Лучи смерти

Снова Грей уселся рядом с шофером, и «такси», фыркая, как рассерженная кошка, заскользил вперед, ныряя в переулки.

— Нужно предвидеть все, старина! — говорил Смок, нажимая на руль и вглядываясь вперед, — нас может встретить на шоссе по дороге в Блеквиль полицейская застава. Мы или наврем им в три короба, — ведь по дороге свободного времени будет много, и мы успеем придумать какую-нибудь невероятную историю, — в крайнем же случае прорвемся, пролетим мимо, как птицы, угостив их парой пуль. Не унывай, старина!.. А вот мы и приехали.

С этими словами веселый шофер уменьшил ход машины, направил ее в темную пасть ворот четырехэтажного каменного дома и остановился во дворе, у крытого подъезда.

— Идем! — проговорил он, соскакивая с сиденья, — квартирка пока у меня неважная, присматриваю особняк на Пятой улице, да пары миллионов не хватает!.. Эх, заждалась меня моя старуха!..

В гостях у Смока

Друзья поднялись по тускло-освещенной, грязноватой лестнице во второй этаж и остановились перед обитой белой клеенкой дверью. Смок три раза, с равными промежутками, нажал кнопку звонка, и дверь распахнулась.

— Где ты пропадал с раннего утра до поздней ночи, Бен Смок? Если ты будешь продолжать в этом же духе, я разведусь с тобой, честное слово! — послышался у дверей звонкий веселый голос.

— Ой, Нэнси, не пугай меня, я такой нервный! Ах, я упаду в обморок! — дурашливо отозвался Смок и дружески втолкнул Грея в ярко освещенную маленькую переднюю. Грей поднял голову и с любопытством взглянул на жену Смока. «Старуха» оказалась молодой, голубоглазой, пышноволосой блондинкой с миловидным, загорелым лицом и яркими губами. Одета она была в чистое темное простенькое платье с белоснежным передником и в малиновые бархатные туфли.

— Это — мой старый друг Том Грей, Нэнси! — просто сказал Смок, вешан на гвоздь свою кожаную куртку.

Нэнси крепко, по-мужски, тряхнула руку Тома своей сильной, шершавой рукой и весело защебетала:

— О, мне Бен много рассказывал про вас! Он вспоминает вас почти каждый день! Я даже, признаться, начинала ревновать.

— Брось болтать глупости, старуха! — притворно сердитым тоном перебил ее Смок, — и давай нам есть: я голоден, как добрая сотня бродячих собак. Если ты не хочешь видеть труп своего мужа, умершего с голода, — дай мне бутерброд и стакан кофе. Иначе я не ручаюсь за себя! Или я умру, или съем тебя!

— Все готово. Я давно жду тебя и раз десять подогревала кофе, бродяга ты этакий! — весело засмеялась Нэнси и прошла в комнату. Оба друга последовали за ней и уселись за стол, на котором ароматным паром дымился большой медный кофейник и были аккуратно расставлены тарелки с холодным жареным мясом, ветчиной, сыром, яйцами и ломтями белого хлеба. Комната была небольшая, но чистая. Стены были оклеены светлыми обоями с маленькими букетами незабудок; крашеный пол был застлан дешевым пестрым ковром; на окнах висели кисейные занавески; в переднем углу кудрявилась зелень каких-то тропических растений в больших деревянных кадках; на стене висели дешевые олеографии в золоченых рамах, изображавшие лесные пейзажи. Комната освещалась яркой электрической лампочкой, под маленьким зеленым абажуром свисавшей над столом с потолка.

— У нас очень уютно, не правда ли? — заговорил Смок пододвигая себе тарелку с ветчиной. — Я как-то не удосужился побывать у наших миллиардеров, но, мне кажется, у них не так уютно. У них нет таких чудесных тропических растений и таких картин, Том! Эти растения и картины великолепны, и моя старуха вполне справедливо гордится ими. Видишь ли, Том, Нэнси мечтает еще о клетке с канарейкой и о маленьком чертенке в пеленках, который радовал бы ее в течение целых суток своим писком. Она уверяет, что без этого чертенка настоящей семейной жизни и уюта не существует и… что я — плохой семьянин…

— Эх, ты болтушка! — весело расхохоталась Нэнси, любовно толкнула кулаком в бок своего мужа, — лучше помолчи и ешь!

— Я-то не зеваю и ем, как честный человек, а вот наш гость как будто стесняется, — отозвался Смок, накладывая себе на тарелку солидный кусок мяса. — Если ты не будешь есть, как следует, Том, я рассержусь! Значит, тебе не нравится кушанье, приготовленное руками моей жены? В таком случае я не поеду с тобой и останусь дома.

— Как, ты собираешься уезжать, Бен? — дрогнувшим голосом спросила Нэнси и сразу опечалилась.

— Я должен ехать с Томом в Блеквиль, Нэнси! — серьезно ответил Смок. — Дело не терпит отлагательства. Соснем часок-другой и в путь. Денька через два я вернусь. Не беспокойся.

— Конечно, поезжай, если это необходимо! — подавляя вздох, проговорила Нэнси и принялась угощать гостя, который почти не прикасался к еде, и только теперь, под ее стремительным натиском, принялся за ветчину. Зато Смок с аппетитом рабочего человека, после длительного воздержания дорвавшегося до еды, уничтожал кушанья.

— Ну, кажется, я сыт! — заявил он, откидываясь на спинку стула и закуривая трубку. — Пойдем, старина, соснем малость рядом на кровати, как бывало в доброе старое время, когда мы с тобой снимали комнатушку с одной кроватью у тетки Салли. Помнишь? И как мы могли жить в такой грязной яме? Теперь я, благодаря Нэнси, приобрел буржуазные замашки и сплю на чистой простыне; ты только подумай! Идем, старина! Нэнси постелет себе здесь, на полу.

— Я не хочу спать и посижу здесь! — решительно заявил Грей, — я все равно не засну.

— Ну, как хочешь… — зевая отозвался Смок, — напрасно, очень напрасно! И тебе не мешало бы соснуть. Ну, коли так, пойдем, старуха!

Смок с женой удалились в спальню, а Том Грей откинулся на спинку стула, закрыл глаза, вытянул ноги и задумался. Он горел непреодолимым желанием поскорее добраться до Блеквиля и принять участие в борьбе. Эта досадная задержка раздражала его, и он в душе даже сердился на Смо-ка. «Что-то творится и восставшем городе? Может быть, там на улицах кишит жаркий бой, гремят выстрелы, и его товарищи изнемогают в борьбе с прислужниками буржуазии. Впрочем власти, вероятно, не скоро опомнятся от неожиданности: симпатии большинства солдат на стороне рабочего класса; они откажутся стрелять и удержат своих товарищей. Кроме того, во всех городах Штатов имеется Всемирная Ассоциация Рабочих; эта Ассоциация растет с каждым днем и сумеет поддержать в борьбе своих товарищей. Через океан Коммунистический Интернационал протянет руку помощи борцам за рабочее дело. Вот, разве машины, танки, аэропланы, которые имеются в распоряжении капиталистов… но ведь и машины управляются людьми!» Эти мысли успокоили Грея, и только теперь он вспомнил о Долли. Поезда не курсируют, и она в Блеквиль не приедет. Пожалуй, так будет лучше; он будет за нее спокоен. Ее присутствие в такой серьезный момент будет его только нервировать. А вдруг решительная девушка, несмотря на все препятствия, найдет способ пробраться к нему? Нет, пусть лучше она не приезжает. Он тогда будет спокойнее и всецело отдастся борьбе. Том Грей пошевелился и взглянул на часы. Сквозь кисейные занавески вливалась в комнату голубая муть рассвета, и свет лампы под потолком приобрел бледно-молочный оттенок.

— Смок, старина, вставай! — тихо позвал Грей.

— Я уже и то встаю, — послышался из спальни веселый голос Смока. — Здорово я заспался, уже светает. Ну, да ладно, дорогой мы наверстаем потерянное время и будем лететь, что есть мочи!

Шофер, уже совсем одетый, показался из спальни, а за ним следом вышла Нэнси с побледневшим от бессонницы лицом.

— Я тоже не спала, мистер Грей! — прошептала она, — я ведь первый раз расстаюсь так надолго с Беном. Сейчас я сварю кофе. Без кофе я вас не отпущу, как вы хотите!

Она порхнула в кухню, а Бен направился на двор к своей машине, чтобы приготовиться к отъезду.

По дороге в Блеквиль

Через полчаса «такси» мчался полным ходом по улицам спящего города. Том Грей по-прежнему сидел рядом с шофером. Серые громады домов были молчаливы и мрачны; лишь кое-где в окнах сияли электрические звезды, тускло светились огромные витрины магазинов, и зелеными шапками мелькали мимо деревья сонных парков. Восходящее солнце уже золотило острые верхушки тополей и освещало концы бесчисленных, вонзавшихся в глубину чистого неба фабричных труб на окраине, когда «такси» вырвался на широкое, прямое шоссе и полетел еще быстрее. Вдали показалась черная точка, скользившая навстречу «такси» с необычайной быстротой, увеличиваясь по мере приближения, и скоро друзья увидели большой четырехместный открытый автомобиль. В автомобиле сидело двое мужчин в широких серых пальто и в канотье и изящно одетая полная дама в широкополой белой шляпе, которую немилосердно трепал ветер. Когда автомобиль был уже метрах в тридцати от «такси», у одного из пассажиров ветром сорвало шляпу; она полетела птицей назад и покатилась по шоссе. Автомобиль остановился; коренастый, смуглолицый шофер в черной куртке, соскочив с сиденья, погнался за ней. «Такси» пролетел мимо встречного автомобиля и тоже остановился. Смок соскочил на шоссе и побежал рядом с незнакомым шофером, словно желая помочь ему догнать шляпу, которая, прокатившись еще несколько шагов, шлепнулась на камни.