Ардагаст и Братство Тьмы

   — Что может народ сииртя? Ничего не может! Видите силу Хан-Хаденготы, силу росов, силу Нга? Слушать, что скажет Паридэ-Хабт, Чёрный Бык, великий шаман Нга! Его слова — слова самого Нга!

С небрежной важностью шаман вышел вперёд:

   — Глупый народ сииртя! Кому молились? Нум далеко, на седьмом небе. Нга здесь, близко. Ваши добрые духи слабы. Зачем сильным духам, тёмным духам не молились, на Священный остров не пускали? Они сами пришли. Теперь этот остров, это святилище — бога Нга, подземного хозяина, смерти хозяина! Ваша земля и земля печорцев — Андака, вождя росов, и Хан-Хаденготы, вождя ненцев! Их закон: кто бьёт морского зверя — даёт дань моржовыми клыками, нарваловыми бивнями. Кто рыбу ловит, в тундре охотится — даёт дань мехами и бивнями земляных быков. Росы и ненцы — воины, они воюют, вы их кормите. Кто закон нарушит — тому смерть. Кто ещё не знает, какой бог сильнее, — глядите!

Несколько ненцев подкопали идола Нума, другие набросили на него арканы, дружно рванули. Деревянный бог рухнул.

   — А в провал его бросите вы, сииртя.

Толпа заволновалась, многие закричали, заплакали, бросились на колени. Какой из двух великих богов сильнее накажет? Страшно и думать о таком! Вдруг трое молодых охотников, выхватив ножи, бросились к чёрному шаману. Но добежать до него ни один не успел. Одному снёс голову меч Саузард, второму в грудь вонзился клинок вождя ненцев, третьего пригвоздило к земле копьё Андака. Паридэ-Хабт даже не дрогнул. Взглянув на трупы, он удовлетворённо кивнул:

   — Хорошо. Есть три жертвы для Нга. Будете ждать, пока он ещё захочет?

Несколько наиболее запуганных сииртя, дрожа и всхлипывая, столкнули тяжёлого идола в провал. Следом полетели тела троих охотников. А ненцы уже тащили болотного истукана со страшным клыкастым лицом, вырезанного из почерневшего в воде ствола.

   — Беда! Чернущий Идол вернулся! — в отчаянии восклицали сииртя.

   — Значит, вернётся и Светловатый Парень с Белого острова, что одолел его, — вполголоса сказал кто-то.

Саузард бросила нетерпеливый взгляд на шамана:

   — Ну а где же стрела Абариса?

Чёрный Бык неторопливо вошёл в чум Сэвсэра, долго рылся там и наконец вышел с резным ларцом из кости бивней йен-гора. Андак жадно откинул крышку, запустил руку в ларец и с торжествующим видом поднял зажатую в кулаке золотую стрелу. Дружинники разразились ликующими криками. Даже Саузард глядела на мужа с довольной улыбкой. Ну, так кто же избранник богов — он, Андак, или выскочка Ардагаст Убийца Родичей?

В лагере Нерона под стенами Антиохии было несколько палаток, мимо которых самые отчаянные рубаки и отпетые головорезы проходили с опаской, оглядываясь на вышитые или нанесённые краской магические знаки и непонятные письмена. В самой большой из них некромант с пронзительными тёмными глазами сидел перед серебряным зеркалом, довольно поглаживая чёрную бороду. В гиперборейских далях дела шли даже лучше, чем здесь, на юге. Несколько неожиданное вмешательство того, кого называют Аидом, Ахриманом, Саубарагом, а чаще предпочитают вообще не называть, пошло только на пользу. Несомненно, это он послал скифского чёрного мага и варваров на оленях. А Геката надоумила шайку магов-разбойников выпустить из преисподней демонические племена. Что-то они натворят в глубине Скифии?

Таких вот колдунов заслуженно считают слугами зла и рабами подземных богов. Чернь то же думает о Братстве Высшего Света, перекрестив его в Братство Тьмы. Свет — тьма, добро — зло... Где им охватить больше двух понятий сразу! Валент вытянул руки с перстнями, любуясь игрой света в камнях. Есть семь светил, семь вечно враждующих и не шибко умных владык этого скверного мира. Мудрый не служит никому из них, а использует их в своих целях. Ормазд? Ахриман? Пожалуйста, свинцовый перстень с гранатом, оловянный с топазом, Юпитер и Сатурн. А превыше всех семи материальных небес — истинный, чистый, духовный Свет. И истинный Бог, не творивший этого грязного мира и потому никого в нём не карающий и не награждающий.

Туда, к нему вознесутся души членов Братства. Если только они, предаваясь всем порокам, соблазнам и интригам этого мира, не привяжутся сердцем к ним и тем сохранят чистоту духа. Вот и сегодня вечером он идёт на пир к Нерону. Не в палатку — на мраморную виллу: господин и бог Нерон не строит из себя солдата. Будут изысканные вина, яства, раздевающиеся танцовщицы, любовные игры прямо на пиршественных ложах... А ещё — интриги. Пусть демоны заберут этих торгашей из антиохийского кагала! Ничего не делают, чтобы поднять чернь, лишь тайком дают деньги, правда немалые. Рассчитывают в случае поражения Нерона остаться ни при чём. И думают, будто его, великого иерофанта, и всё Братство можно нанять, как шлюх и флейтисток на вечер.

А ему нет дела до их барышей. И даже до Нерона с его Империей. Лишь бы избранные (их ведь очень, очень немного) могли, не зная нужды и гонений, совершенствовать свой дух и свою магическую власть над миром. Для этого и нужен свой император. Даже с такой душой, которой Высшего Света не видать, как свинье своего хвоста.

Главное — стрела Абариса наконец в нужных руках. Лишь бы её не перехватили Ардагаст с Вышатой. Ничего, скоро им будет не до стрелы. Полезут конечно же спасать мир от нашествия подземных уродов (как будто мир того стоит!). А Тем временем Андак преспокойно вернётся другой дорогой.

Через стан росов в лесу над Печорой шли пятеро волков. Впереди важно ступал крупный зверь с седой, почти белой шерстью. Следом за волками летели три сокола. Подойдя к сидевшим у костра предводителям войска, звери и птицы дружно кувыркнулись и оборотились воинами с волчьими шкурами на плечах. Князь Волх поклонился Ардагасту и обернулся к своим дружинникам:

   — Докладывайте, молодцы, царю, что разведали?

Нуры принялись наперебой рассказывать:

   — Ох и нагляделись мы, Солнце-Царь, на этих бесов незнаемых! Одни волосатые ниже пояса, другие с копытами, третьи — пёсиголовцы...

   — А ещё есть со ртами на макушке.

   — А есть и вовсе без голов: глаза и рот на груди.

   — Жрут что попало: кошек, мышей, падаль всякую. А лютые — страх: всех людей по дороге хватают и едят, друг с другом насмерть дерутся. И своих не хоронят: кто помрёт или в драке убьют — тут же съедают.

   — Ничего не стыдятся: гадят, баб имеют — всё при всех.

   — Бабы? С семьями, что ли, идут? — спросил Ардагаст.

   — Нет. Одни воины да бабы такие, что не хуже их бьются. Семьи, видно, в пекле оставили. Если у них семьи-то бывают... А если поймают печорку — скопом глумятся, пока не помрёт, тогда съедают.

   — Словом, если бы не говорили, огонь не разводили и оружия не имели, их бы впору не за людей принять, а за зверей двуногих. Вроде тех, что у вас, в горах индийских, — взглянул на Вишвамитру Волх.

   — Йети такими стадами не ходят и людей первыми не трогают, — возразил индиец. — Но их помеси с людьми отличаются буйным нравом.

   — А вот язык-то у них... на пермяцкий похож, — сказал один нур.

   — Наши родичи — медведи, а не всякие... обезьяны, — проворчал недовольно Перя (обезьян ему доводилось видеть в Бактрии). — Скажи лучше, какое у них оружие?

   — Разное. Больше дубины, да луки большие с костяными стрелами, да топоры каменные, да копья деревянные. Есть и медные топоры и ножи. А самые лучшие воины — с железными мечами и топорами, иные в железных панцирях.

   — Все пешие или есть и конные? — спросил царь.

   — Верховые есть, только не на конях. Одни — волосатые, клыкастые — на медведях, бурых и белых. Другие, на деревянных истуканов похожие, — на зайцах и лисах, белых и рыжих, и звери те — с лошадей. Третьи, низенькие такие, плосколицые — на громадных зверях... ну, вроде слонов, только бурых, лохматых.

Слонов нуры никогда не видели, но были наслышаны о них от Ардагаста и его дружинников.

   — Не слоны это, а махары — подземные быки. Вы, венеды, их зовёте детьми Индрика-зверя. Не было ещё такого, чтобы вышли они из нижнего мира с людьми биться. Значит, совсем плохое время пришло, — озабоченно покачал головой Зорни-шаман.