Крымский излом. Часть 4 (СИ)

Зарулив на стоянку и заглушив двигатель, гауптман на дрожащих ногах выбрался из кабины. Его охватила смешанные чувства страха, гнева и ярости. И при этом гауптману Фезе отчаянно хотелось курить…

Но спокойно подымить и собраться с мыслями ему так и не дали. Едва он, с помощью механика снял парашют, и, отдав ему летный шлемофон, получив взамен свою фуражку, как прямо на стоянку заехал «Опель-капитан» командира 51-й эскадры оберст-лейтенанта Карла-Готфрида Нордмана.

– Мы в полной заднице, Карл, – ответил на немой вопрос своего командира гауптман Фезе, – те парни, что вернулись со мной – последние, и больше никого не будет. До цели мы так и не дошли. Большевики бросили против нас какую-то свежую, скорее всего, элитную часть на новых машинах, и их асы поимели в воздухе наших парней, как дешевых шлюх с венского айзенбана. Они внезапно напали на нас со стороны солнца, одним ударом сбили все «штуки», после чего завязали с нами свою обычную «собачью схватку».

Ты знаешь, что я не любитель таких игр, и поэтому мы с парнями попробовали было уйти от них на высоту. Но и там нас тоже уже ждали. Запомни, Карл, у большевиков появился новый скоростной истребитель с мощным мотором, внешне похожий на раскормленную до безобразия «крысу». Снаряды его пушек, с одного попадания вдребезги разносят «штуку» или «фридрих». Знаешь, я сам это видел – с одного попадания, Карл! Остается только молиться на то, что таких чудовищ у русских пока еще слишком мало. А теперь, извини, Карл, мне нужно хотя бы немного побыть одному, чтобы прийти в себя.

Глубоко затянувшись эрзац-сигаретой, набитой вместо натурального табака сушеными капустными листьями, пропитанными синтетическим никотином, гауптман Фезе тоскливо посмотрел в бездонное майское небо, в котором уже взошло беспощадное русское солнце. Праздники кончились, впереди его ждал кромешный ад…

17 мая 1942 года, 06:35. 2-я танковая армия Вермахта, 47-й моторизованный корпус, 18-я танковая дивизия. Райцентр Жиздра,

Майор, граф Гиацинт фон Штрахвиц, командир 18-го отдельного танкового батальона.

Массированное наступление большевиков против левого фланга нашего корпуса, начавшееся сегодня утром, оказалось для всех нас полной неожиданностью. Еще только начало светать, когда русская izba, в которой располагалось командование батальона, вдруг содрогнулась, скрипя всеми своими бревнами, и на меня с потолка посыпался мусор. Примерно полторы минуты спустя до нас докатился тяжкий гул, от которого в окнах задрожали стекла. Этот низкий вибрирующий звук не был похож ни на что ранее мною слышанное. Когда этот звук утих, наступила непривычная в таких случаях тишина, нарушаемая только отдаленными раскатами артиллерийской канонады, доносящимися до нас совсем с другой стороны – из-под Мценска. Быстро натянув брюки, и надев ботинки, я выскочил во двор и успел увидеть, как над кромкой леса где-то вдалеке поднимается в небо иссиня-черная туча дыма, похожая на огромную грозовую тучу.

Ко всему прочему, скоро выяснилось, что мы оказались полностью лишенными связи. Телефонные провода, скорее всего, были перерезаны лесными бандитами, а радисты ловили только вой помех на всех диапазонах. Никто не знал, что же происходит на самом деле, и что нам делать дальше. Лишь час спустя в городок ворвался совершенно ополоумевший связной мотоциклист из штаба соседней с нами 208-й пехотной дивизии.       Из сбивчивого рассказа этого совершенно павшего духом унтер-офицера, представшего перед командиром нашей дивизии генерал-майором Карлом фон Тюнгеном, следовало, что внезапно прорвавшие фронт русские механизированные части примерно через полчаса после того страшного взрыва атаковали и полностью уничтожили застигнутый врасплох штаб соседней с нами 208-й пехотной дивизии, расположенный в городкеLudinovo. Все старшие офицеры дивизии, включая ее командира – генерала от инфантерии Ганса Карла фон Шееле, с оружием в руках героически погибли на своих постах. А этот трус, спасшийся бегством, размазывая слезы и сопли по лицу, рассказывал, что русские танки уже движутся по дороге на Brjansk, словно вода, прорвавшая плотину. Как будто численное превосходство противника может служить оправданием его трусости.

В любом случае, обстановка оказалась чрезвычайно серьезной, а отсутствие связи и полная неизвестность об истинных силах прорвавшегося противника только усугубляли наше положение. Мало ли чего наплел нам этот трус.

А посему по дороге в сторону Ludinovo был выдвинут находящийся в резерве механизированный разведывательный батальон нашей дивизии, оснащенный легкими полугусеничными бронетранспортерами Sd.Kfz.250. Следом за ним должен был выступить и мой батальон, которому генерал приказал приготовиться к нанесению флангового удара по прорвавшемуся врагу. Цель, поставленная передо мной, была следующей: фланговым ударом рассечь боевые порядки противника и предотвратить его прорыв в сторону города Brjansk, бывшего крупным транспортным узлом, очень важным для снабжения нашей армии.

На тот момент в составе моего батальона находились сорок семь танков, сведенных в одну штабную и три линейных танковых роты. Из них: восемь машин были Pz-IV, двадцать шесть – Pz-III, одиннадцать – Pz-II и два устаревших командирских танка – Pz-Bef на базе единички. Грозная сила, если суметь правильно использовать ее в грядущем сражении. Беда заключалась лишь в том, что местность покрытая лесами и пересеченная многочисленными мелкими речками и ручьями, имевшими при этом весьма топкие берега, считалась абсолютно неблагоприятной для применения танков.

Не добавило нам радости и то «избиение младенцев», которое истребители большевиков устроили нашего славному люфтваффе почти прямо над расположением штаба нашей дивизии. Я танкист и не очень сильно разбираюсь в авиации, но столько русских самолетов одновременно и в одном месте я увидел впервые за всю войну. Сжимая от бессилия кулаки, мы смотрели, как один за другим падают с неба наши «штукасы» и «фридрихи» , и как торжествует набравший силу враг.

Одна «штукас» рухнула на землю рядом с расположением моего батальона, и взрыв полутонной бомбы разметал во все стороны ее исковерканные обломки.

Уже позже, когда мы уже готовились выступить по направлению к Ludinovo, пришли нерадостные известия и от нашего доблестного разведбатальона. Не доезжая деревни Grjda, его передовой дозор попал в лесу в устроенную большевиками танковую засаду. Понеся значительные потери от огня скорострельных автоматических пушек новых легких русских танков и пулеметов вражеской пехоты, наши разведчики были вынуждены отступить к деревне Nikitinka и занять оборону вдоль берега пересекающей дорогу речки. В ходе боя эти болваны умудрились потерять десяток мотоциклов, шесть бронетранспортеров и до сотни солдат.

Шайзе! Шайзе! Шайзе! – Теперь вместо удара во фланг ничего не подозревающего врага мы должны бодать в лоб боевые порядки его флангового охранения. Утешало лишь то, что разведка не выявила присутствия по-настоящему опасного для нас противника. В ходе боя, разведчиками не было обнаружено ничего подобного средним русским танкам типа Т-34 или тяжелым КВ.

Впрочем, меня настораживала та несвойственная большевикам резвость, с которой в нашу сторону был выдвинут этот самый механизированный фланговый дозор. При этом, поскольку наше положение было серьезно затруднено отсутствием радиосвязи и полным неведением о численности прорвавшегося противника, генерал приказал мне немедленно выдвинуться в район этой самой Nikitinki, и лично принять на себя командование сводной кампфруппой, состоящей из моего танкового батальона, моторизованного разведывательного батальона, и одной запасной стрелковой роты.

Легко сказать – немедленно выдвинуться! Но, все же, уложившись в самые минимальные сроки, мой батальон выступил в сторону этой самой Nikitinki, готовый во имя фюрера и рейха раздавить любого, кто осмелится встать на нашем пути.