Несущественная деталь

— Да, — согласился Эррун. — В Аду не останется и следа от ее сознания.

— И для этого мне нужно только отказаться от дачи показаний.

— Да. — Старик смотрел на него покровительственно, добродушно. Он вздохнул, сделал усталое движение обоими хоботами. — Ну, мы бы хотели, чтобы со временем вы взяли назад то, что уже сказали в прошлом, но пока мы не будем говорить об этом.

— Под страхом чего? — спросил Прин, стараясь говорить всего лишь с резонной, прагматической интонацией. — Если я не сделаю этого, то что тогда?

Представитель Эррун вздохнул, посмотрел на него с печальным видом.

— Сынок… Прин… вы умны и принципиальны. Вы могли бы вернуться на хорошее место в научном сообществе, и правильные люди проявили бы интерес к вашему продвижению. Отлично. В самом деле, отлично. Но если вы будете гнуть свое… те же хоботы, которые могут вытащить вас наверх, утопят вас, оставят там, где вы есть. — Он поднял оба хобота в защитительном движении, словно отражая возможное возражение Прина. — Это никакой не заговор, это только естественно. Люди склонны помогать тем, кто помогает им. А если вы будете осложнять им жизнь, то они точно тем же будут отвечать и вам. Нет никакой нужды привлекать тайные общества или злобных заговорщиков.

Прин отвернулся на мгновение, оглядел резной деревянный стол, цветастый ковер, спрашивая себя, насколько точно в реальности сна передаются детали. Если посмотреть в микроскоп, то что увидишь — еще большую замысловатость или расплывающиеся пиксели?

— Представитель, — сказал он, надеясь и подозревая, что в его голосе слышна усталость, — позвольте мне быть с вами откровенным. Я хотел было потянуть время, сказать вам, что подумаю, что дам вам ответ через несколько дней.

Эррун покачивал головой.

— Я боюсь, вам понадобится ваш… — начал было он, но Прин поднял хобот, останавливая его.

— Но я не буду делать это. Мой ответ — нет. Я не буду заключать с вами сделку. Я сделаю заявление перед Советом.

— Нет. Прин, — сказал старик, подаваясь вперед. — Не делайте этого! Если вы откажетесь, то я не смогу их сдержать. Они сделают с ней то, что им взбредет в голову. Вы видели, что они делают с людьми, в особенности с женщинами. Вы не можете обречь ее на это! Бога ради! Думайте, что вы говорите! Я уже спрашивал, могу ли я спросить о снисходительности, но…

— Замолчите, вы, отвратительный, испорченный, жестокий старик, — сказал Прин, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. — Никаких «они» нет. Вы — один из них, вы помогаете их контролировать. Не делайте вид, что вы и они — это разное.

— Прин! Я не в Аду. Я не контролирую то, что там происходит!

— Вы на их стороне, представитель. И вы наверняка имеете некоторый контроль над Адом, иначе вы не могли бы вообще делать эти предложения. — Прин помахал одним хоботом. — Но в любом варианте, давайте не отвлекаться. Мой ответ — нет. А теперь позвольте мне доспать. Я что — должен буду проснуться с криком или вы намереваетесь подвергнуть меня какому-то дальнейшему наказанию в этой маленькой странной среде виртуального сна, где мы находимся?

Эррун уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Вы хоть представляете себе, что они с ней сделают? — сказал он громким хриплым голосом. — Что же вы за варвар такой, если обрекаете на такое того, кого, по вашим словам, любите?

Прин покачал головой.

— Вы и в самом деле не понимаете, что стали настоящим чудовищем, представитель? Вы грозите, что сделаете все это или (если мы примем вашу наивную попытку дистанцироваться от мрачных реальностей той среды, которую вы с такой готовностью поддерживаете) позволите этому произойти с другим существом, если я не соглашусь солгать так, как это нужно вам, и вы же еще обвиняете меня в том, что я чудовище. Ваша позиция отвратительная, фарисейская, она столь же недостойна в интеллектуальном плане, сколь аморальна в нравственном.

— Бессердечный выродок! — Представитель, казалось, был искренне огорчен. У Прина создалось впечатление, что, будь старик помоложе, он сейчас вскочил бы со своего места и набросился на него. Или, по меньшей мере, встряхнул бы его за плечи. — Как вы можете оставить ее там? Как вы можете бросить ее?

— Если я спасу ее, то обреку на страдания всех других, представитель. А если я скажу вам поднять хвост и засунуть эту сделку туда, где ее местонахождение будет известно только вашей супруге, то я, возможно, внесу свой вклад в уничтожение Адов, спасая Чей и всех остальных.

— Ты самодовольный самонадеянный идиот! Кто ты такой, чтобы решать, что нужно нашему обществу?!

— Все, что я могу, это сказать…

— Нам необходимы Ады! Мы падшие, злобные существа!

— Ничто, требующее продления страданий не стоит…

— Вы живете в ваших долбаных кампусах с головами в облаках и думаете, что все вокруг прекрасно, что все цивилизованные, разумные, вежливые, благородные, умные, благожелательные — такие, как у вас. Вы думаете, так оно повсюду и со всеми. Вы и представить себе не можете, что произойдет, если мы устраним угрозу Ада, которая пока еще сдерживает людей!

— Я слышу ваши слова, — сказал Прин спокойным голосом. Благородные? Цивилизованные? Разумные? Эррун явно никогда не присутствовал на факультетских собраниях, то ли по результатам деятельности, то ли по вознаграждениям, то ли по назначениям, то ли по обсуждению трудов коллег. — Это, конечно, глупость, но интересно знать, что вы придерживаетесь таких взглядов.

— Ты напыщенный эгоистичный сучонок! — прохрипел представитель.

— А у вас, представитель, типичная этическая близорукость — вы видите только тех, кто рядом с вами. Вы спасете друга или возлюбленную и будете восхищаться собственным благородством, ничуть не заботясь о том, что тем же самым действием вы обрекли на страдание бесчисленное множество других.

— …Ты надутый маленький ублюдок… — прорычал Эррун одновременно с Прином.

— Вы полагаете, что и все должны чувствовать то же самое, и никак не хотите принять тот факт, что другие могут думать иначе.

— …я уж позабочусь, чтобы ей сказали, что это ты виноват в том, что они каждый вечер будут затрахивать ее до смерти в сто смычков…

— Вы варвар, представитель. Вы такого высокого мнения о себе — вы считаете, что все, кто для вас что-то значит, должны стоять выше других. — Прин перевел дыхание. — Да вы послушайте себя — вы угрожаете такой мерзостью только потому, что я не собираюсь подчиняться вашим требованиям. Как хорошо вы будете думать о себе, когда это закончится, представитель?

— Пошел ты в жопу, самодовольный вшивый интеллектуал. Твоя нравственная высота будет не настолько высока, чтобы ты каждую ночь до конца жизни не слышал ее криков.

— Вы сами себя загоняете в угол, представитель, — сказал Прин. — Чтобы пожилой и уважаемый избранный чиновник говорил таким образом! Я полагаю, на этом мы должны закончить наш разговор.

— Наш разговор на этом не закончится, — сказал старик голосом, полным ненависти и презрения.

Но разговор на этом закончился, и Прин проснулся весь в поту, — правда, не вскочил с криком с постели, а это уже было кое-что — с холодком ужаса в животе. Он помедлил, потом протянул хобот и позвонил в древний звоночек, вызывая помощь.

Они нашли что-то вроде тонкополосного церебрального индукционного генератора. Его прикрепили — чуть наискосок, словно делалось это в большой спешке — к изголовью кровати. От генератора в стену уходил экранированный кабель, оттуда — на крышу, к спутниковой антенне, замаскированной под черепицу. Именно это и позволило им проникнуть в его сны. Днем раньше ничего этого здесь не было.

Кемрахт, помощник представителя Филхин, заглянул ему в глаза, когда полноприводная самоходка переваливалась в темноте по дороге на пути к следующему тайному укрытию. В свете фар второй самоходки, ехавшей следом, тени на стене пассажирского салона безумно размахивали хоботами.

— Вы по-прежнему собираетесь давать показания, Прин?