Сумеречный септет

— Угости-ка своим крысомором, — попросил Патрон, покончив с тушенкой и устраиваясь поудобнее — насколько это возможно под непрекращающимся дождем — на низком, едва возвышающемся над необозримыми топями пригорке.

Вытащив из рюкзака жестянку с сигарами, я протянул ее Патрону. После того как он утопил вместе с рюкзаком свою универсальную чудо-бритву и щеки его стали зарастать клочками седой щетины, я впервые подумал о том, что ему, наверно, уже перевалило за пятьдесят. Прежде, когда он щеголял в крахмальной рубашке и элегантном сером костюме, лощеный, подтянутый, будто только что с витрины снятый, мысль о его возрасте мне и в голову не западала. И когда несколько лет назад Патрон женился на двадцатидвухлетней Мари Прэсто — восходящей звезде тристогомского кинематографа, это воспринималось как нечто естественное. Только сейчас, глядя в его усталое, обрюзгшее, перепаханное невесть откуда взявшимися морщинами лицо, я вдруг понял, что Патрон уже далеко не молод, утомлен жизнью и тянет из последних сил. И если мы быстренько не найдем эту чертову Станцию, то назад ему не дойти.

— Ох и дрянь ты куришь! — Патрон закашлялся, слезы выступили у него на глазах. — Хуже отравы, чем эти «Пинчос», на всем побережье не сыскать.

— Обычные черные сигары. Живу по средствам, — отозвался я и стремительно обернулся, почувствовав, что кто-то стоит у меня за спиной.

— Благо тому, кто накормит голодного, — неторопливо, нараспев сказал незнакомец. Струи дождя обволакивали его, и весь он, такой же бесцветный, как и окружающий нас мир, был едва виден.

— Так. — Патрон на мгновение замешкался, но тут же продолжал как ни в чем не бывало: — Пусть нам будет благо. Подходи, накормим.

Незнакомец приблизился. Лицо его с глубоко запавшими глазами было неестественно бледным. Из рукавов пятнистого маскировочного комбинезона вылезали костлявые конечности с невероятно вздувшимися суставами.

Сунув под брезент бесполезный автомат, я, повинуясь знаку Патрона, вручил незваному гостю банку с консервами.

Пока он ел, кося по сторонам водянистыми глазами, мы молча разглядывали его, недоумевая, откуда здесь могло взяться этакое чудо. Кончив есть, старик — теперь я уже ясно видел, что пришедший был лет на пятнадцать — двадцать старше Патрона, — поковырял пальцем во рту и вперил взгляд в сигару, которую я так и не успел зажечь. Он не мог оторвать от нее глаз, и я, поколебавшись, сунул сигару ему в руку.

— Это, конечно, не «Корона», но и здесь не «Счастливый якорь».

Руки у старика дрожали, сигара успела отсыреть, но после нескольких безуспешных попыток ему все же удалось ее раскурить. Сделав десяток жадных затяжек, он оглядел нас неожиданно осмысленными глазами и сообщил:

— Консервов там еще на целую армию хватит, а все остальное сожрали крысы. Представляете, — он заметно оживился, — деревянные ящики, как бумагу, прогрызают!

— Ужасно прожорливые твари, — согласился Патрон серьезно. — А как же они до формы не добрались? — Он указал на маскировочный комбинезон старика.

— Так она же на другом складе хранится. Им Людеквист ведал. У него все под запором, в его хранилище не то что крыса — таракан не проберется.

— Куда? — спросил я. Прикусил язык под гневным взглядом Патрона, но было уже поздно. Старик весь напрягся и, вытянув длинную жилистую шею, закрутил головой.

— А вы кто? Вы зачем? Куда идете, а?

— Компания наша тут заблудилась. Шесть человек. Не встречались вам часом? — Патрон стряхнул с лица дождевые капли, сделал паузу, ожидая ответа, но старик пропустил его вопрос мимо ушей.

— Вздумалось чудакам поохотиться, а места здесь дикие, незнакомые, мрачноватые места…

— Гиблые, гиблые места! — взволнованно забормотал старик, и я наконец понял, что меня смущало в его речи, — акцент. С таким акцентом говорят обычно жители западных провинций. — Лучше вам повернуть и друзей своих искать подальше отсюда. — Для убедительности незнакомец сжал руку Патрона, и тот успокоительно закивал головой.

— Разумеется, разумеется. Мы и сами собирались возвращаться. Тут же такие болота страшные — того и гляди, утопнешь. Сунулись было во-он туда, — он махнул рукой куда-то вправо, — так там и топи, и змеи, и туджаны…

— А впереди-то еще хуже! Не-ет, жизнь если любите, прямо ни в коем случае не ходите. Поворачивайте, истинно вам говорю, потом благодарить будете. — Старик мелко дрожал, глаза его бегали и блестели, как у сумасшедшего.

— Мы б ушли, да вот товарищи наши…

— Скажу, предупрежу, остановлю, разыщу! — скороговоркой выпалил незнакомец и, вскочив на ноги, ринулся в том самом направлении, куда категорически не рекомендовал нам ходить.

Догнать беглеца можно было без особого труда, но Патрон не сделал мне никакого знака, и я остался сидеть на прежнем месте, наблюдая за тем, как старик, смешно ковыляя, перебирается с кочки на кочку. Ноги его вязли во мху, временами он по колено проваливался в коричневую жижу и все же с удивительной настойчивостью и завидным для его лет проворством двигался вперед, пока не пропал из глаз, растворившись в стене дождя.

На мне был тяжелый водолазный костюм с множеством металлических сочленений. Перемещаться в нем было крайне неудобно, движения, и без того медленные в воде, становились и вовсе черепашьими.

В подводке кабелей к агрегату я разобрался быстро, но из-за того, что работать приходилось согнувшись в три погибели, сильно ныла спина, вынуждая меня время от времени устраивать короткие передышки.

Распрямившись в очередной раз, я с изумлением обнаружил, что из черной пропасти, в которую уходили хитросплетения проводов, прямо на меня поднимается акула. Длинное, идеально обтекаемое, похожее на торпеду тело венчала тупорылая голова с громадной пастью и крохотными злобными глазками. Вероятно, акула собиралась мною позавтракать, однако в таком костюме я был ей не по зубам и мог спокойно наблюдать за поведением хищницы.

Сначала моя гостья как будто не обращала на меня ни малейшего внимания: проплыла мимо раз, другой и устремилась к поверхности, показав свое мертвенно-белое брюхо. Я уже подумал, что акула решила поискать себе жертву побеззащитнее, как вдруг она, развернувшись, ринулась на меня. Хищница была совсем близко, и я резко выкинул вперед кулак в стальной перчатке. Акулье рыло смялось, на мгновение утратив выражение кровожадного самодовольства, и гигантская рыбина, оторопев, отплыла на десяток метров и снова кинулась на меня.

Раз за разом напарывалась она на мой бронированный кулак, пока наконец, усвоив урок, не уплыла прочь.

Работа близилась к концу, когда я неожиданно ощутил рядом чье-то присутствие. Я оглянулся, готовясь отразить нападение неугомонной хищницы, но акулы поблизости не было. Вместо нее рядом со мной на морском дне стояла симпатичная девушка, чем-то напоминавшая мне Катрин. Она была прекрасно сложена, и щемяще-красивое лицо ее дышало нежностью и печалью. И, что самое поразительное, на ней не было ни тяжелого водолазного обмундирования, без которого пребывание на такой глубине попросту невозможно для человека, ни даже купальника.

Очаровательная незнакомка откинула волну волос, прикрывавшую ее высокую грудь, и лукаво посмотрела на меня. Я криво усмехнулся, остро чувствуя всю глупость создавшегося положения: стою перед прекраснейшей девушкой — в дурацком шлеме, перчатках, глубоководном водолазном костюме, да еще с кислородными баллонами на спине. Сделав шаг вперед, я тряхнул руками, и перчатки соскользнули на песок. Потрогал нагрудник — свинцовая пластина была прочно прикреплена к шлему. Девушка ободряюще улыбнулась.

Нащупав крепление шлема, я сдвинул замок. Шлем упал и покатился по склону, нагрудник опустился к ногам. Я взглянул на девушку, ища в ее глазах одобрения, но — о ужас! — незнакомка стала превращаться в акулу. Прежде всего изменилось лицо, затем вся она изогнулась, начала вытягиваться, расти; ноги, слившиеся наподобие хвоста, оторвались ото дна… Передо мной была прежняя акула!