Экипаж Ковчега

- Бог один для всех людей, Фёдор. Только имя ему каждый народ назначил разное. Что Будда, что Магомет, что Христос – все оставили одни и те же заповеди. Не той я веры, которая считает единую себя правильной. У каждого свой Бог в душе. Не принесу я распрей в ваше общество, будь спокоен. Своим трудом и скит возвёл, и голодным не был. Сколько потребуется, столько и буду работать. Придёт мусульманин душу облегчить – сумею принять.

- Тогда собирайтесь.

Сборы были короткими, нечего и собирать-то было. Немаленький ростом священник занял место второго пилота, а щуплый на вид Ирвин скорчился в багажном отсеке, больше похожем на выдвижной ящик стола. Еле закрыл лючок. "Чайка" с трудом оторвалась от воды, и я всю дорогу прикидывал, с какой скоростью заходить на посадку, чтобы не отправить святого отца к его праотцам.

Он внимательно следил за моими манипуляциями, вслушивался в переговоры, которые я затеял с Майклом и Джоном с целью уточнения параметров приземления. На подходе к бухте Ковчег он подал голос в микрофон:

- Какая паспортная скорость посадки?

- Восемьдесят пять.

- Держите девяносто пять – сто, щитки на максимум, выравнивайтесь на трёх метрах и притирайтесь, очень плавно сбавляя обороты, ручку слегка на себя. Если разрешите, я попробую. Доводилось и похуже, с дырками в крыле.

- Что я слышу, святой отец?

- Не всегда я был святым. Разрешите представиться: майор запаса, пилот первого класса Гринёв. Штурмовая авиация. Три года Афганистана.

Хорошо, что шли на автопилоте. Штопор с моей стороны был бы гарантирован. Ну и дела!

Сел я всё же сам, но по его рекомендациям, и отец Фёдор удовлетворённо кашлянул в микрофон:

- Сколько часов налёта, сын мой?

- Уже под сотню, кто их тут считает?

- Неплохо для курсанта-первогодка.

- Спасибо. У нас лётного состава не хватает, но на вооружении только вертолёты и эта пташка.

- Натовские?

- Русские сюда не долетали.

- Много вы знаете. Вражеские аппараты не пробовал, но на двадцать четвёртом приходилось. На "Граче" не всегда успеешь заметить цель, а на вертушке медленно спускаешься с горы, и к стаду!

- Я вас завербовал, святой отец. Не отвертитесь. Готов за это даже заложить вам мою бессмертную душу.

- Не богохульствуй, сын мой. Принято. О душе потом поговорим.

На следующий день он щеголял в лётном комбинезоне, вёл специальные разговоры с пилотами вероятного противника и часами с закрытыми глазами ощупывал кнопки и рычаги в кабине трофейного вертолёта. Лунатизм какой-то. На мой вопрос о таком странном поведении Майкл ответил:

- Их учили любую кнопку находить рефлекторно, не глядя. Не отвлекаясь на мелочи от боя. Это старая школа, Фэд, сейчас таких пилотов уже не делают. Не хотел бы я его встретить над фиордами пару лет назад.

Потом святой отец сам вознёсся в небеса и учинил такой погром в соседней бухте с множеством скал и учебных целей, что Ник Шепард, отнюдь не мальчик в военном деле, сказал:

- Недаром нам говорили в те годы: не бойся большого охотника, бойся маленькой "лягушачьей лапки". Мы боялись, Фэд, - и в тот же вечер подружился с бывшим противником. Мало того, он забыл свои принципы и позволял себе называть его просто Фёдором, чтобы не путать нас при общении.

Настал день пуска электростанции. Произошло это безо всяких церемоний. В диспетчерской, построенной по специальному проекту, Андрей Иванович включил автоматику. Аппаратура взяла в параллель новый источник энергии с электростанцией "Феликса", затем береговые потребители были от теплохода отключены. Эту процедуру может с закрытыми глазами выполнить любой вахтенный механик. Все сто тридцать четыре здания Ковчега уже были оборудованы электрическими обогревателями и бытовым оборудованием, добытыми в бездонных пещерах Ливана. Работали мощные станки и строительная техника. Электромеханик щёлкнул тумблером. Прибор показал: 1272 киловатт пошли в отдельно построенную сеть. Мегаватт энергии! Мои глаза забегали по пультам в поисках кнопки запуска аварийного генератора. Сейчас выбьет, такой всплеск нагрузки даром не пройдёт! Но даже лампочки не мигнули. Электромеханик с улыбкой наблюдал за моим лицом. Он выучил реакции механиков, когда я под стол пешком ходил.

- "Дед", это малая доля мощности. Частота не просела и на десятую долю герца. Мы это сделали! – и пошёл жать руки незамужним девушкам и юношам, щёки которых не были знакомы с бритвой. Его обнимали и хлопали по плечу. Парни уже уносили миссис Джейн на руках в новенький ресторан, и она милостиво подставляла румяную щёчку поцелуям молодых людей. Петя млел в объятиях самых лучших красавиц, и я видел, что конкуренция среди них грозит перерасти во вражду. Слегка досталось и мне. Плохо помню, как Ева довела меня до дома. Я порывался ей рассказать про станцию, но она не вникала.

- Мало мне хвастунишки, так ещё и выпивоха в семье. Бедный ребёнок! – погладила округлившийся животик.

- Изредка выпивающий, - уточнил я непослушным языком. - Солнышко, ты не понимаешь. Я ведь тоже руку приложил, хоть бы похвалила. А знаешь, что сказал профессор Леви? Мы с такой мощностью станем непобедимыми! Такое событие!

- Спи уж, событие ты моё.

Был праздник по случаю открытия Дома собраний. Огромный зал вместил всех желающих, а таковых набралось тысячи полторы. Пришли все жители Ковчега, кроме лежачих больных, вахты на кораблях и на аэродроме, дежурных на постах раннего предупреждения, береговой защиты, операторов минных полей. Немало людей охраняло покой Ковчега, но каждый из нас получил от жизни достаточно уроков, чтобы понимать: надо. Нарядные, подтянутые, плотно пообедавшие люди мало напоминали бесправных узников и одиноких скитальцев, которыми были недавно. Радостно сверкали глаза, велись содержательные беседы, от стаек молодёжи и подростков доносились смех и шутки. Краснощёкие после лёгкого морозца малыши важно выступали за ручку с родителями. Их долго пичкали наставлениями перед выходом на люди, они со всех сил хранили серьёзность и сдерживали желание всё потрогать и везде побегать в этом шикарном зале. Мелькали знакомые лица, все раскланивались, а то и целовались друг с другом.

Были торжественные речи и детское пение. Открылся занавес, и мы увидели месье Жака со скрипкой, Ганса с виолончелью и Саида, явно взволнованного аншлагом. Но главное внимание привлёк чёрный сверкающий инструмент. Многим в зале он был обязан своим присутствием, многие помнили его вес и словечки в мой адрес. У рояля раскладывала партитуру стройная высокая женщина в шикарном бальном платье. Жак Риккардо начал длинную запутанную речь. Не всегда хороший музыкант может быть хорошим оратором.

- Да это же леди Нэнси Джейсон! – Я услышал ноту благоговения в голосе Ника Шепарда. – Как она здесь оказалась?

- Вы её знаете, сэр?

- Это же величайшая пианистка! Фэд, стыдно не знать таких людей, вы же культурный человек.

- Я больше по морям.

- Разве у вас нет в каюте музыкальной аппаратуры?

- Петя её установил, но я даже не умею включать. У меня своя музыка – шумы машинного отделения. Я и во сне отличу ноту стартовавшего компрессора в аккорде главных двигателей и генераторов.

- Он и дома слышит только холодильник, шумы стиральной машины и вентилятор обогревателя, - прикончила Ева иллюзию друга о моей культурности. Надеру Петьке уши. Научил, понимаешь, гадостям. Или это Мари? Они часто проводят свободное время вдвоём. Осталось только словечки эти выучить. В доме скоро появится ребёнок, и его первые слова будут не "мама", а "мать твою". Я поёжился.

Ева внимательно следила за моим мыслительным процессом. Нежно прислонилась ко мне и сказала:

- Я шучу, мистер Шепард. С последнего похода он привёз несколько новых песен собственного сочинения. Голос, конечно, не ангельский, слух тоже, но под гитару, дуэтом, у нас получается сносно. Особенно, когда он только аккомпанирует.

- Вы – проказница, миссис Ева. Даже меня ввели в заблуждение. Талантливый человек – он во всём талантлив. Я убедился в этом, когда размышлял, где раздобыть цветы на могилу друга, заходящего на посадку впервые в жизни и без инструктора. Жду приглашения на ваш концерт.