Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

Итак, я поднялся – да не только поднялся, а еще и принялся болтать всякую ерунду. Впрочем, я, вообще, последние полдня веду себя абсолютно по-идиотски, так что, терять мне нечего.

— Слушай, ты, наверное, голодная, и одеть тебя во что-то надо... давай заканчивать посиделки со свечами и рисованием. Собирайся.

Она вскинула на меня серые глазищи и, видимо, для комплекта, ими же хлопнула.

— Куда?

— На улицу.

Я люблю тебя, Аретейни. Черт побери, я люблю тебя.

— Иду.

Вскоре мы оказались на улице. Мимо пробежала Нэйси – бледная, глаза бешеные. Надо бы расспросить у нее что случилось, когда успокоится – Нэйси без повода нервничать не станет, тем более, так нервничать.

Я намеренно свернул в сторону моста, привел Аретейни к железной дороге и протянул ей руку, помогая спуститься вниз. Она ухватилась, но все равно размытая дождем земля здорово скользила под босыми ногами. Еще заболеет, с нее станется...

Рельсы поблескивали под моросью дождя ртутными полосками. Я подошел к ним и обернулся, дожидаясь прыгавшую по камням Аретейни. Судя по ее походке, босиком она ходить привыкла, и россыпь щебня ее не ранила. Она подошла и протянула руку, коснувшись холодной и влажной, гладкой металлической полоски. Я ждал. И вдруг рука ее невольно вздрогнула, а глаза распахнулись. На лице засияла какая-то даже восторженная улыбка, будто у человека, увидевшего чудо. Впрочем, ну да, это и правда, чудо.

— Поезд!.. – тихонько прошептала она. – Дэннер, поезд!.. Это метро?

Я пожал плечами.

— Может быть. Иначе, почему дорога в овраге. Обычно они строятся на насыпи. Только вот, если крыша обвалилась, то где она? Странно это.

Аретейни поежилась и встала. Точно, замерзла. Надо идти. Я стащил с себя куртку и молча накинул ей на плечи. Мне-то ничего, а девчонка и простудиться может.

— Спасибо, – сказала она. – А ты не замерзнешь?

— Я – нет.

Странная. Мне-то с чего мерзнуть?..

Мы поднялись наверх и отправились к Лидии. Аретейни возбужденно вертелась и задумчиво грызла ногти. Через пару минут все же не выдержала.

— А есть тут еще где-нибудь поезда?

— Нет.

— Постой-ка. – Она даже остановилась. – Что-то тут не так. Если поездов нет, то откуда, получается, ты про них знаешь?

— Читал. В Храме есть старые книги, а я иногда их оттуда таскаю. Откуда же я еще могу знать про то, чего в городе нет.

— Ого. – Аретейни задумчиво притихла. – А пойдем туда, а?

— Пойдем. Только завтра.

— Обещаешь? – Тут она ухватила меня за руку, перегородила дорогу и заглянула в глаза. – Правда?

Я невольно улыбнулся.

— Обещаю.

— Ура! – Она совсем по-детски захлопала в ладоши и кинулась мне на шею. Я не удержался и обнял ее в ответ.

Нет, это уже совсем ни в какие ворота не лезет!

Дальше – больше. Сунув руки в карманы от греха подальше, я обнаружил в них полнейшее отсутствие кошелька. Причем, в обоих. Лидия, разумеется, простит день неуплаты, но я не люблю долги. Пришлось возвращаться.

Пока я ходил за кошельком, кто-то позвонил в дверь.

На пороге стояла девчонка – совсем юная, несчастная, симпатичная. Спросила, не нужна ли мне помощь. Видимо, ищет работу. Пришлось разочаровать.

— Нет, – сказал я. – Прости.

— Привет, – появилась из коридора Аретейни и вручила мне обратно мою куртку, которую я автоматически натянул.

— Привет, – отозвалась девушка и с надеждой поглядела на меня: – Точно? Совсем?

— Совсем, – расстроил я. Было, конечно, жалко, но мне действительно не нужно никакой помощи.

Тут девчонка, вместо того, чтобы огорчиться, извиниться и уйти, тряхнула волосами, сморщила чуть курносый нос с россыпью милых веснушек и нахально заявила:

— А у вас пол грязный.

Вот вам, пожалуйста.

— Не грязный – а старый, – проинформировал я, для наглядности чиркнув подошвой сапога по чистому, но и вправду, облезлому типовому паркету. – В этом корпусе все квартиры казенные, и уборщицы работают. На этаж по человеку. Это же общежитие.

Я сунул кошелек в карман, вышел на лестничную площадку и, дождавшись Аретейни, закрыл дверь. Девчонка с надеждой следила за моими движениями, да куда там. Вампирская привычка – брать на красивые глазки и милые мордашки – на патрульных не действует по определению.

— Спроси у... – начал, было, я, протискиваясь между девчонкой и стеной.

И вот тут-то запищал детектор.

Запищал ультразвуком, который нечисть не воспринимает. Видимо, я сунул его в кошелек и там благополучно забыл.

Я ни о чем не думал и ничего не просчитывал. Руки действовали сами собой, одна отшвырнула Аретейни назад, другая в мгновение выхватила оружие и выпустила в девчонку четыре серебряные пули – как полагается, по рукам и по ногам. Она упала и, кажется, потеряла сознание от боли, а я быстро шагнул вперед и дернул ее за шиворот, открывая лицо.

Ну, так и есть.

Тугие рыжие кудри, слишком большие и раскосые для человека глаза, смуглая кожа, в сочетании с рыжими волосами дающая еще какой простор для подозрений – правда, в полутьме подъезда все это было сложно разглядеть, и я включил фонарик. Вытянутые кверху и заостренные уши, а зубы в приоткрывшемся рту слишком мелкие и ровные, со значительно выдающимися клыками, как верхней, так и нижней челюсти.

Аретейни шагнула вперед и присела рядом с телом.

— Кто это?

— Оборотень, – отозвался я, поднимая оружие для последнего выстрела. Так вот кто у соседских бабушек кур потаскал... Лисица. Ну, я-то, в отличие от того же Артемиса, лекции в академии не прогуливал.

Мне оставалось одно незначительное движение до ее смерти – но судьба, как водится, опять распорядилась по-своему.

Оглушительно завыла сирена, Аретейни вздрогнула, и я ее вполне понимаю – мне самому никогда не нравился этот звук – какой-то тоскливый и завывающий, тяжело, настойчиво бьющий по нервам. Я вообще не понимаю, зачем такой сделали, он здорово мешает быстро и продуктивно мыслить. А может, он от старости такой...

Здание содрогнулось от первого и до последнего этажа, пол ушел из-под ног – а мы втроем кубарем вылетели аккурат в окно подъезда, вдребезги разбив стекла.

Короткий полет завершился на холодной и мокрой покатой металлической крыше флигеля, по которой мы съехали вместе с грудой осколков, я рефлекторно извернулся, останавливая падение, один из осколков располосовал ладонь, я перехватил руку Аретейни, но пальцы скользили по крови, а рука пульсировала болью и отказывалась подчиняться. Рыжая свалилась на меня, благодаря чему я проехал еще пару метров, остававшихся до края. Здесь падение остановил тоненький и на вид ненадежный аттик, в который Аретейни впечаталась всем весом и в который я в свою очередь впечатал Аретейни. Сверху скатилась рыжая, но аттик, к счастью, выдержал.

И только тут я приподнялся и огляделся.

Сирена выла, дождь шел, и мелкая холодная морось размывала кровь на металлической кровле – мою и рыжей, которая так и не пришла в себя. Небо оставалось чистым, да и внизу, на улицах города, паники не наблюдалось. Ничего не понимаю.

— Что это? – ухватилась за меня Аретейни, чтобы не перелететь через низкий аттик.

— Тревога, – ответил я.

— Учебная?

— Учебной у нас не бывает.

И не смотри на меня так, милая, я сам не понимаю ни черта.

Рыжая все еще была без сознания, и лежала на самом краешке. Я снова поднял пистолет. А с виду девка как девка. Тоненькая, трогательная, хорошенькая. Аретейни напряженно переводила взгляд с меня на оборотницу и обратно.

Тут рыжая завозилась, застонала и пришла в себя. Захрипела от боли и инстинктивно замерла – оба рукава латаной рубашки и штанины на коленях намокли, пропитавшись кровью. Она хватанула ртом и распахнула глаза, уставившись на меня.

— Вы чего?! – болезненно выдохнула жертва полнолуния. – За что?..

— За шкаф, – с трудом отозвался я, стискивая зубы. Рука ходила ходуном, тяжелая рукоятка пистолета соскальзывала по липкой крови, тоскливые завывания сирены звоном отдавались в ушах. Каждый раз, встречая разумную и осознающую себя нечисть, мне приходится заставлять себя убивать. Одно дело – упырь, волглый морок, русалка или овражье колесо – этих-то можно без зазрения совести валить штабелями. И совсем другое – когда перед тобой разумное мыслящее существо – совсем человек.