Как воспитать ниндзю (СИ)

Но отец уже понял и тихо скользнул к кораблю. Я увидела, что он о чем-то начал речь с капитаном.

– Вам бы хорошо одеться мужчинами, – сказала я Мари и маме... Плыть в юбке по морю опасная вещь...

Впрочем, я могла не говорить – обе они были мужчинами что надо. Для полной иллюзии у мамы и Мари даже в брюках имелся странный выступ.

Я холодно приладила на спину два меча, что были на ярмарке в суме китайца.

Был бы у каждой женщины честный меч и револьвер, и в мире не было бы части трагедий [различные револьверы были известны практически со времени изобретения пистолетов – в малоизвестных мемуарах близкого к описываемому времени сохранились описания быстрой стрельбы из многозарядных пистолетов, просто они были дороги]. Всего два часа назад мне бы меч! А было бы два насильника, или четыре, или шестнадцать. Вместо трагедии – урок математики. Урок деления, отрезания и отнимания. А был бы револьвер – был бы урок отштопания.

– Для узких помещений лучше холодное оружие, – сказала я, рассовывая и приматывая ножи в укромные места. Мари, тем временем, делала из меня мужчину. В ночи вряд ли кто увидит тонкий грим...

Вернувшийся и молчащий до сих пор индеец, молча проверял, как входит и выходит оружие. Проверялась заряженность пистолей.

– Все в порядке! – вернулся повеселевший отец.

– Что ты им сказал!? – вздрогнула я, увидев лица пиратов.

– Я сказал, что если они нападут на нас, нам придется их убить! – легкомысленно ответил отец. – Давайте коней...

В общем, на корабль мы погрузились в мрачном настроении.

– Так ты поймал мальчика или нет? – спросила я угрюмо у индейца. Лишь для того, чтоб развеяться. – Ты обещал, что принесешь отрезанные руки и еще...

Матрос в углу вздрогнул.

– Его конь хорош... – уклонился от разговора индеец. – Но он, наверное, слишком знаменит...

– Он сказал, когда молил прекратить, что он стоит тридцать тысяч... – шмыгнула я. – Хороший экземпляр...

– У него будут отличные дети, – согласился индеец.

Я на мгновение вздрогнула и прижала руки к животу. Индеец, к сожалению, это заметил и помрачнел. Со своей удивительной тогдашней наивностью я никак не могла решить, будут ли дети у меня, если не сняли штанишек, а только целовали и мяли как куклу. У меня было подозрение, что так делают и супруги, ибо я что-то видела похожее у папы и мамы. Он так ее целовал. Но подозрение было неопределенное, и я мучилась неопределенностью.

Индеец был вообще почему-то мрачный и ничего не говорил, поймал ли мальчика или нет.

А может, они просто не показывали мне своих достижений. Пока не засунут руки в баночку. Меня интересовало, как они это сделают.

В своем ужасном и задумчивом настроении я сидела на палубе, ничего не замечая и автоматически метая тяжелый боевой нож в дверь капитана по самую ручку... Тут же наклоняясь и не замечая, вынимая его... Я слишком была поглощена мыслями и не слишком-то обращала внимание, что делаю... просто заняла руки...

Идущий с вещами в руках матрос постоял, нервно наблюдая. Нож прошивал дверь насквозь.

Я посмотрела на дверь, и выругалась – рука сама против воли вырубила на двери гордый профиль запоротого.

– Вооргот! – сказал матрос.

Я со злости грязно плюнула на облик и ударом ноги выломала из двери уже вырезанный в ней профиль.

– Что вы с ним сделали!?! – истерически воскликнул собеседник.

– Не знаю такого, – буркнула я, с сомнением долго поглядев на перстень.

Матрос выронил из рук даже то, что держал. И еда на подносе разлетелась по палубе.

Брезгливо встав и скривившись, я пошла в каюту.

– Да говорю я, они завалили Вооргота! – услышала я вслед истерический голос из каюты. – Ты сам говорил, что конь вроде его, да мальчонки разговор, да я сам слышал, как говорили, что из-за девчонки его надо было вообще...

– Да, девки оно такое... – протянул кто-то разочаровано и тяжко вздохнул. – Что тут можно сделать... Говорил я ему, не порть девок, они сами на него вешались... Красавец, черт возьми! Наверное, родственники... Мрачные, закутанные, лица прячут, будто палачи... А от троих тех, что с мальчонкой, смертью пахнет, аж ужас берет... А мальчишка просто жуть, ничего такого, а кровь в жилах останавливается и сердце вздрагивает... Да, с девками чужими не связывайся, говорил я Воорготу, говорил, и на тебя зверя нашли, кровью у него брюки забрызганы!

Он снова тяжело вздохнул.

Я стояла на палубе и слушала. Похоже, нападать на нас они не хотели. Или желание, когда они смотрели наружу через новый иллюминатор в виде мужской чудесной головки в толстой деревянной двери сантиметров в семь, у них охлаждалось. Ведь через него залетали холодные брызги.

А может, нахальная демонстрация Мари, которая выпила вина и устроила стрельбу в кубрике из сваленного их оружия в углу, как отец ее не удерживал и не уговаривал, расписавшись на стене полной росписью с виньетками, причем потом уже перезаряжая несколько пистолетов, чтоб не раскалялись и снова стреляя, стреляя, стреляя почти без перерыва... Пуля к пуле на стене.

После того, как она закончила, стрелять из их пистолетов, хоть они выглядели нормально, было невозможно – они бы взрывались в руках... Там кремень сбился, там еще фиговинка – Мари в оружии дока, ей рукой повернуть, чтоб вывести из строя, что под кустиком присесть... Мари была расстроена случившимся со мной и винила всех и себя, что не доглядела, да еще и упустила мерзавца, и ей хотелось кого-то пострелять... И ее еле удержали два моих телохранителя, повисшие на руках...

– Потом постреляешь, когда будем на берегу... – шепнул индеец.

Нельзя сказать, чтоб наше поведение хозяевам понравилось.

Да только все мы стояли на палубе, да так, что мимо нас из кубрика особо и не выберешься, чуть что – они будут как в мышеловке... Почти все позиции у парусов контролировались нами... Сколько там через тот пролив плыть... Мрачный вид телохранителей и меня, которые почти все время находились сверху, действовал им на нервы.

За это время я успела проникнуть туда, где мне не положено быть, сделать в их пороховом погребе незапланированный ход и вставить в него совсем незапланированный фитиль.

Стоявшая рядом свеча гарантировала, что если ее запалить, то взрыв, возможно, произойдет где-то через час после того, как мы покинем гостеприимное судно, а бочонок с порохом, на треть засыпанный пулями, стоял возле капитанской рубки в спасательной лодке, прикрытые тряпьем. И гарантировал красивое зрелище от одной только пули, выпущенной мной в ту сторону.

Я сумела украсть и вернуть на место половину оружия у экипажа. Естественно, если б они с него стреляли, то это бы значило, что я совсем плохой человек. А я нет, я миротворец, я ненавижу оружие в руках у бандитов. Пунктик такой... Где вижу, там и ломаю его...

К нашему удивлению, они провели нас через пролив... Много раз мы проплывали в тумане фактически мимо чужих кораблей, даже слышали разговоры на них, но Бог миловал. И я, и индеец, и Мари тихо предупреждали капитана заранее, что там корабль, что очень помогало...

И это немного примирило капитана с нашим присутствием на борту...

Очень скоро ситуация изменилась. У берегов Англии оказалось очень много кораблей. Слишком много.

 Подозвав капитана, я быстро рисовала ему расположение кораблей, а индеец и китаец меня корректировали.

И под этими данными капитан тихо отдавал команды и проводил судно между.

– Да что это такое творится?! – одними губами шокировано сказал он, когда мы прошли почти вплотную через скопление из двадцати кораблей по направлению к Англии.

Рисовать становилось все сложнее, но пришедшая Мари принесла тяжелые кусочки металла и стала осторожно их раскладывать на карте.

Индеец, я, и китаец тихо двумя руками двигали их, полузакрыв глаза и прислушиваясь к малейшим звукам. Мари нас прикрывала со спины.

Несколько раз капитан мешкал, потому что совсем не мог сообразить, как нам вырваться. И тогда я шепотом отдавала ему приказы, быстро объяснив, что сделать и как. Ему ничего не осталось сделать, как повиноваться и отдать себя на волю удачи, но, слава Богу, обошлось. А один раз, когда нас почти заметили, и когда почти невозможно было увернуть от корабля, я заговорила слышанным с другого корабля командирским голосом, но очень тихо.