Воинский класс (ЛП)

Что шокировало его еще больше, первым, что Смолий спросил у него, было:

— Как вы теперь, полковник?

Люгер был ошеломлен. Украинец мог задать столько вопросов о возможных российских авиаударах в Европе, но Смолий спросил о его состоянии.

— Я… Я нормально, — услышал об собственный голос.

— Что говорят врачи?

— Просто обследование, — ответил Люгер. — Стандартная программа плюс медосмотр, чтобы определить мое состояние. Все как обычно, плюс туева хуча психологических тестов.

— А, психологические тесты… Когда я видел вас тем вечером, мне показалось, вы были как-то потеряны. Но я никогда не думал что вы, возможно, страдаете от психотического состояния. Может это быть связно с тем, что произошло с «Физикусе» и тем, что вы снова встретили меня?

— Возможно, — у Люгера появилось странное ощущение в голове, словно что-то вползало, начиная от затылка. То, что сказал Смолий, имело больше смысла чем все, что он слышал за годы психотерапии и часы обследований здесь. Однако причины для такого были, так как никто в Брукс либо где бы то ни был еще не знал о «Физикусе», потому, что это могло повлечь разглашение сведений об операции в Кавазне, что, в свою очередь, могло повлечь разглашение информации о «Дримлэнде». Смолий не так много знал о «Дримлэнде», но знал все о «Физикусе», и определенно мог связать одно с другим. Ключ к тому, что происходило в голове у Люгера следовало похоронить навсегда. Правительство предпочтет упрятать его в дурдом на всю оставшуюся жизнь, чтобы не раскрыть чего-либо о «Дримлэнде».

— Возможно… — Голос Смолия дрогнул. Он кашлянул и сказал: — Возможно то, что я сделал вам, и было причиной случившегося?

Внезапно Люгер ощутил сопереживание ему — и это было странно, поскольку он уже, казалось, целую вечность не ощущал, что может сочувствовать кому бы то ни было. В действительности, с момента спасения из «Физикуса» он не мог соединиться ни с кем на эмоциональном уровне. Он пытался попробовать с Энни Дьюи — но пришлось признать, что это Энни пыталась установить с ним связь. Он, в действительности, не вносил существенного вклада в их отношения.

Энни.

С его разума словно внезапно исчез густой туман. Все это время Энни пыталась пробиться к нему — держа его за руку, приглашая на обеды, проводя с ним время, пока он работал с самолетами или в лаборатории. А он словно смотрел сериал по телевизору. И все это время ее игнорировал. Следовало ли попытаться ответить ей теми же теплотой и добротой? А знает ли он, как это сделать? Все это время он отталкивал ее собственной бесчувственностью. Теперь к ней подкатывал Деверилл, а он видел, как она уходит из его жизни. Почему? Неужели именно этого он и заслуживал? Следовало ли ему оставаться в одиночестве только потому, что он считал это единственным способом скрыться от боли и унижений, которым он был подвергнут в «Физикусе»?

Что было особенно забавно — это то, что один из его главных мучителей говорил о собственной внутренней боли, и это выдавало его собственное внутренне одиночество. Кто-то маялся теми же болячками.

— Я… Я не… Нет, я так не думаю, — ответил Дэвид. Были моменты, когда он хотел удавить этого человека голыми руками — и теперь оказалось, что он не только испытал к нему сочувствие, но и буквально перед ним извинился! — Это было давно, генерал. Я прошел через многое с тех пор. Не вините себя.

— Я не могу не думать о том, что сделал другому настолько больно, — сказал Смолий. — Я готовился к тому, чтобы убивать врагов быстро и эффективно, но никогда не думал, что могу настолько обидеть кого-то, нанести ему психологическую травму. Мне жутко думать об этом, потому что я был похож на эсэсовца, издевавшегося над евреем-заключенным во время Холокоста.

— Забудьте, генерал… Роман, — сказал Люгер. — Я тут штатный чокнутый, не забывайте.

Он услышал, как украинец пырснул со смеха и отодвинул трубку от уха, чтобы по ушам не бил сильный и громкий звук его смеха. — Вы, американцы, не устаете меня удивлять, — сказал он. — Находитесь в психиатрической больнице и шутите.

— Генерал, вы должны выяснить, что случилось, почему турки отбывают.

— На Балканах началась какая-то…

— Я слышал, — ответил Люгер. — Албания объявила войну Македонии. Там был какой-то вооруженный инцидент на границе.

— Но все намного серьезнее. Российские и немецкие миротворцы наводнили Косово, Македонию и Албанию. KFOR расформированы. Англичане и французы все еще остаются в Косово, но остальные крупные страны устремились на юг. НАТО, похоже, вручило судьбу Балкан Германии и России.

— Все как-то слишком гладко, — сказал Люгер. — Как и удар по Кукесу. Небольшая вспышка, быстро превращающаяся в лесной пожар, а русские и немцы оказываются наготове и выступают немедленно.

— Вы считаете, что там действует какой-то кукловод? Русский кукловод, я хочу сказать.

— Русский кукловод с малозаметным истребителем-бомбардировщиком, — сказал Люгер. — Я готов поставить на то, что российский малозаметный истребитель снова нанес удар. — Люгер застыл, его слова застряли в горле. Единственным, что он смог выдавить из себя, было «О боже мой».

— Что такое, Дэвид?

— Роман, шпион, которого мы спасли из России, работал на объекте на авиабазе в Жуковском, принадлежавшем компании «Метеор Аэрокосмос».

— Да, вы говорили.

— Вы не поняли, Роман? Разве вы не слышали о «Метеоре» раньше?

— Я не знаю. Кто…? — Затем он прервался и Люгер услышал резкий вдох даже по защищенному каналу. — Господи… Вы имеете в виду «Физикус»? Глава «Физикуса»? Вы хотите сказать…

— Стелс-истребитель, вылетевший из Жуковского, подозреваемый в ударе по Кукесу — это «Физикус-179», — крикнул Люгер. — Так и есть! Нет никакого другого стелс-самолета, способного произвести все эти налеты по всей Европе!

— Но ведь он был уничтожен в ходе атаки на «Физикус»!

— Он не был уничтожен, Роман. Я забрал «Фи-170 «Туман». Я и генерал Маклэнэхан.

— Neprada!

— Правда. Он возглавлял спасательную операцию, он и полковник Бриггс, когда ЦРУ обнаружило, что я находился в «Физикусе». Но Россия была на пути к уничтожению Литвы и восстановлению Советского Союза, так что нам пришлось действовать. Мы взяли «Физикус-170» и улетели оттуда. Мы прибыли в Шотландию и разобрали его. Но США не стали уничтожать объект — они искали меня. Он остался почти нетронутым.

— Невероятно… Невозможно! — Выдохнул Смолий. — Это должна быть вторая модель, «Физикус-179».

— Мы работали над летным прототипом с крыльями обратной стреловидности, — сказал Люгер. — Мы начали работать над машиной, имевшей такие же широкие возможности «воздух-воздух», как и «воздух-земля». Но мы даже не выкатывали его из ангара — до первого полета оставались годы.

— Возможно, тот, кто купил «Физикус» завершил Фи-179 и теперь он летает, — предположил Смолий.

— Фурсенко, — сказал Люгер. — Петр Фурсенко. Он был руководителем КБ. Я думаю, что он будет на записи, добытой шпионом, вместе с Павлом Казаковым.

— Казаков? Наркоторговец? Это говно руководит «Физикусом»?

— Ему принадлежит «Метеор Аэрокосмос», — сказал Люгер. — И несколько других компаний.

— Tak. Он занимается строительством, судоходством, банковскими делами, добычей нефти, торговлей, добычей полезных…

— Добычей нефти? — Я что-то помню о том, что он строит нефтепровод от Каспийского моря до Черного.

— Да. Он был завершен год назад. По нему перекачивается почти миллион баррелей в сутки с Каспия через Азербайджан и Грузию^[95]. Украина покупает много… Он… — Смолий остановился и ахнул. — И я слышал, что он хочет построить еще один трубопровод, еще больше, от Черного моря до западной Европы, в обход пролива Босфор и высоких турецких транзитных пошлин.

— От Черного моря в Западную Европу… — Протянул Люгер. — Это значит, через Болгарию и…

— И Македонию и Албанию, — недоверчиво сказал Смолий.

— Не может быть, — сказал Люгер. — Все не может быть настолько просто.