Где-то я это все когда-то видел(СИ)

И этот туда же! Так я тебе все и рассказал!

— Я — секретное оружие Комитета государственной безопасности. Под названием… ЛДПР. Знаешь, как расшифровывается? «Ленинская дружина против рейнджеров». Советские дети — они все такие. Кажется, я тебе уже об этом говорил. А ты не поверил.

— ЛДПР… Мда… Похоже на название какой-нибудь партии. Маловероятно. Ну, а если, все-таки, серьезно?

— А если серьезно — у меня к тебе есть деловое предложение.

— Интересно. Внимательно слушаю.

— Сначала нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы. Разумеется, только на те, на которые посчитаешь нужным ответить.

Он поудобнее расположился на диванчике и скрестил руки на груди. Непроизвольный симптом мобилизации психозащиты.

— Ну,… давай попробуем.

— Галина Анатольевна, инструктор по туризму, твой курьер?

— Разумеется. Хорошая девушка была. Глупо погибла.

Погибла? Предусмотрительно не поправляю его. Пусть пока побудет в неведении на счет воскрешения Галины.

— На чем ты ее вербанул?

— «Вербанул»?

— Язык надо учить, чурбан не русский!

— Ну, положим, что такое «чурбан» я знаю, — усмехнулся Ричард, — и все твои комментарии по этому поводу помню.

— Я спрашиваю, на чем ты ее за-вер-бо-вал? Мотивация какая?

— А! На чем? Ты не поверишь, мой юный друг. Есть такая штука — любовь! Она порой творит чудеса. Особенно с молоденькими и… некрасивыми девушками.

— Сволочь, ты, американец. Изрядная сволочь!

— What`s done can`t be undone.[1]

— We`ll see what we`ll see.[2] Короче, здесь понятно. Следующий вопрос. Как завербовали Гришко? На чем его взяли?

— Хороший вопрос. Правильный. Пока не считаю нужным отвечать на него. Все зависит от твоего предложения. А там, посмотрим.

— Ладно, не отвечай. Твое отплытие на папиной яхте — для отвода глаз?

— Ну, если вы меня вычислили, зачем отвечать на этот вопрос? Конечно, для отвода. Яхта ушла, а я вернулся. Вплавь. Под водой. Рассказать, как работает акваланг?

Да, действительно глупый вопрос. Приходится работать в цейтноте, экспромтом, отсюда и «тупизна».

— Не надо. В какой точке побережья вышел — тоже не скажешь?

— А ты как думаешь? Разумеется, не скажу. Зачем вам лишняя головная боль? А нам — пригодится еще…

— Тогда, еще один вопрос. Твой сосед по квартире. Он наш агент. Как тебе удавалось от него маскироваться?

Ричард не отвечал. Задумчиво разглядывал меня, теребя мочку уха. Наконец сподобился:

— А ты разве не знаешь?

— Хочу услышать от тебя.

Внезапно Ричард жизнерадостно расхохотался.

— Не знаешь? Ха-ха-ха-ха. У вас там что, в КГБ, секреты друг от друга? Ха-ха. Мой сосед — я и есть! Давид Адамыч! Червяк музейный. Я сам на себя и стучал! Ха-ха! Своему человеку и стучал! Ха-ха-ха. Капитану вашему. Гришко!

Я мысленно схватился за голову. Вот это прокол! По легенде моего присутствия здесь я просто обязан был знать это. Ну, я и спросил! Однако, какой же все-таки какой красивый расклад! Ох, молодцы, вражьи морды! Надо отдать им должное. Сам за собой следил и своему же агенту докладывал. Изящная схема!

Так! Надо срочно сворачивать эту экстремальную беседу, пока я не ляпнул еще чего-нибудь не в тему.

— Успокоился? Я рад, что сумел развеселить тебя. Только сейчас с минуты на минуту начнется силовой захват. А у меня есть еще вопросы. Понимаешь? Время выходит. Нужно сделать телефонный звонок и дать отбой на силовую часть операции. Где тут аппарат у тебя?

— Телефон? В кладовке. А-а… обязательно…этот…силовой захват?

В кладовке! Черт! Почему же я его там не увидел? Все было бы гораздо проще…

— Чего? Силовой? А! Нет… не обязательно. Отменим. Не вижу активного сопротивления с твоей стороны. Дальше будем разговаривать. Покажешь, где телефон?

Ричард спрыгнул с дивана и зашаркал по направлению к своей каптерке. Я направился за ним, лихорадочно планируя дальнейшие действия.

— Вон, справа на столе. Под стенгазетой.

Ричард щелкнул выключателем, пропустил меня в помещение и стал в дверях, снова скрестив на груди руки.

Плохо стоит! Не учили в детстве, что подслушивать не красиво?

Я освободил от хлама на столе старенький треснутый сбоку телефон и медленно набрал номер. Последний, для экстренных сообщений. Стараясь говорить разборчиво, внятно произнес в трубку:

— Краеведческий. Музей. Девять. Девять. Девять. Три девятки. Краеведческий музей. Как понял?

— Старик! Это ты? — я впервые услышал нотки растерянности в голосе невозмутимого Пятого, — Ты в музее? Немедленно уходи! Слышишь?! Немедленно!!! Галина дала показания! Группа уже…

Короткие гудки.

Это Ричард, протянув руку из-за моей спины, нажал на рычаг телефона. Другой рукой развернул меня к себе лицом и с силой прижал к стене. Его предплечье как раз пришлось мне на уровень шеи.

— Я тут вот что подумал, — вкрадчиво произнес Ричард, слегка согнувшись надо мной, — Если здание оцеплено, зачем ты сейф перед дверью уронил? Странно это…

Он медленно усиливал давление, как когда-то Чистый у обрыва. Они что, сговорились что ли, придушить меня рано или поздно?

— Выходит, нет там никого под землей? Ведь так же?

Я инстинктивно уперся ему руками в грудь, но Ричард давил на горло все сильнее и сильнее. Моя правая рука нащупала на груди у моего мучителя батарею пишущих ручек. Карандаш сбоку. Пытаюсь выцарапать его из кармана.

— И про соседа не знал. Тоже странно! А, может быть, ты вообще пришел один? Случайно дорогу нашел? И нет никакой группы захвата? Говори! Живым оставлю. Так?

Давление ослабевает.

Я хрипло кашляю, мотаю головой в сторону двери и пытаюсь указать туда же левой рукой.

— Что? Чего там?

Почему это всегда срабатывает? Глупая, детская обманка. Ричард поворачивает голову направо, а я снизу по крутой дуге вокруг его предплечья с силой втыкаю карандаш ему под левую скулу. Туда, куда учила меня Ирина.

Американец по-заячьи взвизгивает, с выпученными глазами отскакивает от меня и хватается правой рукой за торчащую из шеи деревяшку. Выдергивает карандаш и тянется левой рукой ко мне, правой держась за обильно кровоточащую рану.

Но я, чуть ли не на четвереньках, несусь уже к выходу из кладовки. Спотыкаюсь на пороге, падаю и по инерции животом проезжаю по скользкому паркету прямехонько под стеклянный стеллаж с кабаном. Сзади слышу уже какое-то нечеловеческое, утробное рычание.

Ужом изворачиваюсь с живота на спину и вижу, как в дверях кладовки появляется шатающаяся фигура моего преследователя. Эх! Семь бед — один ответ! Лежа на спине, упираюсь обеими ногами в край витрины и до искр в глазах изо-всех сил давлю на нее снизу.

Пошла!

Грохот, крик, звон бьющегося стекла и летящие в разные стороны разящие осколки. Чувствую резкую боль в области левой ягодицы. Штанина быстро намокает. Получил герой бандитскую пулю в ту область, на которую искал приключений?

Грохот почему-то не прекращается.

«Двери ломают, — вяло догадываюсь я, — народ к знаниям рвется, не упрятать красоту за замками, как ни старайся…».

В глазах начинает темнеть. Уже смутно, как в тумане вижу, как в дальнем конце зала вылетают с петель дверные полотна. Там, в столбе пыли — Сан-Саныч, Ирина, еще кто-то. Рядом в груде кабаньей шерсти и осколков копошится и стонет поверженный враг. Последняя мысль — не убил ли я его, сдуру?

Меня уже куда-то тащат. Уплывают куда-то вниз круглые потолочные светильники. Сначала — до боли яркие, потом — все тусклее и тусклее.

Сознание умиротворенно гаснет.

Финал.

[1] Сделанного не воротишь.

[2] Посмотрим.

Эпилог

Я тоже тут, вот о чем подумал…

…(благо, теперь на больничной койке времени для размышлений у меня более чем предостаточно)…

…каких-то пару недель назад в школе меня сбил с ног забияка-старшеклассник. Обычное дело. Везде и всюду такое происходит. Но моя реакция была явно нетипичной. Да что там говорить! Не адекватной. И социально опасной.