В третью стражу (СИ)

Свист смолк. Снаружи пролетел сноп искр, резко потянуло гарью.

«Что случилось?»… — Татьяна не додумала мысль, как тут же эхом в голове отозвалось «Que se passe-t-il? (что происходит?)… La locomotive s'est cassйe ?» — и почему-то возник образ паровоза.

«Паровоз? Какой паровоз?!»

Только тут Татьяна осознала изменения в пейзаже за окном и заметила, что на столике вдруг появилась лампа с розовым абажуром антикварной конструкции. Она протянула руку и щелкнула выключателем… Пластик и синтетика отделки купе сменились бронзой и деревом, пространства до противоположенной стены стало больше и там была еще одна дверь! Татьяна резко встала, успев подумать «ноги затекли» и ударилась коленной чашечкой о стойку крепления столика.

— Ммммлять… — вырвалось вслух непроизвольно, и также непроизвольно добавилось — Мммerde…

Острая боль полыхнула искрами в глазах, Татьяна откинулась назад на сиденье, боль исчезла, но и тело она перестала чувствовать, притом что видела как собственная рука потянулась к колену…

«Собственная?»

И тут же услышала речь, совершенно определенно истекающую из ее собственных уст, но воспринимаемую ею как-то со стороны, словно чужую:

— Ма-шье-нэ-са-ль!

«Матерюсь! По-французски!!? Как?!» — И эхом откликнулось в голове: — «Больнооо… А как еще я могу ругаться?! Что происходит???»

«Похоже, я брежу…» — «… Я — ку-ку?»

«Ущипнуть», — в смысле «ущипнуться», вспомнилось вдруг народное средство. Но там, вроде бы, речь шла о выявлении сна, или нет?

«Коленка болит!»

«Не чувствую».

«Ущипну!»

— Ай! — На этот раз Татьяна почувствовала не только боль, но и руки, и ноги, и…

«Здорово я треснулась!»

«Я не чувствую!!!»

«Ох! — Татьяна попыталась «взять себя в руки» — Кажется, это называется раздвоение личности… Шизофрения!»

И эхо в голове тут же откликнулось, объясняя то, чего Татьяна отроду не знала: «Shizo — раскалывать, френ — ум, рассудок. Это на древнегреческом».

«О как! — Татьяне стало весело — «Я теперь что, и греческий знаю и древний?»

«Si, madam, а в лицее вы что учили?»

«В лицее? В каком, нахрен, лицее? Ты кто?»

«Я?! Я — Жаннет, Жаннет Буссэ. А ты?»

«Голова ужасно болит…У тебя или у меня?»

«Голова моя — значит у меня, но я не чувствую…»

«Вот так, голова твоя, а болит, как моя собственная!»

«А я захотела чтоб боль прошла — теперь и тела не чувствую, но вижу-слышу-обоняю».

«Запах чувствуешь? Почему гарью тянет? Аааа… Это же паровоз! Откуда он взялся? Сто лет как их уже…»

«А что должно быть? Это же поезд, а раз поезд…»

«Ох! Я не помню, когда последний раз «живой» паровоз видела! Стой! А год, год какой на дворе?»

«Тридцать пятый. А какой еще может быть?

«Тридцать пятый?! Вот так!.. Это ж… Семьдесят четыре года!»

От грандиозности рухнувшего на нее знания Татьяна впала в ступор. Жаннет тоже затихла — даже мыслей никаких, словно уснули обе.

Сколько так просидели — непонятно, но ноги затекли уже по-настоящему, и Татьяна шевельнулась, меняя позу.

«Сколько ни сиди — много не высидишь!» — Пронеслась в голове здравая мысль.

«Итак, налицо шизофрения, а нам нужен результат обратный, как там по-гречески?»

«Krasiz — смешивание, слияние. То есть, красизофрения»

«Погоди, но греки называют словом krasi — вино! И значит, займемся винолечением!»

«Энотерапия? [94]»

«Почему? Ах, вот так! И вина нет? А что есть? Подожди, дай образ саквояжа».

«Понятно, везем контрабандой гостинец?… Что ж, тогда по-русски — водки? Хм… А я то наших мужиков не понимала, когда они утверждали, что «здесь без стакана не разобраться» — уважаю!» — Пришла к неожиданному выводу Татьяна и улыбнулась собственной столь изощренной сентенции.

«Ну вот, уже сказывается философское образование Жаннет, — решила она, принимая очередную дозу «лекарства». — И значит, «неприятность эту мы переживем!»

Ну а после третьей дозы, началась внутренняя разборка…

«А как тебя в Москву занесло?»

«В 1932 году русский белоэмигрант — фамилия его Горгулов — застрелил из пистолета Президента Франции Думера. Президент пришел на выставку, а там… В общем, Горгулова задержали, и он заявил, что убил «Отца Республики», чтобы подтолкнуть Францию к действиям против СССР. И хотя выглядело это сущим бредом, но так и получилось! Председатель совета министров Тардье, а он тогда был главной фигурой в политике Франции, заявил, что Горгулов агент НКВД и что «Юманите» — газета наших коммунистов — все знала заранее, и поэтому сразу же после убийства — когда никто еще и не предполагал вообще, кто такой убийца — назвала Горгулова белогвардейцем!

Ну и начали наших активистов арестовывать… Пришлось и мне уйти на нелегальное положение, потом товарищи переправили в Германию, а там уже встретилась с советским резидентом. А потом ясно: Москва, разведшкола…»

«Шпионка, бакалавр, комсомолка, и…просто красавица «, — улыбнулась Татьяна, разглядывая собственно-чужое отражение в зеркале… «Самое смешное, ты похожа на меня… в молодости!» — одобрила Татьяна продолжая улыбаться.

«Сколько тебе? Двадцать три? Вот, б… В смысле, это же надо! В дочки годишься…, ну, не в дочки — в племянницы» — ответила Татьяна на ехидный вопрос Жаннет: «В каком возрасте у вас «там» считается уже приличным рожать?»

«Не допрос, разумеется, а собеседование. Резюме я твоего не видела… Да, приходилось людей, понимаешь ли, принимать. В банки, как и в разведку, с улицы не берут — и анкета, и личное впечатление, и тестирование. Тестирование? Думаю, его еще здесь не изобрели — разве что зачатки. Хотя постой! Бине же был француз! Ну, не важно. Дают тебе кучу вопросов и заданий, на которые уже тысячи самых разных людей отвечали и по ответам определяют, когда и о чем ты можешь соврать, как быстро соображаешь, в чем разберешься, а что тебе лучше и не предлагать…

Рация, азбука Морзе. Работа на ключе… Да, я видела в кино. В смысле, в синема.

Стреляем из пистолета… Из такого? И такого? Ах, это вообще револьвер! Интересно, подруга, девки пляшут! Значит, и фотографируем, проявляем-закрепляем — сложнова-то, у нас такое уже забыли… Но неважно!

А чего же тебя автомобили-то водить не научили? Не принято? Понятно. Не уверена, что сумею здешние водить, хотя я вроде бы не забыла еще, как без автоматической коробки передач… Ладно, при случае попробуем…

Ох, девочка моя, тебя и покрутило…

Но и мы не лыком шиты, не «Шиком» бриты… Тоже не бреешь? — Таня посмотрела на «свои» ноги, а как же… вроде у вас еще депиляторов не придумали? Воском? Ужас! Это же какая боль! Да, женщины… и не такое терпим, а красоты много не бывает, — усмехнувшись, согласилась Татьяна. — Ну, что, еще капельку?»

«Да, у меня тоже не сахар…», — «думала» уже Таня, — «Хотя и жаловаться, вроде бы, было не на что. Замуж выскочила на пятом курсе за лейтенанта, в девяносто первом. Да, университет, филфак… А потом началось — страну развалили. Армию топтали все кому не лень, помоталась тогда с мужем по гарнизонам: ни работы, ни условий для нормальной жизни, а у него зарплата — курам на смех, и командировки в горячие точки, там он и попивать начал…».

«А я психовать… ребенка не случилось… В общем, уехала домой к матери, а там и развелась. Поработала в школе — английский преподавала, а потом, когда от кризиса оправились — рванула в Москву. Банки как раз на подъеме были. Иностранные — филиалы открывали, — вот и устроилась, курсы менеджеров-администраторов, так и кручусь… Уборщицы, секретари, водители, первичный подбор персонала, карандаши, ручки, туалетная бумага, чай — кофе… потанцуем… Нет, это не входит, это шутка такая русская…»

И внутренний моно-диалог продолжился, закручиваясь как стальная пружина, чтобы где-то когда-то распрямиться со всей силы, и то ли убить, то ли, напротив, создать заново:

А через четыре года война начнется… Да, с немцами…

Откуда ты можешь помнить парад Победы?