Неугасимый огонь (СИ)

-- Потомок моего народа... Пре-е-езренный лжец! Нет моего рода более. Один я... Зачистят, как патину на бронзе до блеска, обратят в ничто... Род славного отца моего, Йахув-Бела-Богоборца, обречён на избиение... Нет, вас призвал из вечности не Триединый! Я не верю! Апоп! Апоп вас прислал! Апоп -- отец ваш! Вон, мерзавец!

Рехмира упал на колени, согнулся в три погибели, спрятав лицо в ладонях.

-- Чтоб очи мои... Тебя не видели... Хтору... Мэт...

Золотая чаша со звоном покатилась по полу, оставляя за собой тёмно-красную дорожку.

Эфраим попятился, потом повернулся и побежал к дверям, в которых нос к носу столкнулся с каким-то мужем. Посторонился и выскочил вон. Анхнасир, спешивший на крики Рехмира, удивлённо посмотрел вслед иудею, но не стал его задерживать.

* * *

Через три дня сова принесла в Бехдет донесение Ранеферу от Маатеманха. "Первый мудрец" сообщал следующее:

"Тот, кого мы ждали, появился. Эллин встретился с ним и получил посылку. Изымать её не стали".

Ипи согласно кивнул. Конечно, теперь тайнопись Аристомена станет изощрённее (а ещё нынешнюю не вскрыли) и господин архиграмматик наверняка продумал систему тайников для передачи сообщений. Теперь будет очень сложно, почти невозможно, читать послания лазутчика, не спугнув его излишним вниманием, зато он будет работать спокойнее и легче заглотит наживку, когда Ранефер пожелает сообщить Александру нечто важное и ложное.

Игра становится сложнее, теперь все слова, что влетают в уши эллина, должны быть тщательно взвешены. С его "приятелями" из Щитоносцев следует провести дополнительную беседу (жаль, не приставить Хранителей, он сразу заподозрит неладное), и уменьшить круг лиц, с которыми Аристомену позволено общаться.

Ранефер продолжил чтение донесения.

"Связной оказался известной личностью. Его опознал Анхнасир. Они отправили того переводчика, что участвовал в переговорах на Пепельной Пустоши".

Ипи хмыкнул. Уж очень откровенно действует архиграмматик. На первый взгляд его поступки граничат с глупостью. Но не следует расслабляться. Глупостью будет как раз недооценка Эвмена. Посылая лазутчика, на лбу которого написано "я вражеский лазутчик", архиграмматик должен преследовать некую цель. Какую?

Далее в письме Маатеманха сообщалось такое, что глаза Ранефера расширились от удивления.

"Потом связной неожиданно написал прошение на приём в Дом Маат. Рехмира говорил с ним. Тот представился потомком хабиру и просил отпустить их из Страны Реки. Якобы они попадут здесь в рабство. Рехмира утверждает, что связной вёл себя, как сумасшедший. На следующий день он пошёл на встречу с князьями хабиру. Анхнасир организовал слежку. О чём связной говорил с князьями неизвестно, но те вдруг начали его бить. Анхнасиру с Хранителями пришлось вмешаться под видом мадаев. Связной жив, но помят очень сильно. Пока все. Следим за ним и за эллином".

Ипи покачал головой. Отхлебнул пива.

Хабиру попадут в рабство? Рехмира, похоже, не поверил. Да, в такое сложно поверить. Рехмира "видящий", как и Ранефер. Если целью Эвмена было подвигнуть хабиру на мятеж, то его посланник провалил всё дело. Зачем он пошёл в Дом Маат?

Архиграмматик действует грубо, нахрапом. Все факты указывают на то, что как раз он недооценил противника. Не сталкивался прежде с подобным? А вдруг игра идёт куда тоньше, чем видит Ипи? Её можно прекратить, достаточно посадить Аристомена под замок. Но это означает -- признать своё поражение.

Ипи подошёл к окну, подставил лицо освежающему вечернему бризу.

Самолюбие... Скольких оно до срока привело на суд Усера?

-- Не заиграться бы... -- проговорил Ранефер задумчиво.

Эфраим очнулся от мелодичного перезвона. "Купец" открыл глаза. Звенели серебряные колокольчики на браслетах запястий и лодыжек юной девы, которая опустилась на колени рядом с его постелью. Он попытался приподняться, но тело отозвалось болью и "купец" без сил рухнул на мягкие овечьи шкуры. Лежал он не в каменном доме мицри, а в шатре, стенки которого слегка прогибались под порывами ветра.

-- Попей, -- девушка протянула к губам лежащего чашу, -- сейчас придёт отец мой, Иуда, сын Йахув-Бела.

Она говорила на том же языке, что и Иосаф. Стало быть, Эфраим в шатре хабиру. Причём приютил его брат князя Равахима. Который вчера... Эфраим поморщился.

-- Здоровья тебе, почтенный Книжник Эфрахим! -- раздался приятный низкий голос.

В шатёр вошёл тучный бородатый муж средних лет.

"Здоровье сейчас совсем не помешало бы", -- подумал Эфраим.

-- Прошу тебя, ни о чём не беспокойся, -- сказал толстяк, -- у меня, Иуды бен Йахув-Бела, ты в полной безопасности.

-- Что же... -- Эфраим говорил через боль, -- вчера произошло не так, почтенный?

-- Ты обратился к нашим князьям, почтенный Эфрахим, с опасными речами. Они кормятся с меча ремту, и, судя по всему, сочли тебя подсылом Дома Маат.

Иуда улыбнулся и добавил:

-- Хотя я счёл эти речи не столько опасными, сколько восторженно-безумными. Простым же воинам вскипятило кровь упоминание о твоей службе у Проклятого Алесанраса, отправившего много наших воинов на Пустоши в царство Девы Шеоль. Ну и... Непочтителен ты к нашим богам, Книжник.

-- Но почему меня сочли подсылом? -- поморщившись, Эфраим попытался приподняться на локте.

-- Нет-нет. Не вставай. Ты предвещал бедствия нашему народу и призывал нас покинуть Страну Реки. Призывал выступить против ремту. Некоторым ремту не нравится, что нам позволено жить своим обычаем. Они хотели бы принудить нас отказаться от него или удалиться в Ханаан. Для этого удобным поводом стало бы недовольство среди хабиру и бунт. Потому, не удивляйся, почтеннейший, тому, как поступили с тобой братья мои.

-- Ты спас меня, почтенный Иуда?

-- Не совсем. Вмешались мадаи, охранители порядка. После я забрал тебя в свой шатёр.

-- Зачем?

-- Разве милосердие к ближнему уже настолько не в цене, что ты не счёл достаточной эту причину? -- улыбнулся Иуда.

-- Прости меня, -- потупил взор Эфраим.

-- Дочь моя, принеси нам поесть, -- повернулся к девушке Иуда.

Она вышла из шатра, но скоро вернулась с двумя вместительными дымящимися чашками.

-- Раздели со мной скромную трапезу, почтенный Эфрахим, -- пригласил Иуда.

Девушка помогла Эфраиму сесть, подложила за спину подушки. "Купец" счёл своим долгом отметить выдающиеся достоинства девушки, та зарделась и убежала, а хозяин благодушно пригладил свою бороду.

-- Отрада очей моих. Скоро покинет меня, уже и жениха присмотрел.

-- Немногие невесты сравнятся с ней своей красотой, -- польстил ему Эфраим.

 - Красивое платье утешит любую дурнушку, -- усмехнулся Иуда, -- скажи, почтеннейший, много ли ещё у тебя этой поистине волшебной ткани, что посрамит тончайший лен ремту?

Эфраим подавил усмешку.

"Стало быть, лишь милосердие к ближнему?"

-- Достаточно, достойнейший Иуда, вполне достаточно.

Однако он ошибся. Корысть приютившего его хабиру заключалась вовсе не в тряпках. Следующий вопрос Иуды заставил его насторожиться.

-- По тебе видно, почтеннейший, что ты хорошо знаешь, с какой стороны берутся за меч и тяжесть брони тебе знакома.

-- Так и есть, -- подтвердил Эфраим, -- по правде сказать, купцом я стал совсем недавно.

-- Верно у царя Алесанраса, о котором говорят, будто он явился в грозовой туче, воинов больше, нежели мужей, понимающих в благородном искусстве торговли? -- подмигнул Иуда.

-- Что ж, ты не далёк от истины, -- кивнул Эфраим, -- но я не возьму в толк, к чему ты клонишь?

-- Ходят слухи, будто бы царь Алесанрас нуждается в некоторых товарах. И не может продать медь, которой богат Алаши.

-- Болтают всякое, -- осторожно проговорил Эфраим.

-- Говорят, будто разбойные угаритяне не пропускают на север корабли честных купцов.