Мечта империи

Гюн был уже готов разить, но кто схватил его за руку и остановил. Гюн обернулся. Гений Империи вцепился в перун. Гюн зарычал от ярости. Сшибившись, они закувыркались в небе, как морские котики кувыркаются в воде. Они ругались, как два паразита, не поделившие милостыни патрона, и награждали друг друга ударами, разбрызгивая во все стороны снопы платиновых искр. Они слышали, как внизу взревел мотор, и «кентавр» понесся к вилле Марка Габиния. Добыча ускользала. Гюн попытался вырвать перун у гения Империи, но тщетно! Тот вцепился намертво. Тогда Гюн принялся звать на помощь. Со всех сторон к нему понеслись платиновые зигзаги, будто истошный визг гения притягивал их к себе.

Кто-то схватил гения Империи за платиновые волосы и с силой рванул наверх. Гений Империи боролся несколько секунд, но не смог пересилить и выпустил перун Юпитера. Визг поднялся страшный. Каждый из гениев вопил на свой лад, каждый рвал предателя в свою сторону, в водоворот из платиновых аур затянуло и Гюна с его добычей. Этот хаос все и решил. Когда Гюн вырвался из гущи небесной потасовки и помчался к дому Марка Габиния, он безнадежно опаздывал. В ярости он ударил перуном в крышу дома.

Дом Марка Габиния был так же пропитан запахом опасности, как и дом Фабии. Но Веру некогда было пугаться. Он вбежал в атрий с воплем:

– Летиция! Где ты! Чтоб тебя Орк сожрал! Я принес книгу!

Девочка появилась на пороге таблина. Вид у нее не самый изысканный, но главное она жива! Фабия открыла шкатулку. В ту же секунду Вер почувствовал новый приступ необоримого страха и невольно попятился к двери. Ему хотелось выскочить из дома и бежать, визжа от ужаса!

– Скорее бери ластик и стирай свою дурацкую надпись! – приказал Вер, стуча зубами.

Летиция растерянно огляделась.

– Но у меня нет ластика.

– Так найди!

Фабия кинулась в таблин Марка. Летиция за нею. Слышно было, как они перерывают ящики, но не могут найти такой простой вещи как мягкий каучук. Наконец Летиция вернулась назад, высоко поднимая руку с видом победительницы. Она раскрыла книгу и принялась стирать написанные графитным стилом буквы. Струпья бумаги сыпались на пол. И вместе с ними исчезало тягостное напряжение, которое владело Вером последние дни. Неужели так просто? Надпись исчезнет, и Рим спасен? И вот последнее слово стерто. Летиция, радостно улыбаясь, протянула Веру книгу. Точь-в-точь провинившаяся школьница просит педагога посмотреть, правильно ли она сделала домашнее задание.

Вер отпрянул – от книги тоже исходило пугающее излучение. Но Летти его не чувствовала. И Фабия не чувствовала. И охранник. Только Вер.

Внезапно лицо девочки исказилось. Она уронила книгу, стиснула виски ладонями и закричала:

– Он летит к нам! Огонь летит к нам! Огонь!

Гладиатор схватил ее за плечи и вытолкнул на улицу из атрия, следом метнулся охранник. Фабия что-то кричала, указывая на прямоугольник синего неба у них над головами. Но Вер не слышал, что она кричит, вытолкнул Фабию за порог.

И тут прямо в глаза ударило белое пламя, и раздался оглушающий грохот. В первое мгновение Вер не понял, что произошло. Потом догадался – в дом попала молния. Ее синие всполохи змеями разбежались по стенам. А следом устремилось пламя. В следующий миг языки огня плясали повсюду. Дверь одной из спален распахнулась, и сквозь огонь прорвался человек, размахивая руками. Вер толкнул его назад, в комнату, вышиб ногой окно и выкинул бедолагу наружу. Только потом Юний Вер понял, что это был Кассий Лентул. Пламя, получив свежий глоток воздуха, взвыло еще яростнее. Но оно почему-то не касалось Вера. Будто он был заговорен. Он вернулся в атрий, и в клубах дыма и огня безошибочно отыскал дверь, от которой исходило страшащее Вера излучение. Огонь радостно облизывал занавески кровати и пожирал простыни. Человек, лежащий на кровати, был еще жив. И то, что исходило от этого человека, было гораздо опаснее бушующего вокруг огня. Веру почудилось, что невидимые смертельные копья протыкают его тело насквозь.

– Уходи! – прохрипел Гай, и зашелся кашлем. – Прочь…

Юний Вер метнулся к окну. Когда он уже вылетел наружу, из окна следом, как разъяренный пес, вырвалось пламя. Вер вскочил на ноги. Оранжевый столб уходил в небо. И вместе с этим столбом ввысь рвалось пятно совершенно иного красного убийственного света. Будто полное ненависти око смотрело на гладиатора и тщилось испепелить. Налетевший ветер подхватил красное облако и понес вместе с дымом над цветущими полями.

И только тогда Юний Вер перевел дыхание. И тут же огляделся с тревогой. Он не видел Элия. Неужели? Не может быть! Неужели Элий остался в доме? Вер кинулся назад. Но рвущийся из окон и дверей жар отогнал его. В горящий дом уже никто не мог войти. Вер попятился, закрываясь ладонями от жара.

Летти сидела на траве, прислонившись спиной к дереву, и плакала. Фабия стояла тут же рядом с Марком Габинием и смотрела на горящий дом.

– Это погребальный костер Гая, – сказал актер. Таким тоном Траян Деций мог воскликнуть, глядя на убитого сына: «Гибель одного солдата еще не решает исход битвы!»

– Элий! – закричал Вер, будто надеялся, что друг может откликнуться на этот крик.

Он ощущал невыносимую боль, ярость и отчаяние. Все чувства разом на него нахлынули.

– Элий в саду, – сказала Летиция.

Элий жив?! Вер схватил девчонку за локти, поднял как пушинку и расцеловал в щеки. Она испуганно взвизгнула. Вер опустил ее на траву, быть может не особенно почтительно, и бросился в сад.

Элий сидел на скамье и смотрел на рвущееся в небо пламя. Лицо его было неподвижно. И сам он будто окаменел. Вер кинулся к нему и сгреб друга в охапку, едва не задушив в объятиях.

– Мы выиграли! Мы победили! Летиция стерла надпись в книге! Ты хоть понимаешь, что произошло?! Мы одолели гениев!

– Ну и что в этом хорошего? Мы вынули камень из свода небес, и теперь этот свод рухнет нам на головы. – Элий так устал, что ему трудно было даже говорить, не то что двигаться.

– Да что с тобой?! – Вер опешил. – Элий, я заклеймил для тебя самое лучшее желание на свете! Какое – не скажу. Но тебе оно понравится. Я его заклеймил, ты слышишь?! – Элий не ответил. Он смотрел на пожар. Веки его то и дело смеживались, будто Элий собирался заснуть. Вер вытащил из кармана золотое яблоко и вложил его в пальцы Элия. – Это дар богов. А я дарю его тебе.

Элий посмотрел на яблоко. Кажется, он даже не понимал, что происходит.

– Дар богов? – переспросил он.

– И на нем надпись «достойнешему!» Я решил, что это яблоко должно принадлежать тебе.

– Я должен был сегодня умереть. А ты привязал меня намертво к этой жизни, Юний. Зачем?

По дороге из Пренесты к дому уже мчались три авто – две красные пожарные машины вигилов, и одна – «скорая».

Дом внизу был объят пламенем – жар рвался в небо и был так нестерпим, что Гюн вынужден был отлететь в сторону. Гений мог бы полюбоваться красотой устроенного им фейерверка, мог бы восхититься пляской оранжевых языков и полетом раскаленных осколков в бирюзовом небе, если бы не странное красное облако, что поднялось над домом и, влекомое слабым ветерком, медленно поплыло над полями. Облако вызвало у Гюна ужас – гению захотелось мчаться неведомо куда и забиться в щель.

Гений не сразу понял, что уничтожение дома ничего не изменило. Мир остался прежним в своем ослепительном блеске. Гюн опоздал. Девчонка уничтожила надпись. Возможно, она погибла. Но ее смерть уже не имела никакого значения – обычная смерть обычной девчонки. Гюн в ярости вскинул руку с перуном, готовый спалить все, что подвернется под руку – дерево или дом, или человека – лишь бы сжечь! – но неожиданная сила вырвала перун из рук обезумевшего гения, а его самого швырнула на землю. Он упал с высоты так, как будто никогда и не умел летать, и от удара потерял сознание.

Очнувшись, Гюн увидел, что лежит на земле меж огуречных грядок, тело его нестерпимо болит, а из носа идет кровь. Он с трудом поднялся и хотел уже оттолкнуться от земли и лететь, но не получилось – он лишь неуклюже подпрыгнул и шлепнулся на землю. Гений разучился летать! Гюн в ужасе принялся ощупывать свое тело. Оно изменилось. Прежняя имитация человечьего облика превратилась в настоящую плоть. Гений хотел стряхнуть ее, как прежде сбрасывал материальную оболочку, и устремиться ввысь платиновой стрелой, но проклятая шкура приросла намертво. Гюн превратился в человека.