Гитлер в Москве

Я ожидал инженеров, ученых, военных наконец, которым надо прояснить какие-то вопросы по своим направлениям, но когда в комнату зашел Геббельс я офигел. Некоторое время мы внимательно изучали друг друга, затем он резко, не здороваясь задал вопрос:

— За что вы меня так ненавидите господин Сомов?

— А за что мне вас любить? — вот только наезжать на меня не надо, — у меня нормальная сексуальная ориентация, а вы не девушка, — резко дал отповедь я. Я сейчас гораздо полезней для Рейха чем он, поэтому могу и понаглеть.

— Я не об этом, — невольно сжал кулаки Геббельс, — ваши надписи на экране этого вашего монитора просто оскорбительны.

— И что? По морде мне хотите надавать? Или на дуэль вызвать? — начал закипать я, хамить я здесь мог сколько угодно, но естественно до определенных пределов. Пока я им нужен, они с меня пылинки сдувать будут, а вот когда стану бесполезен, думаю меня заранее моя интуиция предупредит и надо будет рвать когти в мой мир, но трогать даже тогда думаю они меня побояться, ведь вместо доброго помощника и друга в открывшейся портал вполне может прилететь, прямо в кабинет Алоизыча, ядерная ракета, с надписью на боку «Дорогому фюреру от благодарных потомков», — вы знаете что ваша фамилия в нашей истории стала нарицательной? И отнюдь не в хорошем смысле. А ваши цитаты вошли в историю. Это отдельная песня.

— Вы опять меня не поняли, — да на немецком действительно хорошо разговаривать с врагами. Лающий отрывистый говор, и очень эмоциональный, — за что лично вы меня так ненавидите? Что я вам сделал?

— Лично мне вы ничего не сделали. И я к вам отношусь хоть и без симпатий, но не ненавижу. Вы министр пропаганды делаете свою работу. Я вам помог. Если бы ненавидел, согласитесь, помогать бы не стал.

— Но зачем тогда меня называть негром? Причем именно в оскорбительном смысле?

— Ах вот вы о чем, — понял я и рассмеялся. На жесткий диск для Геббельса я закачал несколько всплывающих заставок. Типа «Работай негр, работай, солнце еще высоко, а когда стемнеет — включат электричество».

— Просто у нас в офисе это что-то типа развлечения и шутки. Возможно у нас просто разное чувство юмора, но оскорблять вас я не хотел. Для меня вы политический деятель середины двадцатого века. Кстати потом ваши технологии совершенствовались и применялись у нас. Я имею в виду наше время.

— Значит личной ненависти у вас ко мне нет? — садясь в кресло и успокаиваясь, спросил Геббельс.

— Абсолютно.

«Ого, так он меня просто боится, — ошарашено подумал я, — боится, что от меня может зависеть, попадет ли он в немилость к фюреру».

— Но ваши шутки…, - заметил Рейхсминистр пропаганды Великой Германии, «Эх, подумал я это ты в нашем офисе не работал», — я понимаю, другое время и другая страна.

— В современной мне Германии шутки точно такие же. Шутки и анекдоты про наркоманов, гомосексуалистов, вам покажутся дикими и не смешными. Некоторые вы вообще не поймете. Например слово «трава» у молодежи обозначает марихуану, это такой легкий наркотик. Конечно печально, но надеюсь у вас есть чувство юмора? Если хотите, могу извиниться.

— Не стоит, я все понял, — он сделал паузу, раздумывая, — но юмор у вас слишком специфичный.

— Какая жизнь, такой и юмор, — я решил перевести разговор в другое русло, — кстати, я вам там приличную фильмотеку скачал. Если не секрет, что больше всего понравилось?

— Много чего, но там в большинстве американские и русские фильмы. Впрочем «В джазе только девушки» очень приятная вещь, — заметил он, — но особенно пригодились рекламные наработки. По ним мы разрабатываем совершенно новую концепцию пропаганды.

— Так затем и передавал. Победить надо прежде всего в умах людей, тогда оружие не понадобиться. Кстати ваша перефразировка афоризма Леонардо да Винчи, была принята всем миром. Вот только ее сократили и автора все забывали указать. Считалось, что этот афоризм народный. «Все гениальное просто, а простое — гениально». Оставили только первую часть.

— Я не претендую на лавры, просто хотел сказать простыми словами, то что да Винчи выразил сложно.

— У вас получилось, — заметил Виктор, улыбнувшись.

— Позвольте тогда вручить вам небольшой подарок.

Я сильно удивился. Он быстро вышел в коридор и принес красивую коробочку обтянутую кожей.

— Вот «Вальтер», — торжественно раскрыл он ее. Там на бархате лежал классический пистолет Вальтер, как мы его все представляем по второй мировой войне, и запасная обойма, причем снаряженная патронами.

— Спасибо, — растерянно принял я подарок. А Геббельс попрощался и скрылся за дверью.

Тут же в дверь вежливо постучали. А мой переводчик не раскрывая папку объявил, как заправский мажордом, или кто там на балах гостей называет.

— Рейнхард Гейдрих!

— Входите, — разрешил я. Переводчик открыл двери, старые, добротные, и что самое главное с отличной звукоизоляцией, через нее меня бы просто не услышали, и пригласил очередного посетителя войти. Ого, а вот этот матерый волчата, и действительно опасен. Если сочтет, что я представляю опасность для его любимой Германии, то расстреляет не задумываясь, а после пустит себе пулю в лоб. Настоящий офицер, честь для которого превыше всего. Недаром только личным приказом Гиммера, ему было запрещено совершать боевые вылеты и сражаться на фронте. Некоторое время мы внимательно осматривали друг друга, а потом Гейдрих вдруг вскинул руку в нацистском приветствии и громко выкрикнул:

— Хайль Гитлер!

Сначала я офигел, никак не ожидал такого, потом спокойно сказал.

— И что вы хотите, чтобы я на это ответил? «Служу России!» или «Слава России!». Зиг Хайль кричать не буду принципиально. Я не немец, и не нацист.

— Извините, — он присел в кресло, напротив меня, — просто я приветствовал вас как равного.

— Спасибо что не обозвали унтерменшем, — язвительно ответил я.

— Вы не поняли, я благодарен вам. И не только за то что вы спасли мою жизнь, а за те многие сотни тысяч солдат и офицеров, которых вы тоже спасли своим вмешательством.

— Не надо мне льстить, у вас это плохо выходит. Я вмещался, чтобы действительно помочь, чтобы не было тех ужасных человеческих жертв в грядущей войне. А она будет, не извольте сомневаться. Но одно дело мясорубка и бессмысленная бойня, а с другой — локальный вооруженный конфликт. И не благодарите меня за якобы спасенную вам жизнь, кто знает, вдруг, из-за моего вмешательства она станет у вас наоборот — короче. Вот выйдете сейчас из здания и попадете под машину.

— Да, согласен с вами. Но все же это шанс. Я уже получил задание у фюрера. Теперь СС подчиняется мне.

— То-то я смотрю, вы в черном мундире.

— Честно говоря не нравиться мне этот новый маскировочный камуфляж, на поле боя эффективно, не спорю, но в повседневной жизни, особенно офицерам он не идет. Поэтому решили оставить эту форму как парадную.

— Согласен, парадная форма, для парадов, и это именно парады, а не демонстрирование вашей секретной техники, а вот в боевой обстановке — другое дело. Там все в камуфляже и невозможно определить где командир, на кого как вы понимаете и охотятся вражеские снайперы.

— Не читайте мне основы тактики, я и без вас их хорошо знаю, — начал хорохориться Гейдрих.

— Да? А вот скажите мне гражданскому человеку, атака через брод, как должна вестись?

— Сначала идет в разведке пехота, потом бронетранспортеры и танки, — самодовольно ответил Гейдрих. Но я то знал, что в тактике Гейдрих не разбирается, он прекрасный офицер и организатор, но не тактик, и тем более не стратег.

— Щас, — осадил я его, — вот там-то вас и будут ждать. Противник тоже не дурак, поэтому во-первых, делаются на самых широких и глубоких участках реки, где вас никто не ждет, понтонные переправы, по ним перебирается в первую очередь техника, потом пехота. И быстро, вместе, выходят с тыла в порядок вражеских частей. А после уничтожения пушек, и других средств нацеленных на брод, по нему выдвигаются основные силы. Но и это не все. Над вами всегда должны летать истребители. Если противник призовет авиацию, то его должна встретить ваша авиация. И только после этого с минимальными потерями вы сможете форсировать реку. И пристрелял наверняка и брод и подходы к нему. Только неожиданным маневром можно победить малой кровью. А как вы знаете ваш фюрер сказал: «Кто понапрасну прольет кровь моих солдат — ответит своей».