Лучи смерти

В паутине наступавших сумерек черты лица Долли казались тоньше, и черными алмазами мерцали ее агатовые глаза.

— Я должен тебе сознаться, дорогая, что, кроме желания видеть тебя, еще одна причина заставила меня приехать сюда так поспешно, — тихо заговорил Том. — Видишь ли, я хотел, кстати, кое-что разузнать от тебя об открытии твоего отца. Я прочитал о нем в газете.

— Почему же оно тебя так интересует? — быстро спросила Долли, взглянув на него.

Том огляделся, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает, и тихо ответил:

— Неужели ты не догадываешься? Ведь если действие этих «лучей смерти» таково, как о них пишут, они являются самым страшным оружием, какое можно только вообразить. Конечно, буржуазия постарается захватить его в свои руки и использовать в борьбе с рабочим классом. Я верю в окончательную победу пролетариата, но «лучи смерти» вырвут из наших рядов тысячи борцов и оттянут решительную битву на много лет. Вот в чем дело, дорогая. Скажи, ты не слышала, правительство не предлагало твоему отцу продать изобретенный им аппарат? И действительно ли действие этих лучей таково, как о них писали?

— Видишь ли, Том, — отозвалась, помолчав, Долли, — я никогда особенно не интересовалась работами моего отца. Мне они казались такими скучными. Я всецело была занята чтением и спортом, на это я тратила все время. Что же касается «лучей смерти», то, по словам отца, они могут на расстоянии мили превратить в пепел армию. Два месяца тому назад отец сжег ими из окна своей лаборатории павильон в дальнем углу сада. Обычно я о них отца никогда не расспрашивала и, когда он сам начинал разговор о своем открытии, я, признаться, только делала вид, что слушаю, а думала о другом. О, если бы я знала, что ты ими интересуешься! Что же касается продажи его изобретения, то на этот счет ты можешь быть покоен. Отец мой большой чудак и совершенно об этом не думает. Недавно являлся к нему какой-то миллиардер с предложением продать ему «лучи смерти», и, можешь себе представить, давал два миллиона; отец выгнал его вон!

— Значит, пока все в порядке, — произнес Том, вставая.

— Ну, дорогая, мне пора!

Мощный инстинкт здорового влечения на одну секунду сплел их пальцы, спаял их тела и губы, и Том Грей, нахлобучив на глаза кепи, быстро зашагал к воротам. Долли молча следила за его широкоплечей, сутуловатой фигурой, пока та не слилась с сумраком под тополями у ворот, и, услыхав постукивание отъезжавшего «такси», тихо направилась к подъезду.

Профессор решается тоже

Обычно профессор Монгомери пил утренний кофе в своей лаборатории; но в это утро изменил своему обыкновению, желая побыть с дочерью, по которой безумно тосковал во время пятидневной разлуки; он просил тетушку Джен подать кофе на балкон. Он сидел в качалке, прихлебывая из чашки ароматный напиток, искоса посматривая на дочь, сидевшую напротив, необычайно серьезную и молчаливую и всецело углубившуюся в чтение социалистической брошюры в красной обложке. Профессор догадывался, что причиной этой странной, столь несвойственной Долли молчаливости был вчерашний разговор о Томе Грее, и, в свою очередь, дулся на дочь: после разлуки он так жаждал слышать ее веселую болтовню, видеть ее нежную улыбку и лукавый блеск агатовых глаз.

Неожиданно по балкону промаршировала тетушка Джен. Она молчаливо и сердито, словно зараженная их настроением, швырнула на стол перед профессором газету вместе с пакетом в голубом конверте и величественно удалилась, сотрясая мерным шагом гвардейского солдата балконный пол. Профессор разорвал конверт, быстро пробежал глазами письмо и озадаченно пробормотал себе под нос:

— Это… это черт знает что такое! Ни дьявола не понимаю! Странно, очень странно!

Он перечитал письмо, взглянул на почтовый штемпель на конверте и вскричал:

— А, теперь я понял, наконец! Письмецо запоздало! Долли, послушай, я тебе прочитаю самое оригинальное послание, какое я когда-либо получал! И в нем говорится о тебе!

Долли оторвала глаза от брошюры и взглянула на отца.

— Слушай! Нет, ты только послушай! — вскричал Монгомери и медленно стал читать.

— Ну, что же на это скажешь, дочурка? — спросил профессор, обрадованный тем, что разговор о письме проломает лед, и добрые отношения с Долли восстановятся. — Оказывается, здесь имело место самое настоящее вымогательство! Письмо это было опущено в почтовый ящик вчера в десять часов утра, если судить по почтовому штемпелю. Эти негодяи не ожидали, что птичка упорхнет из клетки.

— Вот, видишь, отец, ты совершенно напрасно думал плохо о Томе! — с упреком отозвалась Долли, — разве теперь тебе не ясно, что он во второй раз спас мне жизнь!

Профессор конфузливо уткнулся в газету. В глубине души он сам сомневался, чтобы Том Грей участвовал в похищении, но чувство недоброжелательства к этому человеку заставляло истолковывать в дурную сторону все его действия.

Долли была единственной привязанностью чудака-про-фессора; он обожал ее и приходил в ярость при мысли, что чужой человек уведет ее от него, и он не будет видеть ее милого лица, слышать ее звонкий, задорный смех и веселую болтовню. Сухой, черствый эгоист, он готов был принести в жертву своему эгоизму даже счастье своей дочери. Недоброжелательное чувство к Тому почти граничило с ревностью. Но после разлуки с дочерью в его мозг, хотя и медленно, внедрялось сознание, что насильно удержать при себе девушку он не в состоянии, что может наступить момент, когда чувство любви к жениху заставит Долли сделать решительный шаг. Он знал твердый характер своей дочери и начинал сознавать, что, в конце концов, Долли покинет его и уйдет к Тому Грею. Но если так обстояло дело, следовало найти такой выход, чтобы дочь осталась при нем и все-таки была счастлива. О, это он устроит! Для этого стоит только вызвать Тома Грея и предложить ему жениться немедленно на Долли и остаться жить здесь, в его доме. Для того, чтобы обеспечить Долли и ее будущее потомство, он, Монгомери, достанет денег сколько угодно. Стоит только позвонить Джиму Маклину. Правда, он не продаст ему тайны своего изобретения, но, тем не менее, заставит его раскошелиться. И он это сделает немедленно!

Профессор Монгомери, раз задумав что-либо, сейчас же приводил в исполнение задуманное. И теперь он вскочил и направился к телефону. Он приложил трубку телефона к уху, вызвал нужный номер и заговорил:

— Мистер Маклин? Алло, мистер Маклин! Говорит Монгомери!.. Да, да! Можете вы приехать ко мне сегодня?.. Да, мне кажется, мы с вами поладим! Через час? Отлично! Жду.

Он повесил трубку и вышел на балкон, собираясь обрадовать Долли своим решением, но та уже исчезла. Монгомери вздохнул и углубился в чтение газеты.

Сделка состоялась

Ровно через час на пороге балконной двери показалась бочкообразная фигура Джима Маклина. Нефтяной король переступил через порог, снял цилиндр и в нерешительности остановился. Накануне вечером доктор Барлоу, по подписи на чеке сообразивший, что в похищении дочери профессора заинтересован Маклин, сообщил ему по телефону об освобождении Долли. Неожиданное приглашение профессора повергло нефтяного короля в самую глубокую бездну удивления; он сначала заподозрил какой-то подвох, но потом уверенность в собственном могуществе и соблазн иметь в руках страшное оружие разрушения, заставили его решиться. Приветливая улыбка на птичьем лице Монгомери окончательно успокоила его. Он крепко тряхнул руку профессора, развалился в качалке и закурил сигару.

— Вы аккуратны… — заговорил профессор, взглядывая на часы, — надеюсь, мы с вами поладим. Конечно, я не продам тайны моего открытия…

— Позвольте! — вскричал, вскакивая, словно подброшенный пружиной, нефтяной король, — тогда за каким же чертом, спрашивается…

— Не волнуйтесь и выслушайте меня до конца! — спокойно перебил его Монгомери. — Повторяю, я не продам тайны «лучей смерти», но согласен за миллион долларов предоставить в полное ваше распоряжение устроенный мною аппарат с лучами. Я буду солдатом, действующим по вашему указанию, — рукой, которая уничтожит ваших врагов. Вы меня понимаете? Когда вам будет нужно, я явлюсь с моим аппаратом туда, куда вы укажете, и превращу в пепел любую армию. Что вы скажете на это?