Аргентина: Кейдж

— Рассудить и взвесить, Ингрид. Будет слишком легок, вы его отфутболите. Слишком тяжел — им займусь я.

— А если в самую меру? Извините, я не нарочно. С детства привыкла ехидничать, защитная реакция, вероятно. На мужчин очень действует, почти все разбегаются... Но эта скотина может и донести.

— К сожалению, не только он. Мы воюем с гидрой, которую зовут Служба безопасности рейхсфюрера СС. Она очень чуткая, заденем одну голову, другие поймут все сразу. Обычный срок существования подпольной группы — два-три месяца.

— И что делать?

— Отдать приказ, товарищ Вальтер Эйгер.

— Теперь мне, вероятно, следует спросить, какой именно? Кому — уже догадалась.

— Приказ о нанесении превентивного удара. Наиболее уязвимое место вражеской армии — ее командующий. Убивать его не стоит, нового назначат. Но вот напугать, сбить с толку, а еще лучше — перевербовать...

— Но против армии нужна другая армия, Харальд. У нас ее нет.

— Отдайте приказ, товарищ Эйгер. Я найду армию.

Возле чугунной ограды, в свете фонаря... Женщина смотрит мужчине в глаза.

— Я вдруг поняла, что стала взрослой. Это ведь не шутка, правда? Я прикажу — и ты выполнишь. Как на войне, настоящей? Но тогда и отвечать тоже мне! За все, что может случиться?

— Привыкай.

Желтый лист сентября острым зубцом бьет по ее плащу. Рикошет...

4

— Проходка... Pas emboites... На месте, Марек, на месте! Проходка... Пе-ре-скок! Проходка... Голову выше, плечи ровнее... Pas emboites... Размер 6/8, не забывайте. Перескок! Снова проходка...

— Положение ноги «у колена» — и подскок! Стойте!.. Еще раз... Отдышусь...

— Хватит на сегодня, — негромко проговорил партнер, и Анна поняла, что действительно хватит. Насчет «отдышусь» солгала, чтобы не поминать вечную спутницу — боль.

Какой-то миг они стояли недвижно, лицом к лицу, его рука — на ее талии, вторая, как и положено перед подскоком, вверх. Партнер попался идеальный. Воск — бери и лепи.

Марек ждал, и она негромко выдохнула:

— Хватит, вы правы.

Показалось или нет, но капитан корабля убрал ладонь слишком быстро, словно боялся обжечься. Удивилась: для нее все, что происходит в маленькой, отгороженной фанерой каюте, всего лишь очередной урок, пусть и не совсем обычный. Рука в руке, рука на плече, на талии — часть фигуры, не больше. Взглянула исподтишка. Что не так, heer kapitein?

Марек был красив и спокоен. Успокоилась и она. Переждав боль, улыбнулась.

— Для первого раза — неплохо, даже хорошо. Если не считать того, что вы танцуете краковяк.

— Польку, — не моргнув, отозвался партнер. — Нас в школе учили. А разве нет? По-моему, один в один.

И моргнул. Анна чуть не схватила его за ухо, но вовремя спохватилась. Руку бы не обжечь...

— Это лишь sposa, самое начало. Потом поймете, в чем разница... К следующему разу, Марек, на вас должно быть трико и... Пожалуй, придется войти в расходы. Патефон — и пара пластинок. Мне петь не трудно, зато вам трудно слушать.

Партнер взглянул без улыбки:

— Вы превосходно поете, Анна.

Рассмеялась она, опуская занавес. Марек понял и отступил на шаг. Вовремя! Корабельные склянки ударили три раза.

— Гертруда, — без особой нужды пояснил капитан. — Вы переодевайтесь, а я встречу — и сбегаю в магазин, куплю что-нибудь к чаю... Трико и патефон, запомнил!..

Дверь негромко хлопнула, выпуская быстроногого, и Анна Фогель наконец-то смогла упасть на стул. Боль, боль, боль... Как ни пыталась скрыть, но и Марек заметил. Развалина. Калека!..

Секретный агент Мухоловка согласно кивнула. Именно, именно! В эту точку и бить, давить — без пощады и перерыва. Heer kapitein у нас очень сильный, а поэтому добрый...

Извини, Марек, работа!

Пока приходила в себя, стаскивала трико, умывалась и одевалась, быстроногий Марек наверняка уже добежал до магазина, малявка же, привычно освоившись за столом, явно начала скучать.

— Очень хочется курить, синьорина Анна, — сообщила она, едва поздоровавшись. — Но — нельзя, плохой пример подам. Хорошо, что вы здесь не курите, Каю легче держаться.

То, что гостья дружит с табаком, Герда конечно же поняла сразу. Но, странное дело, Мухоловке показалось, что не о курении вовсе речь.

— Сегодня Кай очень красивый. И вы, синьорина, очень красивая.

...Нет, не показалось!

Сестра-Смерть присела к столу и, уже не скрываясь, поглядела в лицо Гертруде Веспер. У доброго капитана растет очень умная дочь. Нет, не растет, выросла уже.

Тогда лови подачу, малявка!..

— Твой отец не сегодня красивый, а всегда. Он — настоящий мужчина, от него пахнет так, что в глазах мутится. Ему никого соблазнять не надо, достаточно пальцами щелкнуть.

Ответный удар силен и точен:

— Да. А еще он добрый. Иногда это очень плохо, синьорина Анна.

Мухоловка поняла, что нажила врага. Сама виновата, недооценила малявку. С такой работать — только в полный рост. И слабость искать, она обязательно есть, Гертруда — все-таки ребенок.

Извини, девочка, сейчас будет больно.

— Ты правильно все понимаешь, Герда. Но не все знаешь. Я не смогу соблазнить твоего отца, даже если очень-очень захочу. А почему, ты скоро поймешь. Мне было семнадцать лет, и я ушла на войну. Недалеко, на соседнюю улицу...

— Про... Простите...

На лице — ни кровинки, словно пудры не пожалели. В глазах — пусто, закушены губы. Как будто у гроба стоит.

— Я не знала, не могла знать! Синьорина Анна!..

Мухоловка не стала дальше мучить, обняла, прижала к груди.

Взрослых никогда не жалела, но Герде только десять, на целых семь лет меньше, чем было ей самой. Только бы Марек сейчас не пришел!..

— Не буду просить, чтобы ты молчала, Герда. Поступай, как сочтешь нужным. Ты уже взрослая.

Девочка ответила очень спокойно:

— Я давно уже взрослая, только не все видят. А о том, что вы рассказали, Каю знать нельзя. Никому нельзя.

Отошла к подоконнику, выглянула.

— Это папа. Сейчас... Я улыбнусь.

Прижала ладони к лицу, вдохнула, затем опустила руки.

Улыбнулась.

5

Ветер гнал обрывки серых туч над серой водой, в низкий берег били маленькие острогривые волны, трава потеряла цвет, скрывшись под засохшей грязью. Над руинами беззвучно кружили черные птицы, улетали и возвращались, то сбиваясь в густой темный рой, то вновь рассыпаясь по небу. Нежданный, слишком ранний холод впивался в пальцы.

— Вижу, что вернулись, — без всякого выражения проговорил рыболов, даже не повернув головы. — Но являться ко мне на доклад не стоило. Все уже сказано, юноша.