Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.

Глаза жены испуганно округлились:

— Уезжаешь? Куда? Зачем? Что, война?

— Какая война, что ты — постарался успокоить её я. — Это так, ненадолго… по делам!

— Знаю я твои поездки по делам! Вот в прошлый раз, тоже сказал, на денек съезжу! А вернулся из Туркестана только через три года, весь покоцанный, зато с крестиком на груди…а я тебя тогда как дура до ночи ждала, все не уходила, пока меня от Главного Штаба жандарм не прогнал…

— Аня, будь добра, не начинай…

— Я тебе так сейчас начну…

Короче, еле ушел.

Вспоминается такая история. Приходит к батюшке молодая дама, вся в синяках. Батюшка, говорит, что мне делать? Муж, как придет домой, так сразу начинает меня избивать… А тот ей: дочь моя! Набери в рот Святой воды перед приходом мужа, и не глотай… Приходит дама через неделю: Батюшка, помогла Святая вода! Муж стал такой добрый да ласковый. А поп: вот, дщерь моя духовная, как важно бабе при муже лишнего не пиздеть!

… На Финляндском вокзале в веселой суматохе перед отправлением дачного ускоренного поезда смешались празднующие сдачу зачета веселые студенты, распевающие «Гуадеамус Игитур» (и кто-то заполошно кричал: «Саня, ты же водку не забыл?!»), финские молоденькие бабешки, в нарядных нагольных полушубках, возвращающиеся с Сенного («Кайса, а как ты думаешь, моему Мути этот галстук понравится? Я ему хотела купить такой же, как у шурина Иххолайнена, да вот что-то не нашла…»), солидные бородатые онежские мужики («Знаешь, Эльпидифорушка, Цто-то мне мысля о тракторе всё покоя не даеть…»)…

У вагона первого класса солидный кондуктор сурово выговаривал высокому, стройному престарелому генералу с противной болонкой под мышкой:

— Ваше Превосходительство! Видит Бог… но животное должно перевозиться в клетке, либо быть в наморднике, и помещаться в собачьем ящике под вагоном, а ровно по желанию владельца вместе с оным ехать в нерабочем тамбуре вагона…

— Да что же мне, генералу Маннергейму, до самой Оллилы вместе с собакой в тамбуре стоять? — возмущался старый конногвардеец.

— Господин барон! Я вас шибко уважаю, но даже Маннергейм не может нарушать инструкции…

Старый солдат, отчаянно ругаясь по-французски, полез в карман за полтинником, дабы смирить беспощадного кондуктора…

Это была сама жизнь! Веселая, радостная и какая-то праздничная… Как на картине Кустодиева…

И когда мы с капитаном Русских сели на уютные бархатные сиденья в жарко натопленном вагоне, я уже знал, что скоро, совсем скоро меня ждет радостная негаданная встреча…

Наташа, живая и веселая, появилась в дверях нашего куппэ и радостно начала было говорить:

— А я Вас… тебя… нашла, вот!

Как вдруг её лицо исказилось гримасой мучительного страдания, на белом гимназическом фартуке появилось стремительно расширяющееся пятно крови…

И я закричал.

И окончательно проснулся.

Над мертвым озером Куоллот-ярви, [96] окруженным мертвыми вершинами уходящих к мертвым, свинцовым тучам сосен мертвенно гудел ветер смерти…

Ни рук, ни ног, ни сердца я уже не чувствовал.

Было абсолютно не больно…