Перед рассветом (версия не вычитана)

Наконец, дошло дело до боя у ворот. Вот его рассмотрели подробно. И именно здесь Клирик впервые ощутил пристрастное давление судьи. В очень странном направлении.

— Призывала ли ты помощь Господа нашего, когда отвращала варваров?

— Забыла, — Клирик продолжал тянуть и запутывать.

— Забыла призвать помощь, или забыла, призывала ли?

— Я намеревалась сотворить молитву, но от растерянности и испуга не сделала этого.

— Вспоминала ли ты имя кого-то из святых?

Клирик только хотел упомянуть святую Бригиту, как в голове щёлкнуло. Инквизиция! Применение священных предметов и текстов в чародейских целях приравнивалось в пятнадцатом-семнадцатом веках к сатанизму и каралось смертью. Там — костром, здесь, видимо, мечом. Значит вот она, игра судьи? Ох, одно признание уже есть! Но намерение по Юстиниану не есть действие. Смертью не грозит. А штраф, порку и даже изгнание из города можно пережить. Клан не отречётся.

— Нет.

Лёгкая тень на лице епископа. Показалось?

— Даже своего святого-покровителя?

— Нет.

Тень гуще.

— Творила ли крестное знамение? Вспомнила ли символ веры? Молитву господню?

— Нет. Нет. Нет.

Епископ уже просто чёрен. Сидит, молчит, вопросов не задаёт. Шепчется с викарием.

— Вмешательство Господа нашего возможно и без призыва сил его, — задумчиво и негромко, словно самому себе, смакуя каждое слово, говорит он. И — встаёт.

Звучат первые слова обычной, по кодексу, заключительной формулы. А вслед за ними… Напряжённо ожидающий развязки неф онемел, когда подсудимая подпрыгнула — чтобы топнуть обеими ногами. И, пока не прозвучало окончательное слово, закричала, мешая латынь с валлийским:

— Стойте! Это не так! Я не сделала ничего, что хоть на йоту выше моих собственных сил! Я могу это доказать! Я хочу это доказать! И я докажу это! — и уже тише, — Ну почему вы не спросили меня прямо, высокий суд? Теперь извольте выглядеть идиотами! И присягу с меня могли бы не брать. Я сида, а сиды не лгут!

По крайней мере впрямую.

И фаворит Папы бессильно плюхается обратно в кресло. Хохочет лошадью со свидетельских скамей отец Теодор. Аж слёзы брызжут. Гордо улыбается Лорн ап Данхэм. Выпрямился, аж пару вершков роста прибавил. Лихо крутит ус сэр Эдгар. Дэффид обнимает Глэдис и шепчет что-то на ухо. Мэтр Амвросий как вскочил на ноги сам, так и брови взлетели под тронутую седыми нитями чёлку. Руки викария разошлись в стороны, на лице застыло недоумённое выражение, как у ребёнка, лишённого любимой игрушки, но ещё не решившего, что пора плакать. А по ногам сиды хвостом тигра бьют, никак не успокоятся, три тяжёлых подола, так и не успевшие заскочить под носок или каблук…

И вот — широкие двери распахнуты. Перед людьми — стражник в накидке королевского глашатая. В городе его лужёную глотку знали хорошо.

— Высокий суд Дионисия, епископа Пемброукского, использовав с позволения Гулидиена, могущественного короля всего Диведа, для разрешения дела кодекс Юстиниана, как то достойно христианам в вопросах, касающихся дел и церкви, и мира, вынес заключение по делу благородной девицы Немайн Шайло верх Дэффид…

Само признание благочестивого прозвища означало не слишком дурной исход для сиды.

— … собственным её признанием без принуждения установлено, что благородная девица Немайн, дочь Дэффида, сына Ллиувеллина, происходящая из народа холмов, использовала некую особую силу. Для окончательного установления природы которой…

"Мы направляем запрос в Рим", — продолжила мысленно Анна.

— … этой ночью упомянутой Немайн предстоит пройти испытание.

Сначала показалось — не случилось ничего страшного. Тем более, всё шло как при успехе — из дверей — без охраны — вышла Немайн, дружески беседовали два епископа. Но вот свидетели настороженные и пасмурные. А ирландец направился сразу к Анне.

— Дочь моя, ты приняла желаемое за действительное. Мы все приняли желаемое за действительное. Чуда не было. Всего лишь нечто странное. Осталось только узнать, что именно. А сида — хорошая девочка. Очень. Хотя и совершенно ничего не смыслит в церковных делах.

Вот тогда ведьме захотелось взвыть. Как она старалась — работала по-чёрному, без трав, отваров и заговоров, одними намёками, слухами, иногда помогая правильным людям завести правильный разговор. Всё ради того, чтобы обеспечить своё положение и положение своих детей. А сида… Стоит себе, что-то обсуждает с лекаревыми отпрысками. Мальчишка сияет как второе солнышко и подпрыгивает от нетерпения. Альма застенчиво улыбается. Глаза бы не смотрели… Но вот ушастая закончила разговор. И направляется прямо к ней. Хочет поговорить с Теодором? Нет, епископу только кланяется. А говорить будет с ней, с Анной!

Вегеций, при всех недостатках, оказался практически полезным чтением. Кер-Мирддин был построен во времена, когда римская инженерная школа не совсем ушла в небытие. И школа эта предписывала создание в крепости скрытого выхода вблизи реки. А то, что дышала на ладан, давало изрядную надежду, что выход окажется книжно-типовым. Так и получилось. Продолбленный в песчанике ход не был даже замаскирован. Хотя зная, где искать, Немайн его все равно бы обнаружила. А тут — ржавая железная решетка. Все на виду. Видимо, последние переоборудования укреплений пришлись на вовсе тёмные времена. Те самые, когда света разума уже нет, а варварская сноровка ещё не воспиталась.

Очень пригодилось ночное зрение. Дорога отлилась в памяти при свете дня — ночью казалась краше, но узнавалась легко. Чуть-чуть мешали отблески факелов из-за спины — но во всей немаленькой процессии, шагавшей вслед за Немайн, эльфийских глаз не водилось. Не разбивать же ноги добрым людям в кромешной мгле о камни и корни! То, что в ночной атаке главное — скрытность, проблема сиды.

Судебный эксперимент начался. Приводить новых викингов горожане сочли нецелесообразным. Речь изначально зашла о королевских рыцарях, но тут встрял Лорн и в качестве вражеского войска предложил подростков. Тех, кому ещё рано состоять в ополчении. Как раз набралось четыре десятка. Тех, кого матери отпустили. Армию возглавил Тристан. Которому охотно подчинились парни на два-три года старше, и две младшие старшие сестры сиды… Клирик подумал-подумал, и поступил точно так же. Торжественно провозгласил ученика ярлом, и на одном колене присягнул этой ночью быть проводником и советником.

Зато теперь чувствовал себя сущим гаммельнским крысоловом — но таков уж вышел уговор: город честно поднимает перед ночным штурмом на стены ополчение. А врагов изображает вот эта весёлая команда Тристана. Всё равно биться всерьёз никто не намерен. А в качестве фишек в тактической игре сойдут и дети. Заодно развлекутся: завтра Лугнасад. Анну Клирик зазвал для очистки совести. В качестве лекарки. Не рискнул выводить большую группу детей без медицинской помощи. Ведьма откручиваться не стала. Посмотреть на сиду в действии, да ещё под гарантию безопасности — полезно и интересно.

Шесть стражников с белыми повязками на рукавах — посредники. Их дело — сопровождать «викингов» да определять исход стычек при встрече с защитниками города. Католический епископ — эксперт в области сверхъестественного. Он же — главный зритель. Теодор в фарсе участвовать не захотел. Зато коменданта порадовал, напомнил, что для сиды ходить сквозь камень и землю столь же естественно, как для птицы летать, а для рыбы — дышать водой. Поэтому любая попытка держать стены поверху — обречена. Ещё с отрядом шёл оснащённый белой повязкой Харальд — как эксперт по северным варварам. Вот прямо сейчас, подробно объясняет ребятне, почему норманны не полезли в город ночью: рискованно. Когда кровь не понарошку, да без сиды. Ночь — штука подлая. Ночью решает случай. Днём — сила и доблесть. Ну кто же знал, что в гарнизоне целая богиня?

Вот и пришли. Приметная желтоватая скала, перевитая плющом. Внизу подмигивает холодными блёстками река. Немайн видела вход в подземелье уже не в первый раз, но уши всё равно дернулись. Будь во главе норманнов более образованный человек… Да оно так и будет — столетия спустя, после Гастингса. Вильгельм Бастард снесет укрепления саксов — вместе с защитниками — и поставит замки совсем другого типа. А потом займется здешними жителями. И старые римские стены его тоже не остановят.