Наират-1. Смерть ничего не решает

И город блудливый раскинул объятья, готовясь ко встрече…

— Чаю… Кому ароматного горячего чаю… — сиплому голосу разносчика аккомпанировал перестук деревянных кружек. — Чай и пироги…

Строка катрена, пришедшая было на ум, оборвалась. Туран, отрицательно мотнув головой, попытался кое-как натянуть рукава куртки, чтоб прикрыть побелевшие ладони. Он с превеликим удовольствием выпил бы чего-нибудь горячего, но Фершах, давно свернув с тракта, вёл мулов без остановок, словно желая поскорее сбежать от пережитого страха. И Туран, говоря откровенно, его понимал. Ведь всё могло закончиться намного хуже. Ну откуда было взяться таможенному инспектору с патрулем так далеко от ворот?

Даже Карья честно признался, что до конца не уяснил, каким образом Фершах убедил стражников не лезть дальше первой тележки и не задавать лишних вопросов. Одно слово — мастер. Зато теперь окончательно стало понятно, почему за свои услуги этот неулыбчивый старик заломил цену вдвое выше обычной и поднял ее еще на четверть в процессе торга.

Туран врезал палкой по спине излишне ретивого нищего и сразу представил собственную экзекуцию. Тут поркой дело не обойдется: за их груз руки-ноги секут, а брюхо угольями набивают. В назидание, так сказать, жадности.

— Эй, парень, кончай кривиться, — Карья ободряюще подмигнул. Ну да, этому нипочем ни голод, ни холод, ни многодневная тряска в седле.

Высокий и худощавый Карья являл собой тот удивительный сплав многих черт, что встречается лишь в приграничье. Синие глаза и упорство наирцев сочетались в нем с медной кожей и ловкостью кочевников-хаши. Легкий нрав и изворотливость жителей Лиги уравновешивались спокойностью кхарни, в наследство от которых Карье достались также светлые волосы и обманчивая хрупкость черт. Рядом с напарником, Туран казался себе невзрачным и непримечательным. А еще — молодым и неопытным.

— Говорю же, улыбнись, не пугай детей мрачной физией, — Карья огрел хворостиной рыжего мальчишку, что сунулся было к тюкам. Оборванец с воплями бросился прочь, а Карья рассмеялся и, сунув два пальца в рот, свистнул вслед. А когда мальчишка обернулся, крикнул что-то на одном из наречий, наверняка, обидное.

Вот таким надо быть! Веселым и бесстрашным, чего бы ни случилось.

— Я могу отвести вас к Рауду. У него хороший постоялый двор недалеко, — бросил вдруг Фершах.

— Благодарю за любезное предложение, уважаемый, но я люблю прибывать к той цели, которую намечаю сам, — сказал Карья.

Фершах лишь пожал плечами.

Наконец, очередная улочка вильнула и уперлась в низкую длинную постройку. Стены ее, некогда выбеленные, теперь пестрели пятнами и потеками, соломенная крыша местами почернела, и дым тянулся не из печных труб, а тонкими сизыми струйками просачивался сквозь солому. Турану сперва даже почудилось, что дом горит. Но потом он заметил человека, который, оседлавши бочку, спокойно чинил сапог, а на дымящий дом и не оглядывался.

— Ладно, старик, — произнес Карья, спешиваясь, — здесь и распрощаемся.

— Дурное место, — пробурчал Фершах. — Вам виднее, но послушали бы деда, которому случалось видеть многое, а слышать еще больше, чем видеть. У Рауда хорошее подворье. Сам хозяин хоть и не богат, но честен и нелюбопытен.

— Спасибо за заботу, но это место нам подходит. Туран, помогай давай.

Фершах молча глядел, как развязывали веревки, как снимали ящики, о содержимом которых он старался не думать, как снова увязывали тюки с дешевой тканью. И не только с ней: была внутри пара свитков действительно хорошего товара.

— Что ж, мастер, — закончив дележ, Карья протянул поводья головного мула. — Мы свое слово держим.

— Да пребудет с вами милость Всевидящего.

— Трус, — прошептал Туран, глядя на поспешность, с которой исчез их проводник.

— Скорее, благоразумный человек. А теперь уходим. Бери, — Карья подхватил один из коробов так легко, словно в нем и вовсе нет веса. — Осторожнее только.

Туран хотел огрызнуться, но смолчал: в этом деле лишний раз напомнить — только на пользу. Собственный же ящик, показалось, весил больше обычного. Длинной в полтора и шириной в пол-локтя, он был изготовлен из особой древесины, прочной, но тяжелой, и перетянут для надежности кожаными ремнями. От них отходили веревочные лямки для переноски на спине. В крышке и по бокам виднелось несколько рядов аккуратно высверленных дырочек. Там же имелись бронзовые ручки, обмотанные тканью.

Хорошая вещь.

— Кого шабаршите, брысы? — отложив сапог в сторону, вдруг поинтересовался человек.

— Ништяво. Клеста водим, — отозвался Карья, прилаживая ящик за спиной. Туран ничего не понял, но сапожник объяснением удовлетворился, кивнул и снова принялся за дело.

Правда, случись Турану задержаться на несколько минут, он бы вероятно узнал битого Карьей мальчишку, который, скользнув во двор, принялся объяснять что-то человеку. Тот, выслушав, швырнул недошитую обувку в бочку и сердито пролаял:

— Ну, брысы шакушные! Внахрю пометелили… Цыркарю забаклай на попригляд, поласкавьте цветажных.

Карья, протиснувшись в щель между хибарами, выбрался на улочку, каковая, на взгляд Турана, ничем не отличалась от той, по которой они шли минуту назад. И предыдущей, и той, что была до неё. Петляли долго и вроде бы бестолково, но здесь Карья приостановился, огляделся, выискивая одному ему понятные приметы, одобрительно кивнул — видно и вправду идти недалеко осталось — и тут же, заслышав многоголосый гомон и смех, замер. А из-за угла уже торопливым ярким колесом выкатился хоровод артистов-оборванцев. И сразу, оглушая, грянули девятиструнные селимбины, завыли дудки, забренчали медные колокольцы. Ярко размалеванные девицы затянули что-то озорное на смеси наирского и кхарни, а в руках жонглеров заплясали алые кольца. С полдюжины ребятишек, кружащих рядом, разразилось восторженными воплями.

Карья было попятился, но натолкнулся на Турана, а спустя мгновенье оба они оказались в центре толпы.

— Не ведал старый басторне, как удержаться на жене… — заходились ненастоящие красотки.

— Эй, уважаемые купцы, всего за четыре «жеребка» Вармун проглотит десяток кинжалов! — заверещал юноша в желто-зеленых ромбах и дырах, ловко вставая на руки.

— Еще! Еще! — голосили мальчишки, восторженно следя за мельтешением колец, которых становилось все больше.

— Или фокусов желаете? — не унимался цветастый, становясь на ноги. — А может — эквилибристку-Ройше из Паристорна?

Мелькали пышные юбки и буфы, пахло вином и приторными духами. Что-то потянуло за куртку, разворачивая, и коснулось щеки. Туран оттолкнул было руку, но другая уже гладила шею. Мертвенно-бледное от пудры лицо с алыми губами оказалось вдруг близко-близко.

— Карманы, — рявкнул Карья и заработал локтями.

А Туран уже чувствовал, как гуляют по его телу, сковывают движения чужие руки. Одно плечо вдруг стало свободно, а взрезанная лямка легко соскользнула вниз, но ящик и не думал падать — кто-то его уже надежно держал сзади.

— Дай монетку бедной девушке… отблагодарю… — на широком подбородке красавицы через слой белил пробивалась щетина.

— А ну!.. — заорал Туран, но осекся, напоровшись на холодный взгляд и проблеск стилета, среди яркой ткани.

И тогда Туран сорвался. Плетью выбросил кулак от бедра навстречу страшному лицу, лишь перед самым ударом чуть дернув запястьем. Скрытый кинжал выскочил из широкого рукава и вошел точно в глаз комедианта. Вырвав клинок из тягучей раны, Туран наотмашь полоснул кого-то справа, судя по визгу — одну из девок. Лягнул, не глядя, стоящего за спиной и сразу присел, подхватывая ящик.

Ряженый рухнул одновременно с первым истошным криком.

— Убиииваююют!

— Стражааа!

Что-то глухо стукнуло о деревянную крышку, а Туран, не вставая, вовсю бил по ногам, впрочем, почти не находя целей: артисты разбегались. Через четверть минуты проулок опустел. Памятью о происшествии осталось несколько лужиц крови, оборванный бубенец и труп. Да еще — удаляющиеся, но не смолкающие вопли.