Набат-2

Ливень прекратился! Дождя нет, и морось исчезла!

Он поднял голову к низкому небу. Ветер рвал облака в клочья, они стремительно разлетались, словно чья-то остервенелая рука спешила добраться до глубин небес. Наконец стали проявляться просветы голубого, и ликующая радуга навела мост на пути Дронова. Он обернулся, боясь, что его лишат долгожданной радости, и, как только что, успев увидеть оседающее здание резиденции премьера, глаза ухватили в последний момент узенькую радужку-змейку, оранжевую с голубовато-лиловым.

«Это еще к чему? — недоумевал он, протирая глаза. Змейка не появилась больше, чистое небо искрилось светом, и солнце съедало посторонние цвета. — Почудилось?»

Пусть будет — почудилось. Да здравствует солнце!

Из необходимых в пути предметов Дронов взял основной для нынешних времен — складной подвесной моторчик и резиновую лодку. Моторчик работал на сухом газе. Передвигаясь подобным образом, он перехватит Кронида в середине пути. Кронид не экипирован соответственно премудростям цивилизации.

В пути ему мало попадалось живности. Редкие птицы, отвыкшие радоваться солнцу. Истосковавшимися голосами они выкликали свою пару и долго прислушивались, отчего симфония жизни звучала слабо, отдельными инструментами. На земле в обилии прыгали лягушки, ползали ящерки. Редкий случай, когда пробегала мышь. Ей Дронов радовался как родной.

Речками, протоками, каналами и морями он двигался-на запад и с удовольствием ступал на просохшую землю для ночлега. Костер вспыхивал яркий, потрескивал, не чадил, изжаренная рыба не отдавала сыростью. Спать на лапнике было приятно, и, просыпаясь поутру, он ощущал приток сил в теле и готов был идти дальше.

На второй месяц пути он обратил внимание, что становится по ночам теплее, а днем жарко, и солнце царило в небе непрестанно, хотя был ноябрь и хотелось осеннего дождичка. Изредка ночами доносился до него приглушенный грохот, будто бы отдаленные грозы ярились где-то, но молний не появлялось, лишь во сне его укачивало вдруг. Он просыпался, прислушивался. Ничего. Опять почудилось.

— Что происходит? — спросил он, связавшись в очередной раз со штаб-квартирой Ордена.

— Ничего особенного, — ответили ему. — Налаживается причинная связь вещей. Продолжайте поиск.

Тогда, от одиночества и желания слушать человеческий голос, Дронов поведал о радуге-змейке. Вместо привычного голоса Игнасио с ним заговорил сам великий магистр.

— Вы точно видели это?

— Абсолютно точно. Только посчитал, что мне почудилось.

— Когда это случилось?

Дронов высчитал день, когда прекратился дождь. Последовала пауза, и он подул в микрофончик.

— Брат Геннадий, подберите ровную площадку для приема самолета, сообщите нам и выставляйте радиомаяк. Задание отменяется. Скоростной перехватчик будет за вами через шесть часов. Постарайтесь уложиться.

Он не спросил, ради чего такая спешка: не принято переспрашивать великого магистра, только пожал плечами недоуменно.

Дронов взобрался на пологий склон, с его верхней точки обозрел окрестность. Километра за два налево ему приглянулась ровная полянка почти прямоугольной формы. Судя по всему, за ним выслали перехватчик с вертикальным взлетом. Посадочная площадка вполне подойдет. А вправо от полянки он сразу увидел озеро и что-то похожее на жилище у самого берега. Он даже фигурку разглядел, и — разрази меня гром, если это была не женщина! Его неудержимо влекло вправо, но ослушаться он не посмел: время отмерено, овцы посчитаны, и — разрази меня гром! — на женщин времени не оставалось. Если в такую даль отправили за ним перехватчик, значит, есть дела, где женщинам места не остается. Раньше было нельзя, теперь поздно.

Спустившись со склона, он зашагал к поляне, насвистывая маршевый мотивчик. Рюкзак за спиной и выкладка не тянули, шагать было весело и не страшно. За него думали.

Мотивчик пришлось оборвать, едва он отшагал по равнине метров сто, не более. Плотно растущая трава, какой-то вымахавший до трех метров осокорь мешал двигаться, а почва под ногами проседала, мешая двигаться ходко, зачавкала жадно.

«Болотина!» — отпрянул назад Дронов. Напрямую к полянке хода нет. А дорога в обход по топкому месту займет часа два. Быстро он продвигался к этой точке, отмахал играючи до тысячи километров, а тут продвижение замедлилось до черепашьего и ничего придумать нельзя: руки и ноги остаются человеческими.

На обход болота ушло полных три часа. По высоким кочкам и буйным зарослям травы. Рюкзак и выкладка стали обременительны, а он всю теплую непромокаемую одежду уложил в рюкзак, двигаясь в шортах и майке-безрукавке, изрядно порезался, и тело саднило от глубоких порезов, так он спешил. Пришлось облачаться, как в скафандр, в защитный комбинезон, надеть сапожки и перчатки. Сразу стала донимать духота, и на край полянки он выбрался почти обессиленным и свалился на траву бездыханным.

Контрольная стрелка хронометра показывала, что до прибытия самолета оставалось чуть более двадцати минут. В штаб-квартире считали с предельной точностью, на этом строилась любая тактика — точность и беспрекословное исполнение.

Дронов извлек из карманчика рюкзака радиомаяк и запустил его. Пора осмотреться и доложить о себе.

Поляна оказалась искусственным прямоугольником, крышей какого-то подземного хранилища. Она поросла мелкой травой очень ядовитого цвета. Кое-где торчали грибки вытяжных вентиляторов, лючки и люки. Ступая осторожно, Дронов прошел в глубь полянки, и с каждым шагом его одолевало беспокойство. Покрытие оказалось крайне ущербным, частично куски бетона провалились, обнажив арматуру. Из таких дырок тянуло неприятным горчичным запахом. Случайно Дронов обратил внимание на свои сапожки: черный полиэтилен облез до белизны.

— Мать моя женщина, черт бы меня побрал! — ужаснулся Дронов и, не разбирая пути, побежал прочь. — Бинары!

Он попал на заброшенный склад отравляющих веществ, сам того не желая. Он не ошибся. Черт сидел в подземелье.

Когда-то в России засыпали в хранилища больше отравляющих веществ, чем пшеницы. Покупное зерно съедалось быстро, адская морилка хранилась десятилетиями и устойчиво прибавлялась. Одних рук не хватало для уборки урожаев, другие забывали отрывать за подобную осмотрительность. Одни сгорали в битве за урожай, другие к битвам готовились, не дождавшись, уходили на пенсию и получали ее исправно.

Когда-то Россия пол-Европы кормила своим зерном, ее уважали.

Звук реактивных турбин Дронов услышал издалека, но самолет появился неожиданно, как чертик, опередив свой звук и попытки Дронова связаться с Орденом. Перехватчик завис над площадкой с изумрудной зеленью. Пилот развернул клюв перехватчика в сторону Дронова, который отчаянно махал руками, и показал ему большой палец. Дронов замер в ужасе. Свист турбин стихал, амортизаторы шасси оседали, секунды сжимались в томительную паузу, и, как только. никелированные амортизаторы убрались в стаканы шасси, перехватчик, словно подстреленный ястреб, рухнул оземь и почти следом исчез под кровлей.

— Господи, помоги! — пришел в себя, завопил Дронов. Вместе с рухнувшим в преисподнюю самолетом рушились его честолюбивые планы, рушилась лестница восхождения, по которой уже не взойти. Он чувствовал это всеми фибрами души, и в тяжелый час душа обратилась к последнему прибежищу: — Господи!..

Истошным голосом орал снизу пилот и проклинал его неистово и страшно, а тут еще из дыры взметнулось оранжевое пламя.

Сейчас взорвется! — понял Дронов и представил ядовитый сполох. Ноги сами повлекли прочь, и он бежал, не разбирая пути, но не споткнувшись ни разу, до самого склона.

Больше часа, прячась за деревьями, он дожидался взрыва. Его не случилось. Видимо, Всевышний услышал его отчаянный крик, хотя мог оборонить заранее. Не хотел? Не посчитал нужным.

С еще большей осторожностью он добрался до края площадки и только оттуда рискнул крикнуть. Добираться до дыры не рискнул.

— Эй! — позвал он. И сильнее: — Эй!..

Молчание. Значит, бесполезно.