Перекресток времен. Дилогия (СИ)

— А она что, тебе нравится? — заволновался Максим.

— Нравится. Красивая девушка. Но не настолько, чтобы я голову потерял, как ты, — равнодушно произнес Андрей. — Ты, наверное, к ней не вовремя со своим знакомством подошел, вот конфуз и получился.

— Точно! — Максим ударил себя ладонью по лбу. — Вот башка чугунная! Как раз раненых из второго лагеря привезли, я ей еще помогал их размещать в землянке. И я тут со своим знакомством лезу, ведь занята она была, не до меня ей было. Мне и Янис Людвигович про это говорил.

— Вот видишь, а ты расстроился из-за пустяка, который сам и придумал, — успокоил друга Андрей. — Давай завтра повторим знакомство, но уже пойдем вдвоем, без меня не суйся, а то опять дров наломаешь. Договорились?

— Хоп. Договорились!

— А что ты мне как узбек отвечаешь?

— А это у моего бати и Уварова Олега Васильевича согласие обозначает. Они раньше в Афганистане воевали, вот там разных словечек и набрались.

— Да, я заметил, что они имеют боевой опыт. Так командовать людьми не все смогут, да еще в неизвестной обстановке, — уважительно произнес Андрей.

В это время к ним подошел Синяков:

— Лейтенант Григоров, мне нужен ваш немец. Говорят, он отличный механик.

— Так точно. У него руки золотые. Любую технику разберет и заставит работать, — подтвердил Андрей и, повернувшись к землянке артиллеристов, крикнул: — Ганс, ком цу мир.

Плащпалатка, прикрывавшая вход, откинулась, и оттуда, застегивая на ходу ворот гимнастерки, выскочил Штольке.

— Я, товариш лейтенант.

— О, Ганс! Ты уже по-русски научился говорить!

— Я, я, да. Тишко, Миша, учить мало, мало. Герр официр?

— Ты поймешь, если я тебе говорить буду? — спросил его Синяков.

Немец подтверждающе закивал.

— Завтра мы хотим произвести разведку местности. Но не пешком, а на немецком мотоцикле. Сможешь его разобрать, а потом, когда поднимем на плато, собрать?

— Яволь. Я знать БМВ-Р71. Просто парить репа, — серьезно ответил немец.

Те, кто стоял рядом, прыснули от смеха.

— Проще пареной репы, — сдержавшись, поправил его Григоров. — Не обижайся, Ганс, но чувствую, что научит тебя Тишко еще не тем словечкам!

— А! Я поняль! Я работать Хамбург ремонт автотехник, вся германский техник, — пояснил Штольке. — Я все уметь ремонт авто. Проше парен репа.

— А кто пойдет в разведку? — поинтересовался Максим.

— На скалы пойдут Олег Васильевич с группой. А мы, я с радистом, будем мотоциклом местность в округе колесить, — пояснил Синяков.

— Так возьмите Ганса с собой, — предложил Григоров. — Не дай бог, что случится с техникой, а он ее сразу же и починит.

— А это мысль! Завтра доложу командованию, — согласился Синяков. — Ганс? Поедешь завтра со мной?

— Яволь. Хорошо. Надо есть надо, — спокойно ответил немец.

— Вот и ладушки! А теперь всем спать, завтра с восходом солнца будем арбайтен, — попрощался Синяков и пошел в землянку, которую он делил с пограничниками Бажина.

Глава 10

— Оксанка! Вставай. Еще одного раненого привезли, — услышала Оксана сквозь сон ставшие привычными за последние дни слова.

— Варенька! Ну я посплю еще немножко, а?

— Да я бы разрешила, но Янис Людвигович тебя просит подойти.

— А что там за раненый? Наш или из белых?

— Не наш и не белогвардеец. Немецкий летчик, что вашу колонну разбомбил. Янису Людвиговичу переводчик нужен, а то немец лопочет что-то непонятное. Жар у него, — пояснила Варя.

С санитарками Варварой и Маргаритой Оксана познакомилась и подружилась в первый же день. Конечно, в лагере были и другие женщины, даже несколько молоденьких девушек, но Оксана сблизилась пока только с этими двумя. Они вместе ухаживали за ранеными, во всем помогая Баюлису и санинструктору Шевцову Семену Игнатьевичу, бывшему до войны фельдшером.

Маргарите было двадцать лет, Варваре двадцать один. Обе они были студентками, прошедшими перед самой войной школу санитарок. Обе не замужем. У Вари был жених, красный командир, но он пропал в первые дни войны на границе.

— Не буду я этого немца лечить, он столько наших людей погубил! — запротестовала девушка. — Пускай сдохнет, вражина!

— Я все понимаю, Оксанка, у меня такое же желание, но мы сейчас не на войне, — спокойно возразила ей Варя. — Ты ведь врачом хотела стать, помни о своем долге всегда оказывать первую медицинскую помощь любому человеку, независимо от того, кто он.

Оксана неохотно встала с лежака, сполоснула лицо из тазика с холодной водой, наскоро оделась и вышла вслед за Варей из теплой землянки, временного женского общежития. В лагере было две женские землянки. В одной размещались мамаши с маленькими детьми, а также несколько пожилых женщин, помогавших ухаживать за детишками, пока их родительницы были заняты на работах, а в другой — все остальные, в основном молодые и без детей. Возле этой землянки в последнее время стали часто появляться потенциальные женихи из числа красноармейцев, а иногда и молодых командиров. Беда бедою, а жизнь берет свое.

Но сейчас возле землянки никого из мужчин не было. Только двое мальчишек возились возле костра, подбрасывая в него небольшие сухие ветки, — поддерживали огонь.

Оксана выглядела уже не такой перепуганной девчонкой, какой была еще несколько дней назад. Молодость быстро привыкает к новым условиям жизни. Она понемногу смирилась с тем, что попала в чужой, неизвестный мир. Боль утраты близких не покинула ее, но немного притупилась. С этим надо было смириться, так как повлиять на сложившуюся ситуацию она никак не могла. Место этой боли в ее душе потихоньку занимала тревога за свое будущее и будущее окружавших ее людей. Что их всех, собравшихся здесь волею судьбы, ждет завтра, выживут они или погибнут?

Сиреневое платье, в котором она попала сюда, давно лежало в корзине вместе с другой летней одеждой. На складе ей выдали мужскую красноармейскую форму. И теперь она, как и многие женщины, как Варя с Ритой, была одета в хлопчатобумажную гимнастерку, опоясанную кожаным ремнем с однозубой пряжкой, и шаровары, на ногах — ботинки с обмотками, на два размера больше ее ноги. Чтобы было удобнее ходить, Оксане пришлось натягивать две пары носков и оборачивать их портянками. Вместо пилотки, которую носили ее подруги, она повязала на голову найденный в корзине мамин цветастый платок. Выданную шинель, как и всю форму, пришлось подрезать и подшить по росту. Благо в лагере нашлись и ножницы, и нитки. Сначала девушка думала, что в таком виде она похожа на пугало, но, видя, что почти все женщины одеты так же и никто над ними не смеется, смирилась, хотя с детства была модницей.

Подойдя к палатке, где Баюлис осуществлял предварительный осмотр поступивших раненых и делал операции, она столкнулась с Ритой, спешащей в сторону блиндажа, где жил доктор и его товарищи.

— Ты куда, Рит?

— А, Оксанка, привет, — бросила ей Рита. — Извини, спешу. Янис Людвигович срочно попросил принести медицинский чемоданчик, а то этому немцу совсем плохо стало.

Войдя в палатку, Оксана увидела, что на операционном столе, сделанном из борта грузовика и поставленном на деревянные козлы, лежит человек в немецкой форме, испачканной кровью. Над ним склонился Баюлис. Рядом с врачом стояла миловидная молодая женщина в белом халате и белом же платке с красным крестом. Оксана только вчера познакомилась с ней, когда та привезла к ним раненых из второго лагеря. Ее поселили в землянку, где жила Оксана с подругами-санитарками. Представилась женщина Катей, но все называли ее по имени-отчеству, Екатериной Валерьевной, хотя на вид ей было не больше тридцати. У приехавшего вместе с ней санитара девчонкам удалось узнать, что Екатерина Валерьевна была настоящей графиней, ее мужа, командира одной из частей белой армии, месяц назад убили большевики. У них был маленький сын, но он умер еще зимой от простуды. У женщины, видно, был сильный характер, поэтому на людях она никогда не плакала и, только оставаясь одна, давала волю чувствам. Свое горе Екатерина Валерьевна старалась заглушить заботой о раненых.