Язычник: Там еще есть надежда (СИ)

Ведьмак указал на широкую, темнеющую стену у горизонта, в которую упиралась тропа-дорога.

— В нём и ночёвку устроим, — продолжил он. — Там и дровишек полно, и вообще костёр развести можно, злому глазу неприметный.

Развернувшись, ведьмак быстро зашагал по дороге, а Вячеслав, ставший теперь Вечеславом, поплёлся следом, размышляя о том, как он успеет пропотеть в своём шерстяном свитере, пока они доберутся до леса, и о том, с какого перепугу этот парень, называющий себя славянским богом, так нагло поучает его, как правильно чего одевать, как правильно себя называть, и вообще командует им. Потом он стал думать о своих родных. Представил испуганные глаза Маши, с которыми она сегодня станет обзванивать всех знакомых, потом больницы, а потом, пересилив ужас, позвонит в морг, и дрожащим голосом, запинаясь и срываясь в рыдания, будет сообщать его приметы. Представил Иришку, безмолвно сжавшуюся в комочек на диване, которая смотрит на маму, и понимает, что произошло что-то страшное.

— Фух, — выдохнул он. Так ему стало тяжело от нарисовавшейся в мозгу картинки, что он решил догнать убежавшего метров на двадцать вперёд ведьмака, и хоть о чём-нибудь заговорить.

Солнце уже коснулось краем линии горизонта, и от приближающегося леса повеял прохладный ветерок. Вечеслав трусцой нагнал ведьмака и зашагал рядом.

— А чего это Киев радимичей побил? — спросил он, слегка отдышавшись.

— Да они дань платить Владимиру отказались. Хозарышем его ругали.

— А он что, хозарин? — спросил Вечеслав, вспомнив известную строчку о Вещем Олеге, и понимая, что вряд ли этот народ ходил в друзьях у русских.

— Мать его из иудейских хозар, а стало быть и он.

— А отец Святослав? — вспомнилось Вечеславу из школьной программы.

— Ну, вообще то, как и в твоём случае — Светослав.

— А, ну понял уже, букву везде заменять надо, да? Только, какая разница, не пойму, — Вечеслав хмыкнул и пожал плечами.

— Вот смотри, взяли например слово река, и сделали — ряка. Слово оторвалось от своего исконного смысла, стало просто набором букв, лишилось связи с рунами. Вот что такое «вяче» в твоём имени?

— Да хрен его знает.

— Значит, и звать тебя — Дахренегознает. Врубился?

— Ну, вроде, — буркнул Вячеслав, кивнув.

— А что такое свят?

Вечеслав на несколько секунд задумался. Ведьмак молча ждал.

— Слушай, а ведь и вправду, — наконец хмыкнул Вечеслав, — Не понятно, что такое этот свят.

— Смысл закручен сам на себе, гадина пожирающая собственный хвост. Никто никогда тебе не скажет, что такое свят, не опираясь на само это слово. А теперь почувствуй разницу, есть слова, которые вообще не требуют объяснений, — ведьмак указал рукою на заходящее солнце. — Вот он — свет, и больше объяснений не нужно.

— Надо же, — Вечеслав хмыкнул. — Не задумывался об этом ни разу.

К лесу они подошли, когда над горизонтом от светила остался лишь тонкий, ярко-оранжевый краешек, а с другой стороны небо сделалось бледно-матовым, и начинало понемногу темнеть.

— Ну вот, и солнышко наше родное отдыхать пошло, — проговорил ведьмак, на ходу наклоняясь и подбирая толстую, сухую ветку. — Нужно самим теперь солнышко сооружать. Собирай хворост помаленьку.

Вечеслав опустил взгляд и стал всматриваться под ноги, каждые пять секунд лупя ладонью то по лицу, то по шее, то вскрикивая, и неуклюже выворачивая руку и ударяя себя по спине. То ли от близости к лесу, то ли от того, что на землю торопливо опускался вечер, вдруг в огромных количествах появилось комарьё. Истошно загудело и закружилось вокруг головы, перекрывая своим гуденьем даже стрекотанье кузнечиков на лугу.

— Ничего, — проговорил ведьмак. — Сейчас дымом провоняешься, отстанут.

— А ты не можешь их, как птичку? — сквозь зубы процедил Вечеслав, в очередной раз засадив себе по щеке, и почувствовав под ладонью мокрое пятнышко.

— Комар существо нахальное. Ему говори не говори — всё до одного места.

— Вот оно, — Вячеслав зло усмехнулся, — Высшее существо. На всё наплевать.

— Ну какое ж это высшее существо, когда ты их уже с десяток жизни лишил.

— Ну, вообще-то да… да только им десятком меньше, десятком больше, по барабану, а у меня шкура одна.

— А может они как раз решили твою шкуру на свой барабан натянуть, — ведьмак рассмеялся, — Вот и пробуют на прочность.

Они углубились в лес всего метров на тридцать, и увидев в полумраке небольшую полянку, решили переночевать на ней. Дальше идти смысла не было. Где-то впереди вяло переквакивались лягушки, а значит, там, пройди ещё чуток, и захлюпала бы под ногами вонючая болотная жижа.

Вечеслав присел на корточки и бросил на землю несколько сухих веток, которые успевал подбирать в редкие и очень короткие перерывы между неравными схватками с комарами. У ведьмака охапка была побольше раза в три. Они быстро переломали принесённые ветки и ведьмак, отобрав из них те, что потоньше, стал аккуратно складывать маленький шалашик. Закончив дело, он с корточек стал на колени, и наклонившись к своему сооружению, принялся что-то нашёптывать скороговоркой.

Всего за пару секунд до этого Вечеслав как раз собирался поинтересоваться, каким макаром они вообще станут добывать огонь, но увидев, что для ведьмака это, по всей видимости, не особо большая проблема, он стал просто с интересом наблюдать за причудливым обрядом. Через полминуты вспыхнул язычок пламени и принялся живо облизывать сооружение из веточек.

— Не, ну это вообще, — Вечеслав цокнул языком и прибил очередного комара на затылке. — Расскажи мне кто-нибудь такое, я бы рассмеялся. Как это?

Ведьмак уселся на землю в метре от разгорающегося костра, и согнув ноги, упёрся подбородком в одно из колен.

— Всё что ты видишь вокруг, — заговорил он, глядя на огонь, — Это Род. Он принёс себя в жертву, чтобы из него сотворился наш мир. Ты, я, комары, которых ты убиваешь, ветки и огонь — всё маленькие частички Рода. А есть слова, которые Род завещал богам, и при помощи них можно творить всё из всего. Иногда боги открывают эти слова ведьмакам, чтобы те использовали их во благо людям.

— А-а, это что-то вроде, как алхимики хотели из одного вещества другое получить? Философский камень, да?

— Ну, про философский камень ничего сказать не могу, — ведьмак потянулся за веткой, — А то, что всё единообразно в своей основе, это, как говорится, и ежу понятно. И слова эти обращаются именно к самой основе мира.

Огонь быстро разгорался, всё быстрей и жадней пожирая ветки, и отгоняя густой мрак к краям поляны. Кучка хвороста уже успела растаять наполовину, и ведьмак, задумчиво посмотрев на неё, с недовольством покрутил головой.

— Надо бы ещё собрать, да потолще, — сказал он, поднимаясь, — А то, так и до половины ночи не хватит.

— Угу, — пробурчал Вечеслав с сарказмом, стирая со лба очередное мокрое пятнышко. — Слова, на благо людям, основа мира, ну-ну. А комаров убедить не кусаться жалко.

— Колдовскую силу нужно с умом расходовать, — ответил ведьмак. — Понимаешь, она не бесконечная. Её ведьмаки из света и воздуха копят. А на комаров тратиться — это глупость.

— У-у, — промычал Вечеслав, которому все эти отмазки ведьмака были побоку, потому как всё лицо и шея у него уже давно и со страшной силой зудели, и единственным желанием было броситься в холодную воду, чтобы снять этот нестерпимый зуд.

Пройдясь по кромке поляны, они собрали две приличные охапки и вернулись к костру. Вечеслав уселся, как учил его дед, после войны протрудившийся в колхозе пастухом. Он подогнул одну ногу под задницу, а вторую согнул перед собой. Способ был хорош тем, что задница не соприкасалась с холодной землёй, и тем, что как только подогнутая нога затекала, можно было просто пересесть на другую.

Ведьмак подкинул в костёр несколько веток потолще и улёгся прямо на землю.

— Не простудишься так? — спросил Вечеслав. — Тело-то, небось, не только хлипкое, но и не закалённое.

— Так что ж теперь, как коню, стоя спать, что ли? — спросил ведьмак и усмехнулся.