Как воспитать ниндзю (СИ)

Всего четыре жеребенка из почти сотни тысяч, каждый из которых станет в зрелости и после особой тренировки алмазом, одним конем на миллион по красоте, выносливости и прочая. Я не торговалась. Но и сделала это быстро. Я не понимаю, как можно не видеть тысячи признаков того, каким будет конь, если это просто кричит в глаза, если жеребенок словно сияет изнутри, как алмаз. Особенно если знаешь родителей, бабушек и прадедов.

В общем, как обычно, и очухаться никто не успел, как я собрала жатву и отвела их в загон. Я собираю такую жатву практически с каждой крупной ярмарки.

Один из этих жеребят, если он не покалечится или его не испортят, будет как Дьявол, а другой уже сейчас настолько умен, что мне стало аж страшно – редко, очень редко ум животного равен уму ребенка. Это короли среди животных, я видала изредко их, и было страшно. Один из жеребят был таким. Так редкие служебные собаки бывают настолько умными, что распознают около пятисот слов. О таких животных потом слагают легенды.

И из-за этих жеребят мы оказались в центре глупого скандала, а отца вообще вызвали на дуэль. Кто же мог подумать, что этих жеребят давно заметили специальные шпионы покупателей, рыскавшие по чужим конюшням еще до ярмарки!

Когда они были в стаде, они тоже привлекали внимание. Но не такое сильное, ибо рассмотреть их среди стаи таких же прекрасных жеребят, ведь сегодня вывели многих прекрасных коней, было нетренированному взгляду невозможно. А вот когда они оказались вместе у меня, вот тогда-то на них и обратили внимание. Как всегда – когда никто не тронет, никто не обратит внимания, но как только кто-то купит, все вдруг начинают замечать эти детали... Которые так трудно выделить, когда кони все вместе в толпе, но так легко, когда тебе укажут на них, вытянув маленького жеребчика из стада и поставив на подиум, да еще и указав, что к чему.

О, тогда все становятся знатоками, и рвут волосы – как же это я не увидел. Дело в том, что коней такого класса обычно вообще не продают.

Эти неудачники покупатели все так стенали, что они якобы уже купили этих коней, договорились обо всем, пошли за деньгами либо забыли упомянуть коня, что достали меня окончательно. Оказывается, какое «горе», эти все кони были проданы, а мне, видите ли, их продали незаконно.

– Ничего себе коллекция!!! – услышала я чей-то восторженный голос.

Кто-то даже присвистнул.

Все это было мне совершенно ни к чему.

– Ты еще лучше купить не могла!? – прошипел в отчаянии отец. По счастью, ему хватило ума нанять еще раньше двух мальчишек из села, мимо которого мы проезжали.

Отец дал родителям мальчишек хорошие деньги, чтоб они не могли сбежать или украсть, ибо мы знали, откуда они. И, вдобавок, хорошо заплатил им самим, пообещав еще больше. С ними нас точно не заподозрили бы, ибо теперь нас было не шестеро, а восьмеро с двумя детьми – просто большая семья сквайров, выехавшая на праздники. Китаец и индеец были старичками слугами с бородами.

Отец приодел детей быстро еще утром на ярмарке, дал денег на конфеты и пообещал еще вдвое, если они сберегут коней и все будет хорошо. И теперь они отгоняли посетителей, получив от меня личный карт-бланш, (склонившись к уху обоих пока родители не слышали), на любые слова в адрес наглецов. Они со мной заигрывали, явно принимая меня за такую же, как они, служанку, потому пообещали все сделать по высшему разряду. Я хихикнула, когда старший брат одного из них еще в селе обещал на мне жениться. Скорый мальчик!

Вместе с Мари мы отправились на охоту за бабушкой с альфонсом. Нам надо было понаблюдать их в жизни, усвоить голос, привычки, характер; если можно – узнать знакомых и близких, увидеть их в лицо, определить, какой линии поведения объект обычно держится. Меня обычно считали ведьмой за то, как я мгновенно входила в роль любого человека просто с ходу, прямо меняясь на ходу, меняя голос, привычки, движение, даже мышление – все.

Но ведь этому учат. И не только в школах ниндзя, но и очень многие профессиональные актеры входят в роль буквально с голоса – просто понаблюдав данного человека, и не думая, и не рассуждая.

Я имею в виду, это происходит без участия рассудка, даже без анализа специальных там выделенных черт, когда у тебя очень долгий опыт. В буквальном смысле миллионы перевоплощений. Как у японского ниндзя, то есть шпиона. И где постоянный отбор. Ибо, если б я не угадала правильно характера имитируемого, способа и манеры общения с людьми, с близкими, с друзьями, то я бы погибла. Отличный стимул напрягать ум и заставить все внутренние силы работать с наивысшим напряжением, когда за тобой по пятам идет смерть.

Но и простые актеры, я много раз видела, доходят до такой степени, когда просто перенимают детали, голос, походку даже вне участия разума.

То есть навык анализа, составления образа и подражания ему стал уже автоматическим, бессознательным, так же, как мы ходим или говорим бессознательно – это уже не занимает мышление.

К тому же, как не обидно для большинства людей, загадок от профессионала обычно не остается. Ты читаешь, что собой представляет человек обычно с одного взгляда. А несколько минут дают о нем такое полное понятие, что даже неинтересно больше. И нет тут особо обидного, когда у тебя знание миллионов людей – просто за тобой настолько большой багаж знания и опыта, что словно читаешь признаки. За которыми, благодаря твоему опыту, ты словно видишь скрытые страницы души и истории человека.

Ты просто видишь скульптуру души человека, как это я называю. Потому почти мгновенно ухватываешь, какие отношения связывают этого человека с кем-то, ты видишь тысячи признаков и особенностей характера там, где другие не ухватят и одной.

Так многие китайцы по пульсу человека определяют, чем он болен. Так мастер портной имеет глаз-ватерпас и лишь взглянув на клиента выкраивает тут же без всякого метра и измерений, одними ножницами, из ткани абсолютно точное до миллиметра изделие, не меряя ни человека, ни даже ткань. И получает ведь абсолютно точный результат аккурат в пору – я видела это не раз на китайских Мастерах. И режет по ткани, сняв глазом мерку, даже не черкнув угольком – настолько он уже выработал точность глаза и руки.

Врачи, которые точно определяли с одного взгляда по лицу болезнь и вылечивали больного; сапожники, с одного взгляда видящие не только размер ноги одетого человека, но и ее особенности, которые надо учесть, чтоб сделать обувь удобной; геологи, скользящим взглядом по местности определяющие полезные ископаемые; конюхи, буквальном угадывающие в жеребенке будущего победителя; стрелки, еще до выстрела не прицеливаясь словно видящие, куда уже попадет пуля, словно от дула упирает луч, и стреляющие из любого положения и любого оружия – сколько я их перевидала, этих настоящих Мастеров, чье искусство казалось профанам волшебным.

Тогда как никто не удивляется, что человек просто берет чашку со стола, а ведь этот жест требует тоже зрительной точности, когда идет рука – не большей на самом деле, чем оценить на глаз размер или вырезать ткань у портного. А уж точность бойца на мечах та вообще фантастическая, не говоря о точности резчика-ювелира, миниатюриста и тому подобных – а ведь никто этому уже не удивляется. Мастерство и знание, оно, как родной язык, становится незамечаемым – оно словно внутри тебя, ты его не замечаешь, ты даже не замечаешь, как им пользуешься.

Это уже работа сознания, которое работает внутри вне вмешательства активного «я»; точнее вне рассудочного конструирования, когда «я» оперирует уже с более высокими материями. Все, что освоено, становится незаметным, освобождая ум для новых обучений.

Мари говорила, что не может видеть мертвых людей из тех, которых собиралась имитировать. Ибо бессознательно это отпечатывается на образе, лицо становится мертвым, ибо она уже впитывает человека бессознательно, как растение воду.

Ей очень трудно имитировать человека, если она видела его смерть, и я считаю это недостатком плохого актерства – мои как раз продолжают жить в основном после смерти.