Аналогичный мир - 2 (СИ)

— Если всё в порядке, можешь идти отдыхать.

И обычный равнодушный ответ:

— Слушаюсь, сэр.

Кропстон задумчиво посмотрел на бесшумно закрывшуюся дверь. Интересно, какие-то чувства у этой скотины остались, или дрессировка выбила последние? Остальные негры ненавидят и боятся его… до смешного. Хотя… такого стоит бояться. Ну, ладно. Это не проблема.

Кропстон достал другую колоду и стал раскладывать другой пасьянс. Теперь самое-самое. Старый Говард и русские. Выгорит дело — уберут как свидетеля, достаточно вспомнить Нэтти и других многих и многих. Не выгорит — будешь иметь дело с русскими. Выстрел в затылок или расстрел по приговору. Богатый выбор, что и говорить. Что есть? От русских… информация. Информации много, и если её подавать небольшими порциями, то хватит надолго. На… неважно, сколько ни будет, всё его. Значит, в случае провала надо попасть к русским живым. С этим ясно. А что есть от Говарда? Паук безжалостен. Исполнителей сбрасывает пачками. Достаточно вспомнить судьбу… да того же императора, как его там звали? А, всё равно неважно. Ширма она ширма и есть. А уж про остальных… взводами, ротами и чуть ли не полками… Но… но и но… Что сейчас есть у Говарда, и что сейчас можно выставить против? Сам старик Говард впрямую нигде не засветился. Службой Безопасности командовал его сын, Служба Охраны… в той же колоде. Так что за все расстрелы, лагеря, погромы, прочее и прочее, и прочее отвечает Джонатан Говард, бригадный генерал. Очень вовремя убитый неизвестными грабителями. Всей служебной мелочи, непосредственным исполнителям приказы отдавал он, и мелочь, что тоже могла многое знать и рассказать, весьма умело положили и подставили. В нынешних событиях командует Хэмфри Говард. Наглый самоуверенный сосунок. До старика ему… да и до старшего братца тоже. Нет, Хэмфри прижать нетрудно. Достаточно не мешать, и сосунок сам наберёт на себя столько, что на несколько вышек хватит. Прижать Хэмфри, а через него старика? Паук не сентиментален, но смерть первенца должна была его затронуть. Хэмфри последний. Не станет Хэмфри, и кончатся Говарды. В принципе тоже… вариант. Опасный, конечно. С Говардом и сейчас опасно связываться. Потому что есть ещё одна сила: Белая Смерть. Слишком опасная сила, чтобы о ней даже рассуждать. И если бы не она… Да, заднего хода уже не дашь, но потихоньку свернуть в сторону… можно попытаться. И нужно.

Кропстон собрал карты, сбросил колоду в ящик стола и встал. Пора ложиться. О завтрашнем завтра и подумаем.

Рассел выключил свет, отодвинул штору и боком сел на подоконник. Затылок прижат к косяку, руки скрещены на груди. Началась ночь. Ещё одна бессонная ночь. Нет, надо что-то делать. Оставить всё как есть и пусть идёт своим чередом он не может. В субботу он увидел их в Гатрингсе. И в воскресенье пошёл в церковь. Злясь на самого себя и презирая за эту злость. Хотел увидеть Джен. И увидел. Весёлую, лучащуюся радостью. Он достаточно опытен, чтобы увидеть. И понять. И эта старая карга, миссис Стоун, права. Это не то, для чего держали и делали спальников. Это совсем другое. Джен любит. Она не отличает, не может отличить. Человеческих чувств от животных рефлексов. Отвергнуть любовь Хьюго, старомодную, сентиментальную, смешную, да как угодно, но любовь, живое человеческое чувство, и выбрать… неужели она не понимает, что спальник… не человек? Что его объятия, поцелуи, ласки лишены главного — живого человеческого тепла? Неужели и для Джен физиология, все эти трения-касания важнее всего?! Если это так… жаль, он хорошо думал о Джен, она казалась такой… искренней, цельной, чем-то похожей на Фанни…

…Солнечный свет бьёт в широкое окно, заполняет комнату. Он жмурится, ёрзает, накрывается с головой, но одеяло просвечивает.

— Фанни! Задёрни шторы, — безнадёжно просит он.

— И не подумаю! — звонко хохочет в ответ Фанни.

И он знает, что она опять стоит голая у окна, раскинув руки, и купается в лучах, как под душем. Неуёмная Фанни. Он повторяет это вслух, и с него тут же сдёргивают одеяло.

— Не будь занудой, милый! Солнце надо любить.

— Я люблю тебя, — он обхватывает её и валит на постель. Фанни хохочет, отбивается и щекочет его…

…Рассел улыбнулся воспоминаниям. Фанни, озорная, смешливая, не признающая никаких условностей. Жадная и щедрая одновременно. Брать и давать ей одинаково приятно. Только Фанни объяснила ему, чем женщина отличается от спальницы. Объяснила не словами, а собой, своим телом, своими поступками… Он предложил ей выйти за него замуж. Она рассмеялась. И отказалась…

…- Ну, милый, спасибо, но это несерьёзно.

— То есть как? — он сам не ждал, что её отказ так заденет его.

— А вот так, — хохочет Фанни. — Я свободная, и ты свободный. Захотим — встретимся, захотим — разбежимся.

— Фанни, это не причина. Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, — смеётся Фанни. — Потому и не хочу. И не буду.

Он угрюмо кивает. Если Фанни не хочет, то её не заставишь. Приказать ей нельзя…

…Рассел вытащил сигарету и закурил. Земля тебе пухом, Фанни. Он тогда окончил университет, уехал. Не попрощавшись. Фанни уже вовсю крутила с другими. А может, и нет. Но между ними и так было всё кончено. Но что бы ни делала Фанни, в Палас она не ходила…

…- Да ну его, милый.

— Но почему?

— А не хочу! — смеётся Фанни.

— Ты можешь внятно объяснить? — сердится он.

Они лежат рядом. Фанни в его объятиях задумчиво накручивает на палец волоски у него на груди.

— Ну, милый зануда, — она целует его в щёку возле уха, — ты же любишь порядок во всём. Так, во-первых, я люблю, когда за мной ухаживают и завоёвывают. Во-вторых, я люблю случайные встречи. В-третьих, — она опять целует его, — я люблю солнце, много солнечного света. А в Паласе всё наоборот. Ты доволен?

Он целует её, но настаивает:

— А в-четвёртых?

— А в-четвёртых, в-пятых, в-шестых и так далее, — смеётся Фанни, — я люблю, когда меня любят. Понятно?…

…Конечно, понятно. Он всё понял и не обиделся, когда Фанни стала удаляться от него. Ничего вечного не существует. Кончалась любовь, кончались и их встречи. Без обид и скандалов.

Рассел глубоко затянулся горьковатым дымом. Купил в Гатрингсе русскую пачку на пробу. Ничего, очень даже ничего. Но под настроение. Послезавтра пятница, Джен придёт в контору. Что ж, это его шанс. Проводить после работы. Он так часто это делал, что ни у кого не вызовет подозрений. Ни у кого, кроме… кроме этого чёртова спальника. Хотя… хотя в тот раз сам виноват, что погнался и попал в ловушку. Да и чёрт с ним, в конце концов, если что, на этот раз он будет стрелять. Дважды на одно ловятся только недоумки. Он, слава богу, не из таких…

…- Ты упрям, Рассел.

— Весь в тебя, — весело огрызается он.

Отец с улыбкой кивает.

— Грешен. Не могу оставить проблему нерешённой.

— Что?! — сразу настораживается он. — Ты… ты опять взялся за это?

— И да, и нет, — смеётся отец.

Но смех слишком явно прикрывает смущение.

— Не понял, — он с улыбкой подносит к губам стакан. — Ты опять купил спальников?

— Да, — отец негромко смеётся, — одного и в рассрочку.

— Значит, да, а что тогда нет? Только наблюдаешь? Без анализов и экспериментов?

Отец кивает, медлит и наконец… хлопает в ладоши. И на этот обычный сигнал вызова домашнего раба в холл входит… спальник, трёхкровка.

— Убери и подай кофе, — спокойно приказывает отец.

Он молча смотрит, как ловко управляются с посудой красивые тёмно-бронзовые руки. Но вот столик между их креслами накрыт для кофе, отец внешне небрежно кладёт на край столешницы надкусанный бисквит.

— Ступай.

— Спасибо, сэр, — раб берёт бисквит, ласково и благодарно улыбается и бесшумно исчезает из комнаты.

Первую чашку они выпивают в молчании. Он настолько ошарашен, что не находит слов, да и мысли… вразброд. Отец… никогда…

— Он… ты давно его купил?

— Скоро полгода, — улыбается отец.

Полгода? И не горит?! Значит… но этого не может быть… отец…

— Ты никогда не увлекался этим, — тихо говорит он.