие. Ну да, тут написано: «посторонние к лагерю не приближались». Но почему они решили, что эти посторонние должны прийти пешком? А если на лошадях или слонах? Хотя это, конечно, праздное любопытство: мне надо заниматься не убийцами на слонах, а своими муравьями и пчелами. Каждому свое.

История была прочитана, но спать все еще не хотелось. Тут я вспомнил, что обещал Химмельсбергу прочесть об этих здешних демонах. Решено: полночь — самое время, чтобы изучать восставших из ада, уууу!

Оглушительный раскат грома за окном одобрил мое познавательное рвение. Его дополнил быстро нарастающий шум, словно к домику на всех парах мчался скорый поезд. Через несколько секунд по крыше забарабанило, стекла залило потоками воды: на лагерь обрушился ливень. Под этот влажный шум я отыскал пропущенный вчера файл.

«Как учит готанская религия тогдо, — читал я, — всемогущий Аттонг, создав свет и отделив небытие от бытия, пожелал вслед за тем сотворить существа, во всем подобные ему. Он наделил свои творения всем: и силой, и мудростью, и бессмертием, и провидческим даром. Однако великий Аттонг не учел, что великое могущество не терпит никаких границ, как бы просторны они ни были. Меж тем его творения были ограничены самим существованием Создателя. Эта ограниченность безграничного, этот внешний предел, поставленный беспредельной силе, породили в сотворенных существах неустранимые изъяны. Так возникли демоны: жестокий Кайохлабар, молчаливый Тебар и неистовый Мантро.

Кайохлабар — демон разрушения. Это он сеет в наших душах семена злобы и ненависти, он стоит за спиной убийцы и радуется пролитой крови.

Безмолвный Тебар — демон разочарования, творец и податель небытия. Он владеет нами в часы тоски, обращает в труху наши победы и являет изнанку всякой радости; он внушает отвращение к удовольствиям, толкает под руку самоубийцу, останавливает биение сердец существ, совершивших свой круг.

Но самый замечательный персонаж готанского пантеона — могучий Мантро. Он демон жизни. Преисполненный страстной жажды бытия, он внушает эту жажду всем живущим, заставляя их до конца бороться за существование. Он разжигает желание в мужах и девах, покровительствует любящим, заставляет извергаться всякое семя, присутствует при зачатии, стоит у колыбели. Мантро яростен и неудержим, не знает мер и границ, красоты и уродства, всякая жизнь одинаково хороша для него.

Однако, хотя в тогдо действуют сразу три дьявола, ни одного из них нельзя назвать владыкой тьмы, князем зла — словом, сатаной в европейском понимании. В отличие от европейского Люцифера, демоны Готана не восставали против Отца, не бросали Ему вызов, напротив, они хотели как можно лучше выполнить возложенную на них задачу, и не их вина, что им этого не суждено было сделать.

В самом деле, даже жестокий Кайохлабар, покровитель палачей и злодеев, разрушает не ради самого разрушения и убивает не ради убийства. Он Судья. Недаром его изображают с мерной чашей в одной руке и мечом в другой. Ни один твой шаг, да что шаг — ни один помысел, ни одна слабость и упущение не укроются от зоркого взора Судьи. Его напрасно умолять, приводить оправдания, доказывать свою правоту — малейшее уклонение от пути Отца будет наказано. Никто не уйдет от возмездия сурового демона, даже его слуги — злодеи и насильники. Соблазняя мучителя слабостью жертвы, Кайохлабар уже ищет ему кару по вине его.

Мрачный Тебар тоже не строит планов установить свою власть над миром. Питая отвращение к кипению и пестроте жизни, он в то же время покровительствует точному знанию, мудрости и высшей гармонии. Это странно, но в готанской религии именно демон небытия считается покровителем искусств и наук, особенно математики и философии.

И уж совсем не похож на исчадие ада неистовый Мантро — покровитель всякой жизни, всякой радости и удовольствия. Недаром ему посвящен любимый праздник готанцев — Мантройя, отмечаемый в начале апреля. Когда наступают дни торжеств, весь народ выходит на улицы; все запреты снимаются, обычно сдержанные и аскетичные, готанцы в это время ведут себя как легкомысленные искатели наслаждений. В честь демона жизни сооружены святилища, где совершаются обряды. А сторонники влиятельного еретического учения комантрон вообще отрицают существование двух других демонов; их функции и полномочия, так сказать, делегируются могучему Мантро, который, таким образом, становится по силе и значению почти равен самому Творцу. Именно сторонниками комантрона был создан один из самых замечательных памятников готанской литературы — легендарные «Беседы мудреца Кме Дирро с принцем Шин Шно». Вот отрывок из этого текста: «Вот мчится он, великий Мантро, над горами и равнинами, над деяниями и причинами их, сквозь времена, и пути, и помыслы. И там, где проносится он, реки ускоряют свой бег и выходят из берегов, и земля содрогается, юноши влекутся к девам, мужи — к славе, и все живое — к жизни и наслаждению. И совершаются подвиги и славные деяния, сражения и походы, но также и заговоры, и мучительства. Прекрасен лик великого Мантро, но страшна участь его узревшего, страдания и гибель сулит смертному эта встреча. Он ли владыка зла, властелин мрака? Знай, мой принц, зла нет в мире, лишь воля и страсть, лишь могучая страсть, ощутившая поставленные ей пределы…»

Однако важнейшей частью тогдо является все же не рассказ о трех демонах, ни один из которых не является владыкой ада, а учение о Воротах, воздвигнутых самим владыкой Аттонгом и именуемых Кадоро. Сквозь них души умерших, покинувшие телесную оболочку, устремляются к Создателю и, как сказано в «Ци чионо», библии иссоргов, «проходя Врата, подвергаются испытанию».

Кадоро имеют двоякую природу: они одновременно являются и духовным, мистическим феноменом, и материальным объектом. Эта двойственная природа превращает Ворота Кадоро в настоящие ворота, дверь, сквозь которую при определенных условиях могут пройти не только души, но и живые люди. Это обстоятельство является для готанцев источником постоянной тревоги. Ведь человек, случайно или по незнанию пройдя сквозь Ворота, тем самым нарушит мировой порядок. Вот почему иссорги тщательно стерегут…»

Раздавшийся стук в дверь заставил меня прервать чтение. Часы показывали второй час ночи. Кто это мог быть? Я подошел к двери. Тотчас же с той стороны, предваряя мой вопрос, раздался голос:

— Это Уокер. Я приношу свои извинения, но дело неотложное.

Я распахнул дверь, впустив порыв пахнущего грозой ветра и капитана в сопровождении одного из охранников.

— Я понимаю, что сейчас не время для визитов, — заявил капитан. — Но во всем лагере только у вас горит свет, и я подумал, что вы могли бы нам помочь. Скажите, к вам сейчас никто не стучался? Вы никого не видели?

— Стучался? — растерявшись, глупо переспросил я. — Нет, никто не стучался, и я никого не… Хотя нет, погодите: когда сверкнула молния, я видел одного из ваших людей.

Мое сообщение произвело неожиданное действие. Капитан и его спутник уставились на меня, словно я только что сообщил о сержанте, пролетавшем по небу, помахивая перепончатыми лапами.

— Молния?! — воскликнул мой гость. — Значит, вы тоже видели? Но почему мой человек? Какой человек? Где он был?

— Полчаса назад я выглянул в окно. В этот момент сверкнула молния, и я увидел, что по улице идет какой-то человек. Я тогда подумал, что это кто-то из охраны: кто еще в такое время может ходить по лагерю?

— Как он был одет? Какого роста?

— Одет? Не знаю. Мне показалось… Да, вот что: он был в брюках, а не в шортах, как тут все ходят, вот я и подумал, что он из охраны. И я бы, наверное, поручился, что это мужчина: фигура, манера держаться… Рост? Ну не знаю, средний, пожалуй.

— Куда он шел, в какую сторону? — продолжал допытываться капитан.

— Туда, — показал я. — Он шел от штаба в ту сторону.

— А молния…она… — капитан замялся, подыскивая слова, — она была далеко от него?