Аргентина: Крабат

— Не буду, Герда. И... Дай, пожалуйста, сигарету.

Буйный тигрик исчез. Девочка, внезапно став серьезной, закусила губу.

— Сейчас, папа.

Они молча курили, сидя рядом и пристроив пепельницу на стуле. Содранный с плеч пиджак Герда, подняв с пола, повесила на спинку.

— Ты можешь ничего не рассказывать, Кай, — наконец сказала она. — И я могу ничего не рассказывать. Нет, все-таки скажу. Мне снилось очень-очень страшное. Шанхай, я тогда была еще совсем маленькая. Ночью в нашу комнату вошли какие-то чужие, с оружием. Они искали Королеву... маму, ее, к счастью, не было. Меня не тронули, а няню стали бить, она сильно кричала. Я это вижу во сне и тоже кричу. Королева водила меня к доктору, он таблетки дал...

Марек обнял ее за худые плечи, девочка уткнулась головой ему в грудь.

— Только не говори Королеве про этот сон. Он очень плохой не потому, что страшный. Это про нее, про Снежную Королеву, сон, ищут маму, не меня. Я проснулась, темно, а тебя нет. Но все равно не закурила.

Отстранилась, взглянула, уже с улыбкой:

— А теперь — ты, Кай! Тебя не было всю ночь, от твоей рубашки пахнет машинным маслом и еще чем-то, не могу понять... Точно, духами Королевы! Где ты их взял? Носишь с собою флакончик?

Самое время каяться. Или — не каяться. Или все-таки солгать. Или не лгать, просто выстроить факты иначе.

— Ночью с горы сняли двух альпинистов, итальянцев. У одного — серьезная травма. Теперь он в безопасности, с ним врач, вылечит. А у наших, у Хинтерштойсера и Курца, все нормально, у них теперь даже веревка есть.

Герда вскочила, схватила мужчину за руки.

— Ка-а-ай! Вот это да-а-а! Я знала, что — герой, всегда знала! А сняли — как? На самолете?

— Сняли — и сняли, — Марек улыбнулся. — Никакой я не герой, просто новости рассказываю. А еще я видел «альпийского гонщика», который BMW 315/1, Roadster. Он действительно в Гринденвальде. Там есть трехэтажная гостиница, «гонщик» стоит справа от входа. Только не спрашивай, проколол ли я ему шины. Не проколол, новые поставят.

...Красный «Родстер» он заметил, как только открыл глаза на гостиничном балконе, куда они упали прямиком с небес. Виду не подал, но Вероника, что-то почувствовав, тоже поглядела на красное авто — внимательно, запоминая. И только потом, сцепив руки на его затылке, впилась губами в губы.

Герда отошла к столику, взяла пачку сигарет, взглянула с вопросом. Марек махнул рукой:

— Неси! И еще новость, не слишком хорошая. Самолета у нас больше нет. Роберт улетел домой, велел кланяться и обещал похлопотать, чтобы тебя приняли в юные пионеры.

— Pioner — vsem primer! — Герда задумалась. — Нет, не хочу, им курить запрещают... Держи!

Марек взял сигарету, но понял, что она — лишняя. Во рту и так горько.

В омут? Да, в омут!

— Не так давно ты уверяла меня, Герда, будто я очень сильный. Ты, к сожалению, ошиблась. А еще ты пообещала ничего не говорить Королеве, если я... закурю. Не говори, расскажу ей сам. Или не расскажу... Первый раз в жизни я не знаю, что делать, Герда! Не знаю...

Девочка не ответила. Сидела молча, сгорбившись, словно на ее плечи, затянутые полосатой пижамной тканью, легла каменная скала. Наконец выпрямилась, попыталась вздохнуть. Получилось, но не с первого раза.

***

— Я знала, что ящерица тебя найдет, Кай. Она крылатая, правда? И еще очень-очень красивая. На твоем месте я бы, наверно, тоже... закурила. Только я не такая красивая, у меня большой подбородок и плохой характер. И еще я никому не нужна, лишь Королеве и тебе. Погоди, Кай, дай сказать... Книжку про анатомию я прочла в пять лет, но до сих пор не могу понять, почему это называют «измена ». Изменить — поменять на другое? Ты меня на что-то поменяешь, Кай?

— Я скорее умру.

— Я была еще совсем маленькая, когда умер мой отец. Его убили на глазах Королевы... мамы. Она тебе не рассказывала — и не расскажет. С тех пор Снежная Королева не может никого полюбить, у нее сердце стало ледяным. Поэтому я все время вспоминаю сказку про мальчика Кая и девочку Герду.

— Никто не умрет — и никто никого не бросит. Не знаю, как у нас теперь сложится с Королевой, но другой Герды у меня никогда не будет.

— Мне ты не изменял, Кай. Этой ночью ты спас людей, а потом выкурил сигарету, потому что тебе очень хотелось. Вот и все! Остальное в книжке про анатомию, но она скучная. Не надо рассказывать Королеве. Ей будет плохо, а я этого не хочу. И ты не хочешь.

— Это нечестно, Герда.

— Улетать на целые месяцы ради каких-то черных котлов тоже нечестно. Значит, у ящерицы такие же духи, как и у Королевы? Жаль, что она зеленая и в пупырышках. Зато фактурная.

— Точно! Хорошо, что напомнила. Мне сегодня же надо повидать одну женщину...

— К-кай! А сколько ты... сигарет выкурил? Ты сказал, что... две. Нет, три! Ой, Кай, а так тоже можно?

6

Женщина поняла, что ошиблась, когда под серебристым крылом двухмоторного «Фармана» компании Air Union показалось залитая горячим солнечным огнем взлетная полоса аэропорта «Ницца Лазурный Берег». До княжества Монако гражданские самолеты не летают, единственный путь — через столицу Французской Ривьеры.

Телеграмма... Значит, именно здесь ее и будут ждать. Нехитрый план сработал, она все-таки ударилась в бега, причем по заранее намеченной дорожке. В Замке Измены просто хлопнул стартовый пистолет.

Но разве у нее есть другой выход? Прятаться в Париже? Улететь в Швейцарию к дочери? Пустят ищеек по следу, найдут. «На кровати, une vieille bique, разложим, а потом в ножи возьмем...» И — saperlipopette! Лучше уж сразу в львиную пасть!..

Пистолет спрятан в одном из чемоданов, замотанный в тряпки, но женщина об этом не жалела. Не поможет — даже если она шагнет на трап с «Томсоном» наперевес. Подойдут, поздороваются вежливо...

Подошли — сразу четверо, в одинаковых светлых костюмах. Приподняли шляпы, один, самый плечистый, вручил букетик фиалок.

— С приездом, мадам Веспер!

Обошлось без «Пройдемте с нами!» И так все яснее ясного. Отвечать не стала. Дернула плечами — и пошла, куда указали. Конвой не отстал, двое «светлых» впереди, двое — сзади, коробочкой.

Фиалки ничем не пахли, словно восковые.

В заполненном людьми здании аэровокзала «коробочка» стала теснее. Один из сопровождающих, внезапно сократив дистанцию, легко толкнул женщину локтем, но тут же поспешил извиниться:

— Прошу прощения, мадам! Такая толпа...

Слово «мадам», всегда ее раздражавшее, внезапно заставило остановиться. Всего на какой-то миг, идущим сзади даже не пришлось умерять шаг. Но этого хватило, чтобы разрозненные кубики, беззвучно кружившие, не находя себе места, так же неслышно сложились отчетливой многокрасочной картинкой. Женщина улыбнулась. Наконец-то хоть какая-то ясность!

Настроение сразу же пошло вверх. Когда, выйдя на привокзальную площадь, столь же многолюдную, сопровождающий указал на скромно стоявший в сторонке черный «Citroen Traction Avant», она вновь улыбнулась. «Ситроены» здесь в чести.

...Как и нелепые гитлеровские усики под породистым носом с крупными ноздрями.

— О, мадам! Ницца — прекрасна! Париж тоже прекрасен, но чтобы описать его, требуется множество слов. Здесь, на Французской Ривьере, они лишние. Ницца — и этим все сказано, дорогая мадам Веспер!

Куцая стрелка среди густо смазанных бриолином волос, благообразное до приторности лицо. Безупречный белый костюм — и тяжелый перстень-блямба с безвкусной печаткой. Помесь дипломата с приказчиком из лавки.

Она ждала, что случайный знакомец потянется к руке, дабы облобызать по всем жантильомским обычаям, но этого не случилось. Человек в белом костюме даже слегка попятился, словно опасаясь внезапного удара.

— Вечерняя Сена и вправду хороша, — постаравшись не дрогнуть лицом, сказала она. — Благодарю за совет. Но вообще-то партнеры так не поступают. И войну, и мир принято объявлять по всем правилам. Как и представляться при знакомстве.