Ностальгия

Я с удивлением обнаруживаю, что у меня даже не украли деньги из нагрудного кармана, хотя подчистую вытащили мелочь и ключи от квартиры из карманов шорт, и удобно устраиваюсь на открытой террасе какого-то ресторанчика, увитую лозой, нисколько не стесняясь своих босых ног, испачканных песком — тут все такие. Я вижу поджарого сильного мужчину моих лет, что мягко улыбается мне из-за соседнего столика. Как только я занимаю столик, он поднимается и неторопливо подходит ко мне. Все его движения выверены и неспешны.

— Вы позволите мне присесть ненадолго, сеньор? — вежливо спрашивает он, и я мгновенно настораживаюсь, и быстро оглядываюсь вокруг, с трудом напрягаю мои затуманенные мозги и то что я вижу, убеждает меня, что я сплю. Ибо этого не может быть.

— Садитесь, майор, чего уж там. Простите, что не называю вас сэром. Очевидно, это было бы нарушением конспирации, — говорю я, — Хотите вина?

— Не откажусь, — говорит мужчина, тщательно скрывая свое изумление, и делает знак официанту.

Я молча рассматриваю его узкое волевое лицо. Серые глаза. Резкий подбородок. Расслабленная поза, за которой прячется скрытая сила. Он не один. Его прикрывают. Двое за столиком у входа. И он совершенно не боится меня. Не опасается окружающей обстановки. Он изучает меня в ответ. Совершенно спокойно и не маскируя намерений. Отмечает мой возраст. Сильные плечи. Линию подбородка и ширину лба. Ему нравится огонек ума в моих глазах. Надо же — никогда бы не подумал про себя такого. Перебрасывает в уме варианты признаков, по которым я смог его опознать. У него ничего не сходится. Ему это сильно не по душе — он привык контролировать ситуацию.

— Не знаете, с чего начать разговор? — подбадриваю я.

— Да нет, просто гадаю, тот ли вы человек, что охмурил мою наивную крошку Шар, — неискренне отвечает Генри О’Хара, майор военной разведки. Отец Шармилы.

— Именно тот, Генри. Вы позволите мне вас так называть?

— Да чего уж там. Давайте, Ивен. Новый год, все-таки.

Я разливаю вино и поднимаю бокал.

— С Новым годом, Генри!

— С Новым годом.

Мы звонко сталкиваем бокалы. Волна радостных криков доносится сквозь музыку — новые букеты огней распускаются в полнеба.

— Я попытаюсь облегчить вашу задачу, Генри, — довольно развязно говорю я. Вино расслабило меня до состояния сырой глины, — Вы ведь сюда не о вашей дочери поговорить пришли. Времени у вас — кот наплакал, следовательно — “горячий” подход, прямая вербовка, побудительный мотив, скорее всего — страх наказания за убийство некоего человека, убивать которого мне не следовало. Кроме шантажа, видимо, значительную роль будет играть ваш статус человека, являющегося родственником женщины, которую я люблю. Это здорово стимулирует доверие, верно? Закройте рот и улыбнитесь, Генри. Где ваша хваленая выдержка, черт вас возьми!

— Не знал, что программа подготовки в Корпусе затрагивает такие сферы, — наконец, говорит Генри.

Он берет себя в руки и улыбается открытой улыбкой поверх бокала, глядя мне в глаза. Но вот незадача, я вижу, что улыбка эта — просто часть правил установления контакта. К тому же он элементарно тянет время, заново выстраивает линию разговора, так некстати разрушенную моей непосредственностью. Он лихорадочно перебирает в памяти данные моего досье, я удивляюсь мимолетно — ого, сколько насобирали! — тут и мой послужной список, и характеристики непосредственных командиров, доклады службы наблюдения СБ, перечень негативных контактов и медицинские показатели, описание склонностей и способностей, полицейские досье и материалы уголовного дела, здесь же сведения о всех женщинах, к которым я когда-то так или иначе соприкасался, о друзьях, знакомых, о семье. Подробно описываются круг моих контактов во время, до и после службы, мои привычки и пристрастия, сорта пива, которые я употребляю, состояние моих финансовых дел и даже протоколы судебных заседаний с моим участием. Я поражен даже не тем, каков объем энциклопедии, посвященной моей вполне серенькой персоне, а тем, как обычный, в общем-то человек, смог за сутки переварить бескрайний океан информации. Эта способность и колоссальная работоспособность собеседника вызывает во мне невольное уважение. Сейчас О’Хара уже сомневается в своем прежнем выводе о возможности моей вербовки. Я даже вижу крючок, которым он собирался меня зацепить — убийство офицера. Беда этих господ — обладая прорвой информации об объекте, они не могут хотя бы попытаться отойти от заученных схем. Их улыбки, доверительный тон и внешняя респектабельность — не более, чем следование раз и навсегда утвержденным правилам игры в кошки-мышки. Дьявол тебя подери, майор, да будь ты просто человеком — скажи, что тебе надо, и для чего, и как это сделать, и я расшибусь в лепешку, чтобы помочь такому парню, как ты! В конце концов, ты единственный, кто сейчас может помочь мне выбраться из этой задницы! И майор удивляет меня. Потому что вдруг говорит то, что думает.

— Моя крошка не зря выбрала вас, Ивен. Теперь я вполне понимаю ее, — произносит он и сует в рот тонкую сигарету, — Курите?

— Вы же знаете, что нет, — усмехаюсь я, — По-моему, в моем досье это зафиксировано. А вы вовсе не зеленый новичок, который пропускает такие сведения.

— Да бросьте вы ерничать, — он прикуривает от массивной дорогой зажигалки. Глубоко затягивается и выпускает в потолок ароматный дым, — Моя девочка всегда отличалась нестандартными поступками, — делится он, — Сначала переезд на эту дыру — Шеридан. Потом — офицерская школа. Венец всему — связь с вами, вызов окружению, нарушение табу, карьера псу под хвост, причем с риском для жизни. Скажите, дружище — у вас это серьезно?

— Вы меня удивляете, Генри. Разве вы тут для того, чтобы поговорить с будущим родственником?

— И все же. Строго между нами. Я понимаю, Шар очень привлекательна сексуально и дело может быть только в этом…

— Да нет, Генри. Дело вовсе не в этом. Точнее — не только в этом.

— Значит серьезно, — подводит он итог.

Мы молчим некоторое время. Пьем вино и любуемся условно одетыми красотками, заразительно смеющимися в компании пары отвязных мачо с золотыми цепочками поверх теннисных рубах. Генри явно прошел курс омоложения, средства позволяют — вид молодых аппетитных тел будит в нем далеко не отцовские желания. Старый ты жеребец, майор. Мы смотрим друг на друга и понимающе улыбаемся. Натура разведчика неистребима — несмотря на искренность, он краем сознания фиксирует, что контакт установлен и можно переходить к делу.