Гитлер в Москве

— Здравствуйте господин штурм…, - начал отвечать Освальд, но Шелленберг, остановил его.

— Без чинов господа! Как у вас продвигаются дела?

— Не так как бы хотелось, фунты подделать непросто, доллары легче, но их неохотно принимают. Понимаете, одно дело — купюра, над которой трудятся десяток человек, и которую не смогут выявить даже в госбанке САСШ. А другое дело, поставить печать на поток.

— Понимаю вас, но у меня сегодня для вас другая задача, все остальное второстепенно, вы должны изучить предоставленные вам купюры, и поняв технологии их изготовления — защитить от подделок банкноты Рейха. Вот вам образцы, — он выложил пакет с деньгами, которые привез Ланге, там были и рубли, и доллары, и евро, — на год выпуска внимания не обращайте. Это пробная партия, так что подучилась ошибка в датах.

— Хорошо, посмотрим, — ответил Освальд, — оставляйте ваши бумажки, — он был намного старше Шелленберга, участвовал в Первой Мировой войне и поэтому мог позволить себе разговаривать с ним в подобном тоне.

— Это еще не все, — не придал такой непочтительности к званию Шелленберг, — вот вам еще некоторые материалы.

На стол сначала легла тонкая стопка распечаток, все что удалось нарыть о технологиях подделок денег в Интернете, еще он вытащил из портфеля и положил на стол прибор для проверки денег на подлинность, обычный на наших кассах.

— Как пользоваться этим прибором — прочитаете в инструкции. Когда мне ждать отчета о вашей работе? — осведомился Шелленберг.

— Приезжайте завтра, думаю, к тому времени мы все выясним, — ответил Освальд.

Когда Шелленберг на следующий день приехал к экспертам, его встретили два не выспавшихся и злых специалиста, а так же, как бы сейчас сказали, фанатов своего дела. Поэтому, первый вопрос задал не он, а задали ему.

— Откуда, черт побери, у вас это? — Освальд показал на купюры.

— К сожалению, — сохраняя спокойствие ответил Шелленберг, — я не могу вам этого сказать.

— Очень жаль, потому что мы вам, господин Шелленберг, — последние два слова он выделил, — можем сказать одно. Сейчас, — Освальд сделал ударение на слове сейчас, — такое никто не может напечатать, причем речь идет не о массовом тираже, а о единичном лабораторном экземпляре. Лента, пропущенная сквозь бумагу, микрошрифт, ультрафиолетовая краска, и многое другое. А вот если ориентироваться по датам, то вполне можно предположить, что там, в 1997 году такие деньги печатают. Значит машину времени все-таки изобрели?

— И если бы ее изобрели, то нашлись бы сотни людей, которые хотели бы изменить будущее, — резко ответил Шелленберг, — а между тем будущее и люди которые там живут, в этом случае исчезнут. А поэтому никакой машины времени не существует. А что касается купюр, то я вам не могу сказать откуда они, стройте сами предположения, но у вас официальное задание, с помощью подобных технологий защитить банкноты Рейха. И еще подготовить такую защиту для банкнот другого государства.

— Какого? — удивился Фридрих.

— Вам потом скажут и дадут эскизы, — ответил Шелленберг и ушел.

— Что ты по этому поводу думаешь Освальд? — спросил Фридрих.

— Пока не знаю, а ты займись тем, чтобы на технологической линии, смогли сделать хоть что-то, из того, что нам принес Шелленберг.

Оба были специалистами своего дела, поэтому через полгода германские марки нельзя было подделать.

Встал я довольно поздно, устал за вчера и физически и морально. Умылся, побрился. Интересное водоснабжение, когда из одного крана идет горячая вода, а из другого холодная. Хотя и в наше время в Германии такое часто встречается. В это время правда считается последним шиком. По крайней мере нет газовых колонок. Опа! А это что? На вешалке около двери, висела офицерская, судя по качеству хорошо проглаженного материала форма. Немецкая естественно. А размерчик-то мой. Точно мой. Это кто же мне так ненавязчиво рекомендует «влиться в стройные ряды». И к бабке не ходи. Мюллер расстарался, кто же еще. Что интересно, не черная, значит — простая армейская, а не СС. А вот в знаках различия я ничего не понимаю. Кем интересно они меня здесь сделали? Впрочем этот номер со мной не пройдет. Я не питаю к форме и армии ни малейшего трепета или других теплых чувств. Ну не люблю я все эти мундиры, знаки различия. Мне и на гражданке хорошо. Поэтому одеваюсь в свое. В дверь вежливо постучали. Я не стал обольщаться, наверняка за мной наблюдали, поселив меня в этот номер Мюллер наверняка понаставил не только микрофонов, но и скрытых видеокамер. «Мое Гестапо меня бережет, сначала поймает, потом стережет», — мысленно про себя процитирован немного измененные стихи Маяковского.

— Заходите, — разрешил Виктор. В комнату вошел подтянутый молодой человек немного младше меня, с кожаной папкой в руках, и представился:

— Ганс Мильтнер, я ваш переводчик.

Я его внимательно осмотрел. Одет в гражданское, но именно одет. Я не чувствую военную выправку, но просто не верю, что ко мне могут прислать обыкновенного гражданского переводчика — не верю и все тут. Спокойный взгляд, кобура с пистолетом ниоткуда не выпирает, но что он вооружен, у меня тоже сомнений не вызывало.

— Очень приятно, — ответил я, — какие у вас инструкции в отношении меня? — люблю все выяснять сразу.

— Переводить, сопровождать, если понадобиться защищать, — четко, но без рапортовки, ответил он, — у вас сегодня на утро записаны посетители.

«Ого, даже так, интересненько, кто это ко мне заявиться решил?», — подумал я. Но решил все-таки проверить его. От Ланге я много узнал о продвижении проекта «Призрака в доспехах», в частности о системе допусков, коих насчитывалось четыре. Третий, второй, первый и высший.

— Какой у вас допуск в проекте, — стараясь сделать тон как можно строже спросил я его.

— Высший, — думал он вытянется по струнке, но этого не произошло, ответил так же спокойно и с достоинством.

— Годится, — кивнул я и протянул руку, — Виктор Сомов.

— Очень приятно, — он крепко пожал ее.

— А кстати не подскажете какое звание носит обладатель этого мундира и к каким войскам относиться, — я показал на висящую форму.

— Обер-лейтенант, 26-я моторизированная дивизия, после реорганизации.

— Это что, меня в танкисты записали? — удивился я.

— Нет, вы обычный пехотный лейтенант.

— Так вот, — хмуро заметил я, — запомни и передай Мюллеру, я не состою в Вермахте и не гражданин Рейха. Форму, как и армию не люблю. Ни там, ни здесь. Предпочитаю оставаться гражданским.

— Понял вас, Виктор, — кивнул мне головой «переводчик».

— Так кто ко мне так рвется, что аж с утра записался, я ведь не участковый врач?

— Вот список, — он протянул мне два машинописных листов бумаги, — извините, но что такое «участковый врач»? Я хорошо знаю русский язык, но такого словосочетания не слышал.

— Вы фольксдойч, из поволжских немцев? — предположил я, пока отложив листки в сторону.

— Да, в конце двадцатых наша семья эмигрировала из России, то есть СССР.

Не знаю, действительно вольксдойч или «легенда». Впрочем меня это мало интересует.

— И как вам порядки в СССР?

— Я запомнил, как арестовали нашего соседа, только за то что он не хотел вступать в колхоз, и он вел большое хозяйство. Мне подобное показалось несправедливым.

— Хорошо, отложим этот разговор, как там насчет завтрака?

— Вот меню, — он вынул из папки и протянул еще один лист бумаги. Но уже не машинописный, а настоящее меню ресторана.

— Тогда чай, пару бутербродов с ветчиной, и половину яичницы, — заказал я, — вы как? Не присоединитесь?

— Спасибо, но я уже завтракал, — отказался Ганс и скрылся за дверью. Вскоре зашел официант, впрочем откуда здесь официанты, просто охранник в одежде официанта, и прикатил столик с завтраком. Неспешно позавтракав, я позвал Ганса.

— Ну давай там твоих посетителей, — после вкусной еду ко мне всегда возвращается хорошее настроение и благодушие, листки я так и не посмотрел, — не дело это людей заставлять ждать, сам терпеть не могу таких начальников, которые вызовут, а потом подчиненных перед дверью маринуют.