Грибница

Павлик здорово перепугался, когда его затолкали в кузов броневика. Он кричал и вырывался что было мочи, а потом вдруг просто бухнулся в обморок. Вечером на привале, когда все вышли на улицу, он попытался удрать, но Игнат был настороже и успел поймать его за лодыжку, прежде чем пацан нырнул в ближайшие кусты. После непродолжительной борьбы пленник сдался. Его накормили (он ел жадно и не аккуратно, как свинья), попытались помыть и переодеть — ничего не вышло. Тогда Инга (у неё всегда получалось разговорить любого человека) тихими уговорами стала выяснять имя мальчика. Её голос заворожил его. Он сидел на корточках, как шимпанзе упираясь в землю костяшками кулаков, и буквально пожирал глазами её шевелящиеся губы. «Па-в-лик» — голос у него был хриплым, прерывающимся, будто не мальчик говорил, а галка дразнилась.

Благодаря Инге он и остался. Далеко от неё не отходил и даже делился с ней своими корешками-ягодками. Инга с серьёзным видом принимала эти подарки, иногда даже отправляла в рот ягодку калины или плодик шиповника, что безмерно радовало Павлика. Шли дни. И если Ингу он любил, то броневик просто ненавидел. Переезды вместе с умалишенным пацанёнком превратились в настоящую пытку для всех пассажиров БРДМа. Мало того, что Павлика нужно было стремительно и неожиданно затолкать утром в кузов, так ещё на протяжении всего переезда приходилось терпеть его бесконечный скулёж и хныканье. Затихал Павлик, только оказавшись на земле. Он припадал к ней ухом, вжимался в неё, зарывал в неё руки и лежал так минут пятнадцать-двадцать, будто слушая её дыханье. А потом всегда успокаивался.

Однажды, спутники Игната, уставшие от всей этой канители, упросили его сделать выходной и остаться на стоянке хоть на пару деньков. Благо, что местечко было действительно приятное: совершенно случайно они съехали с дороги и по просеке в смешанном лесу докатили до небольшого лесного озера. В тот день заметно похолодало и хоть небо было по-прежнему обложено тучами, но надоедливая морось всё же не сыпалась. Пахло грибами и прелыми листьями. Было спокойно, и Игнат согласился.

Что в лагере нет Павлика, заметили только за обедом, когда он не подошёл за своей порцией каши. Стали вспоминать, когда и где видели его в последний раз. Выяснили, что это было утром: как обычно мальчишка шнырял в окрестностях лагеря, ковырялся в земле и обирая лесные ягоды. Куда он делся потом, никто не заметил. Игнат легкомысленно заявил, что негодник сам объявится, когда есть захочет, но Инга всерьёз забеспокоилась, и сказала, что мальчика нужно найти. Женщины её поддержали, и Игнату пришлось уступить.

Пропажа нашлась километрах в полутора от лагеря. В глубине леса на небольшой поляне Павлик преспокойно ковырялся в лесной подстилке неподалёку от табунка молодых кабанчиков. Лёху, который и обнаружил эту компанию, удивила их окраска — полосатая, как у подсвинков — а ведь размером они уже были всё равно, что взрослые. Такое соседство представляло серьёзную опасность для Павлика, но ребёнок этого явно не осознавал. Лёха раздумывал, что же делать: с одной стороны требовалось поскорее забрать отсюда их юного попутчика, но при этом Лёхе не хотелось упускать такую вожделённую добычу. Подумать только, всего в тридцати метрах от него гуляют сочные отбивные, котлетки, ростбиф, жаркое или шашлык! Только вот где же их мамка? Она не могла уйти далеко от своих чад. Убежит ли она вместе с поросятами или нападёт на обидчика? А если за обидчика кабаниха примет Павлика? Никакой бифштекс не стоит такой жертвы. Лёха с сожалением опустил автомат.

И вдруг на поляну вышел здоровенный секач. Словно живая гора, он неспеша пёр прямо на мальчишку. А тот застыл на месте и стоит — улыбается. Вот дурачок! У Лёхи просто не оставалось выбора. Он нацелился кабану в голову и нажал на спусковой крючок. Бабахнуло. Автомат дёрнулся, дав короткую очередь и в последний миг сбивая прицел, но кабан всё-таки упал.

«Ура! — ликовал Лёха. — Столько свежего мяса добыл!» А Павлик, видать, совсем перепугался — рухнул на землю, будто это в него пуля угодила, и лежит не двигается. «Может в обмороке? А, ладно, — потом разберёмся. Сейчас главное поросят не упустить».

И Лёха стал выцеливать полосатые тушки. Те времени не теряли — драпали, что было мочи. Воздух звенел от их визга, трещали кусты — и вот на виду остался всего лишь один упитанный задок. Лёха дал очередь и кабанчик повис на кустах, через которые только что продирался.

«Есть! Вот это удача — двумя выстрелами две свиные туши добыл!» Лёха выскочил из своего укрытия и побежал проверить, убиты ли кабаны. Поросёнок уже издох — одна из пуль пробила ему шею и вонзилась в основание черепа. «Мгновенная и лёгкая смерть» — отметил про себя удачливый охотник. К секачу он подходил с опаской — вдруг не добил? Так и оказалось.

Кабан вдруг засопел, задёргался и стал подниматься. По загривку его тонкой струйкой стекала кровь, кровью наливались и маленькие карие глазки. Кабан повернулся к Лёхе, а тот, сглотнув слюну, нацелился в него из автомата. «Хоть бы не промазать! — стучала в мозгу назойливая мысль. — Не убью сразу — мне конец». Лёха успел прицелиться кабану между глаз, когда перед ним вырос Павлик. Рёхнутый мальчишка выбежал на линию огня и, раскинув руки в стороны, закрыл собою раненого вепря. Сейчас его разорвут в клочья! Но этого не случилось. Наоборот, напуганный неадекватным поведением пацана, кабан развернулся и ринулся в чащу леса. Лёха перевёл дух: «Ушёл. А всё же жаль — столько мяса!»

Через минуту с другой стороны на поляну выбежали остальные поисковики-спасатели. Разобравшись из-за чего стрельба, с радостным гомоном вытащили из кустов тушу подстреленного кабанчика. Лёху поздравляли и хлопали по плечам: молодец, мол, братан! Как же — свежее мясо добыл! Один только Павлик не присоединился к всеобщему веселью. Он сидел на земле, шаря под опавшими листьями, будто искал что-то, и всхлипывал.

Когда Лехину добычу приволокли в лагерь, было уже темно и поэтому разделывать её решили утром. Успели только подвесить тушу, чтобы с неё хорошенько стекла кровь. Холодало. За ночь на земле образовалась изморозь. С бело-серого неба сыпалась снежная крупка, но резкое похолодание не могло умалить радости людей, предвкушающих пир. Утром кабанчика освежевали, разделали и решили немедленно съесть. Никто даже не перекусывал, пока не были готовы первые ломти жареного мяса — боялись перебить аппетит. Когда мясо было готово и его разложили по тарелкам, оказалось, что из лагеря опять пропал Павлик.

«Да ну его, — опять свиней пасёт» — попытался пошутить Игнат. Но его не поддержал даже верный Лёха. «Видел бы ты того секача, — с беспокойством произнёс он. — Не дай Бог, пацан встретится с ним в лесу — костей не соберём!» Тарелки с мясом были отставлены и все опять пошли искать Павлика. На этот раз отправились парами, и каждый взял по автомату. Нашли быстро: Павлик висел на нижней ветке одинокого дуба посреди той самой поляны, где вчера убили поросёнка. Там, под дубом, его и похоронили. Что подтолкнуло юного сумасшедшего на такой отчаянный шаг — никто не знал. Утром видели, как он по своему обыкновению ползает по земле, но никто не заметил, что в этот раз это не приносит ему утешения, а наоборот: только одну огромную боль.

С тех пор их стал преследовать злой рок. Рок этот претворился в обличие старого бурого секача и следовал за ними неотступно и всюду. Первые дни после смерти Павлика никто не замечал преследования. Возможно, кабан залечивал рану, полученную от Лёхиной пули. Или он не сразу нагнал броневик, когда после похорон мальчика пассажиры БРДМа быстро свернули лагерь и поспешили уехать из этого проклятого места. Но спустя четыре дня после гибели Павлика чудовище дало о себе знать.

Им повезло, что выдалась необычайно холодная ночь и пошёл снег. Люди, улёгшиеся спать в палатки, друг за другом постепенно перекочевали в тёплый кузов броневика. А наутро лагерь нашли полностью разорённым. Земля была изрыта, палатки изодранны и втоптаны в грязь. Следы, оставленные в снегу ночными мародёрами, не вызывали сомнений — здесь похозяйничали кабаны.