Евангелие от рыжего кота

Негативный опыт нелёгкой жизни Вовки не очень способствовал доверию к окружающим, в особенности к товарищу Цыбульскому. Постоянная Вовкина неуверенность в себе и заниженная самооценка заставляли скрывать это, и стремится стать выше и значимее, но только в том, где он чувствовал себя хоть на капельку выше своих сверстников. Насколько знал товарищ Цыбульский, он всегда жил внутри себя, поедая своё я, а в отношении других людей был упрямым и неуступчивым, точно все окружающие хотели его обидеть и оскорбить. Никогда не понимал женщин и считал, что их роль сводилась к торговле своим телом. Трагически оборванная детская любовь к Марико Кураури на всю жизнь отбила у товарища Цыбульского желание владеть женщиной. Если он и проявлял какие-то эмоции в отношении противоположного пола, то только потому, что не хотел быть белой вороной. Женитьба доказала полный крах этого института общества в данном частном случае, но ограждала товарища Цыбульского от ненужных инсинуаций его врагов.

Как-то, после очередной ненужной и скучной беседы Цыбульского со своим подопечным, Вовка спросил:

— А зачем вам Рубин Милосердия?

Его вопрос насторожил товарища Цыбульского, так как в последнее время они об этом не говорили.

— Тот, кто его носит, живёт, не умирая, — ответил Цыбульский и глаза Вовки засветились знакомым внутренним светом.

— Ты знаешь, где он находится? — спросил товарищ Цыбульский, но Вовка его не слушал и только отмахнулся рукой.

— Пока, — сказал он и бросил через плечо: — Меня дома родители ждут.

Репликация восьмая. Нино

— Марико, вставай! — сказала Маргина, наперёд зная, что её слова сотрясают воздух напрасно.

— Папа, ещё рано, — сонно промычала Марико, обнимая подушку.

— Марико, лето закончилось, ты опоздаешь в школу, — строго прорычала Маргина, но Марико и не думала вставать.

— Кот, сделай что-нибудь, — толкнула Маргина кота, который лежал на соседней подушке.

— Воспитанием детей должны заниматься мамы, а не коты, — промычал философскую сентенцию Туманный Кот, вывернув пузо кверху и раскинув лапы в стороны. Маргина набрала в рот воды и щедро полила спящих. Марико вскочила с кровати, вопя о насилии, а мокрый кот сообщил, что ему в школу без надобности и остался на подушке. Маргина присела на незастеленную кровать и на неё нахлынули воспоминания:

«С той поры, как они покинули Метехи, миновало три года, и Марико шла в седьмой класс. Когда они приехали в Маскву, то она подумала, что им придется там остаться. Маргина помнила то, что было событийно в прошлом, а по времени сейчас – былую жизнь в Маскве. Распутина Маргина Астаровна ютилась в однокомнатной квартире, расположенной в Марьиной роще, и Маргина опасалась, что столкновение с ней, прежней, может породить незапланированные репликации.

Но оказалось, что их путь лежит в Ленинград. Об этом сообщил кот, который выловил лапой из воздуха два билета в спальный вагон и один посадочный талон, где было написано: «Действительный на всей территории СССР. Транспортировка исчезающего вида животных «Cat red», охраняется законом СССР и осуществляется бесплатно. При неисполнении карается уголовным преследованием в соответствии с Уголовным кодексом СССР».

Маргина сомневалась, что такой закон на рыжих котов существует, в чём убедилась на Ленинградском вокзале при посадке на поезд. Посмотрев на цидульку, проводница сообщила Маргине: — Кот не редкий вид! Был бы он, к примеру, обезьяной, я бы его пропустила и то, со справкой от ветеринара.

Туманный Кот соорудил из себя обезьяну с синим носом и задницей в радужных разводах, но проводница была непреклонна: — Какая же это обезьяна?! Это симулянт-безбилетник! На моего мужа похож, когда тот получку получит.

Туманный Кот сунул ей в руки зелёную бумажку с Верховным Советом и спросил:

— Надеюсь, инцидент исчерпан?

— Исчерпан, только вы мяукайте, а не говорите, — попросила проводница, пропуская компанию в двухместное купе. Когда они напились чаю, Маргина снова открыла старинную книгу, которую хранил отец Марико.

«В Сурами, расположенном совсем в диком месте, которым владел достойнейший Сурамели, мы запаслись провизией и отправились покорять Лихитский хребет. Для Гочи и Нино такой путь обычный, да и мы с Жаном привычные к любым походным тяготам. Заросшие склоны словно сливали с гор на перевал зелёную пену, готовую покатиться вниз. Кое-где тронутая желтизной, зелёная волна скрывалась на той стороне перевала, где, как мы дальше узнали, купалась в быстрых и холодных водах Мтквари.

Нино ехала на коне, подаренном царём Давидом, а мы шли за ней, словно сопровождали царицу. Несмотря на то, что перевал не очень высок, для нас с Жаном, жителям равнин, пришлось нелегко, но никто не роптал. Остановились только тогда, когда перед нами оказался обрыв, и мы заглянули вниз.

— Сакартвело, — произнесла Нино, рассматривая раскинувшуюся под ногами долину и вьющуюся по ней Мтквари. Неожиданно, Нино запела песню, которую подхватил Гоча, взявшись за стремя коня. Мелодия так очаровала меня, что я невольно засмотрелся на девушку, словно первый раз увидел. Нино закончила петь, а песня словно звучала в воздухе, повторяясь слабым эхом. Тихим шагом мы спустились к Мтквари. Наступил уже вечер и Жан с Гоча разводили костёр, а мы, вместе с Нино, отправились к реке за водой.

— Нино, ты, как-нибудь, выбери, кто тебе милей, а то Жан и Гоча скоро друг другу глотки перережут, — сказал я, так как момент казался мне удачным – никого из претендентов на руку и сердце Нино не находился рядом. Нино, отвернувшись, набрала воды в кувшин и стояла у реки, точно задумалась. Она молчала, и я увидел, что её плечи вздрагивают. Я повернул её к себе, думая, что она смеётся над моим предложением, и собирался её отчитать, но, оказалось, что Нино плачет. Она резко вскинула на меня глаза и выпалила прямо в лицо:

— Как ты не поймёшь, слепец, что я люблю тебя?! Я полюбила тебя сразу, как только увидела, но ты игнорировал меня, точно пустое место. Я внимательно за тобой наблюдала и видела твои нескромные взгляды на других женщин. Почему же ты игнорируешь меня?

— Ты мне, как дочь, — пролепетал я, чувствуя, как моё лицо зарделось пылающим румянцем, но Нино на меня накинулась: — Какая я тебе дочь? Я хочу тебя любить и иметь от тебя детей, — скороговоркой закончила она.

— Я стар для тебя, — промолвил я, сам сомневаясь в своих словах. Я ведь старше Жана на пару лет.

— Ты старый душой, — уже без слёз припечатала меня Нино. Она прижала кувшин воды к груди и поплелась к костру. Я наклонился к воде и хлебнул несколько глотков, но ледяная вода не остудила душу, а, наоборот, распалила. Я поднялся с колен и отправился к костру, где Нино ставила воду на огонь. Любовный треугольник неожиданно превратился в квадрат, который вот-вот развалится. Я, как оказалось, слепой чурбан, не заметивший пылких взглядов девушки. Когда я подошёл к костру, Жан и Гоча так на меня посмотрели, точно я совершил святотатство. Расстроенный вид Нино давал им повод уличить меня в какой-то мерзости, которую я совершил.

— Ты её домогался? — не вытерпел и спросил Жан, когда мы укладывались спать.

— Нет, ответил я.

— Тогда что? — не унимался Жан.

— Сказал ей, что она дура, — ляпнул я.

— Ты… ты… сам дурак! — изрёк Жан и повернулся ко мне спиной. Мой кунак Гоча, который всё это подслушивал, осуждающе произнёс: — Разве можно обижать женщину?! — и тоже повернулся ко мне спиной. Я заснул, пригретый их спинами, а Нино спала одна, закутанная в единственное верблюжье одеяло.

Утром мы долго брели вдоль берега Мтквари, пока к вечеру не пришли в Гори, где переночевали в харчевне. Места были неспокойные и пустынные, так как, кроме войны с ильханами, длившейся добрый десяток лет, на этот край делали набеги осы, теснимые Золотой Ордой. Следующий день мы провели на ногах, следуя за Нино, путешествующей на коне, пока не наткнулись на покинутую деревню, посредине которой высилась церковь. Судя по тому, что пыль не успела осесть на хозяйственной утвари, деревню покинули недавно и спешно. Остановились в церкви, которая, если закрыть её массивную дверь, превращалась в неприступную крепость. Жан и Гоча решили разведать, что произошло и дойти до следующей деревни. Они ушли в ночь, несмотря на то, что я запретил им, но после позавчерашней ссоры меня никто не слушал. Светила луна, заглядывая в длинные, щелеобразные окна. Я прилег возле стенки, наблюдая через щель освещённое луной небо, пытаясь разглядеть звёзды. Нино прилегла рядом, закутавшись в одеяло, и смотрела на расписной потолок, на котором, при свете луны, на них смотрела печальными глазами дева Мария.