Машина снов (СИ)

– Кстати, – окликнул его Хубилай. – Государство Мянь пало, его столица, Паган, взята на прошлой неделе. Это твоя заслуга.

– Это заслуга нойонов Тогана, – ответил Марко.

– Если бы не твои наблюдения, мой мальчик, нам не удалось бы поссорить вождей Мянь, которые сами перебили половину своего войска. Без тебя мы бы ещё десять лет осаждали Паган. Планы города, размещение войск, пресные источники, законы окружающих племён – это твоя заслуга.

– Я рад быть вам полезным, – с поклоном сказал Марко и шумно плеснул на себя холодной водой.

Хубилай полулежал на горе покрывал, поигрывая самоцветным перстнем. Вошел начальник ночной стражи Ичи‑мерген, негромко звякая золочёными доспехами.

– Мальчик справился, – улыбнулся Хубилай. – Закопай убитых дружинников. Как следует, показательно, накажи их нойонов за недогляд и заговор. И хорошо награди семьи убитых. Только награждай тайно. Никто ничего не должен понять.

– Слушаюсь, – поклонился Ичи‑мерген.

– Ты видел, как он разрубил того, второго?

– Он стал сильнее, Великий хан.

– Хорошо присматривай за ним. Его ждёт большая судьба.

Марко с отвращением отослал уйгурскую наложницу и крестом упал на огромную кровать, затенённую балдахином. Это уже пятая девушка. Он просил Хоахчин не присылать ему больше женщин, но старая карга твёрдо стояла на своём: от потерянной любви есть только одно лекарство – другая любовь. Да и здоровье надо поберечь, негоже молодому воину так сдерживать своё семя. Воин – не монах, ему нужно быть мужчиной. Катайцы, правда, по‑другому думают, заметил Марко. Потому мунгалы и повергли Сун, с убийственной логикой ответила Хоахчин и привела ему эту уйгурку. Красивая девушка, конечно, но. Джунгли Аннама выжгли моё сердце дотла, отец. Так же, как долгие странствия выжгли его тебе .

…Марко закрыл глаза… запрокинул голову… мёртвый нухур склонился над своими перламутровыми кишками. Марко встряхнул головой, отпил воды из фарфоровой чашки и перевернулся на бок. Ноздри ожёг запах жасмина, из‑под прикрытых век просочилась горячая влага. Марко вздохнул и .за^еатал on Б1еерлись веки …за^еатал как человеки …на рассвете в липкий сладкий …сон ныряют и украдкой …ранят двери рая стайкой …мыслей мягкой тонкой байкой …дверцы в рай для них обиты …спят они а не убиты …есть игрушка‑угадайка …сон игрушка‑умирайка …ну не бойся прыгай прыгай …сладкий шоколадный сумрак …раздвигая ты не умер…

…вдох и выдох чёт нечёт …снова вновь наоборот …линий ломаных кораллы …лилии глубокий стон …и лимонный привкус вялый …липстика лиловый лён …сладкий плен кленовых пальцев …слоник шёлковый в полёт …лезет пролезает в пяльцы …вдох и выдох чёт нечёт …снова вновь наоборот …льнёт лазутчик к алой маске …лаской таской свистопляской …рот разинут раной красной …ласковее ласковей …соловьиный выход вход …трель знакомых тихих нот …вдох и выдох выход вход …снова где‑то чёт нечёт …кожа шёлком грива волка …волнами пойдёт в руке …по молочной по реке …голым без ума без толка …дремлет замерев в глотке …сладкой липкой нежной дрёмы …где мы? как мы? что мы? кто мы?..

…Пэй Пэй снова унеслась в туманный сумрак, мелькнули яблочные груди, блеснуло обнажённое лоно, знакомый смешок, волна жасмина, изогнутая бровь. Диавол сладок, прошептал Марко, и семя вытекло из него как молоко, без толчков, тонкой струйкой, как вода, заскользило по алому шёлку, по алому, как рот Пэй Пэй, шёлку, заскользило туда, в сон, где возможно всё, где никто не умирает, потому что сон – младший брат смерти, иногда такой желанной.

Смерть – жестокая красавица, но если прорваться через её укусы к лону, то оно будет горячим и сладким, смерть жестока не ко всем, а лишь к тем, кто её боится, смерть посылает нам сны, чтобы мы не боялись помнить о ней… Марко крепко спал, подобрав под себя ноги. Рукоять меча торчала из‑под подушки совсем неуместно – он был так похож на ребёнка в этот момент.

…Вскочил, сжимая в правой руке обнажённый меч и, почему‑то, подушку в левой. Было совсем светло, наверное, уже день. В дверном проёме темнел коренастый силуэт.

– Меч – от человека, это понятно, – сказал смутно знакомый насмешливый голос. – А подушкой от кого ты хочешь защититься?

– Я тебя знаю?

– Думаю, да.

– Ты… (скрипнув уключинами, нарядная джонка с шипением унесла в сонную дымку голос матери, туман одеялом накрыл мост, ведущий на тот берег).

– Шераб Тсеринг из Кхама.

– Лекарь?

– А тебе разве нужен лекарь? Что ты собрался лечить?

– Ты был лекарем Пэй Пэй?

– Ей лекарь уже не нужен, – сказал Шераб Тсеринг, выходя из тени.

Он был одет в длинный синий халат из хлопчатой бумаги, в

ухе болталась большая бирюзовая серьга. На шее висели длинные чётки со странными амулетами, похожими на ножи. На вид ему было лет сорок или… или сто сорок, трудно определить. С виду он больше всего походил на разбойника, но глаза… его лицо, казалось, содержало в себе все лица земли. Марко почувствовал желание встать поближе. От Шераба Тсеринга веяло какой‑то избыточной, необычной, большой силой, устойчивостью камня, состраданием ангелов, огнём вулкана… Чем ещё? Марку хотелось… Он даже не знал, что ему хотелось. Выразить своё уважение? Нет, не знаю… Обнять его? Да, но это совсем не. Откуда такое странное чувство?.. Меч выскользнул из руки Марка и тихо зазвенел, покатившись по циновке.

– Я только что видел её во сне, – сказал Марко.

– Это нормально – у вас сильная связь.

– Мне её не хватает.

– Разлука с любимым – страдание, пребывание с нелюбимым – страдание.

– Я хотел убить тебя. Сначала за то, что ты дал ей волшебные пилюли, которые предотвращают беременность. Потом за то, что ты позволил ей умереть, хотя был её лекарем.

– Ну так убивай, – засмеялся Шераб Тсеринг. – Она тотчас же воскреснет.

Марко хотел обидеться, но смех колдуна был таким открытым, без издёвки, что молодой венецианец только присел на кровать.

– Ты колдун? – спросил он.

– Отец мой был известный нгагпа ², но я не пошёл по его стопам. Я перенял его знания в лечении различных болезней, но я не колдун. Я – странствующий налджорпа ³.

– Что ты здесь делаешь?

– Я остался здесь по просьбе Карма Пакши.

– Он колдун?

– Он великий святой, защитник всех живых существ, несущий свет знания, воплощение сострадания.

– Идолопоклонник разве может быть святым? – вскинулся Марко.

– Когда у тебя болит зуб, ты не спрашиваешь, какой веры знахарь, дающий тебе снадобье. Все хотят быть счастливыми – сарацины, несторианцы, иудеи. У всех есть мать, все испытывают боль, всех впереди ожидает смерть.

– И что он делает, Карма Пакши?

– А зачем тебе колдун? – снова засмеялся Шераб Тсеринг.

– Я хочу знать, что такое сон… – мучительно сморщив лоб, произнёс Марко. – В Тебете, рассказывают, колдуны знают всё о смерти и о сне.

– В Тебете колдуны знают, как вызвать дождь или разрушить селение градом, или сделать так, чтобы скотина рожала больше. Великий Мила до того, как стать святым просветлённым, учился у нгагпы насылать грозу и после этого с помощью молнии убил тридцать пять человек, причём своих ближайших родственников. Ему потом пришлось двенадцать лет искупать своё преступление. Колдуны ни хрена не знают. Они тебе не нужны.

– А кто мне нужен?

– Кому нужен?

– Мне.

– А что значит «мне»? Кто такой этот «я»?

Марко глупо посмотрел на Шераба Тсеринга, что‑то попытался ответить, но слова куда‑то делись. Тебетец зашёлся в хохоте, хлопнув Марка по плечу так, что тот снова беспомощно опустился на кровать.Три.

Библиотекарь шёл, постукивая и шурша по циновкам пола тонкой резной палочкой, последние годы заменявшей ему глаза. Рабыня‑ караитка, совсем ещё девчонка, в чьи обязанности входило смотреть за тем, чтобы старик ни в чём не нуждался, пыталась направить его, легко придерживая под локоть, но библиотекарь яростно сопротивлялся. Его раздражение Марку понятно: все, кого он учил, разъехались по дальним углам Поднебесной. Новая девчонка полуграмотна, по‑татарски говорит с ошибками, не говоря уж о катайском. Хубилай пообещал, что десять лучших сотников будут обучаться в библиотеке так же, как до сих пор обучался Марко. Вот удружил ! Мунгальские сотники прилежны, но тупы, как и эта сопливая караитка. Но Хубилай и слышать ничего не хочет: мунгалы должны стать умнее катайцев…