Язычник: Там еще есть надежда (СИ)

— Да знаю, как не знать, — волхв тяжело вздохнул. — Грозные тучи собираются, да только не водою они хлынут, а кровью славянской. Готовит Владимир для Руси праздничек.

— Вот потому и должна весь ваша крепнуть, а не в свадах хиреть, — ответил на слова волхва ведьмак. — Одна такая, вторая, третья, глядь, и сдюжим против напасти.

— Да как сдюжить-то? — в глазах старика промелькнуло уныние. — Я вона каждый вечер думу думаю, долго ли ещё весь нашу лихо стороной обходить будет? Седьмое лето уже сидим на земле этой, и седьмое лето дань никому не платим. Булгарам зерно за мелкую цену продаём, есть тут кан местный, Илбек, ему с нами выгодно дело иметь, вот он другие племена из своих сюда и не пускает. И то нам покой. А Владимир промеж своих дел, вроде как и запамятовал о нас, да боязно, ненадолго то запамятованье. Меня перед каждым полюдьем [*] опаска берёт, вот-вот думаю, заглянут и к нам, и одно тогда останется, дань уплатить. Не ратиться же мужикам нашим с кметями. А ну как за все семь лет урок установит?

— Я в прошлый раз когда был, сколько в веси людей жило? Две сотни, так? — спросил ведьмак.

Старик кивнул.

— А теперь под пятую сотню уже набралось. Лето, другое пройдёт, и вся тысяча будет. Неужто не сможете за своё таким числом постоять?

— Да разе ж то число, супротив дружин Киевских?

— В дружинах тех сейчас разлад большой. Половина почитай на Владимира в сердце своём ропщет за обесчестие родной веры.

— Слышал, слышал, — закивал волхв. — Молва ходит, Владимир за обесчестие то крепко взялся, да с подвохом. Ещё молва ходит, что людей он на копище в жертву приносить стал, оскверняет землю невинной кровью.

— Есть такое, — подтвердил ведьмак. — Многие из полян уже роптать начинают. Одни на веру, другие на Владимира.

— Так и до раскола недалеко, а там и брат на брата пойдёт. Неужто выгода ему какая с того? — волхв с недоумением посмотрел на ведьмака. — Разе ж есть выгода в том, чтобы народ стравливать?

— Он не выгоды ищет, ему отблагодарить нужно тех, кто на стол ему взойти помог.

— Мудрёно всё это, — волхв задумчиво свёл брови. — А ещё мудрёней, чего он всё между Булгаром и Царьградом мечется?

— Делает вид, что веру выбирает, хоть уже и решено всё давно, и не им. Впрочем, умно с его стороны, булгар всё время держать в мысли, что русы вот-вот мусульманство примут. Так можно на время от них отделаться миром, да «вопросами веры» вплотную заняться, — ведьмак усмехнулся.

— Да с булгарами мы тут и так пока миром живём, и с мордвой соседствуем без злобы. Меня всё ж боле жертвы людские коробят, нежели другое. Оно ж, затеянное им, изнутря рассыпает веру нашу. Ведь то ж с умыслом дыры в куле делаются, абы просо рассыпать. Когда мы людей-то в жертву несли? Разве в годину самую лютую, да и то из пленённых находников [*]. Али вот ещё Светослав, князь наш великий, у Доростоля требу большую клал Перуну. Так там он с умыслом делал, абы воины, из новой веры кои, в плен сдаваться не удумали своим единоверцам, а бились до погибели своей. Знали абы, что враг после жертв этих пощады им не даст, даже одной с ними веры в рядах будучи, а значит, и нет им к ним дороги.

— С одними бы родноверцами выдюжил. Те бы до конца б не предали.

— Оно може и так, но каждый вой тогда на счету великом был.

— Да-а, — протянул ведьмак, — Тяжёлая доля им у Доростоля выпала, один против десятерых шёл.

— Вот скажи мне, Велес-батюшка, — волхв слегка подался в сторону ведьмака, глядя на него внимательным взглядом, — И чего эт он порогами пошёл, чего не посуху? Ведал же ж, что Куря на те пороги пришёл и стал там. Неужто, ретивое в сердце взыграло?

— Того я не знаю, — ведьмак пожал плечами, — А знаю другое. Был князь храбрый да великий, погиб, отгоревали по нём, и хватит. Слава ему на веки крепка будет, а нам другое теперь нужно. Не прошлое вспоминать-ворошить, да грустить по нему, а за то, что впереди бороться.

— Да как поборешься ведь? — старик покачал головой. — Вот и с порталами этими, восьмое лето, аки они не волхвам принадлежат, а смердам Владимировским. Восьмое лето не вестимо что по ним туда-сюда по времени шастает. Парень-то тоже небось оттуда, раз убить твоего сопутника удумал?

— Скорее всего, — ответил ведьмак.

— Ну, мы на эту тему думали, — всё с теми же осторожностью и почтительностью влез Вечеслав. — Может и просто ошибся, перепутал меня с кем.

— Вряд ли, паря, — старик покачал головой. — Чует мое сердце, не спроста это всё. А сердце моё волхвское кривить не може. Да и попутчик твой, паря, сам понимать должен, кто есть. С ним-то рядом просто так ничего не бывает, — волхв снова перевёл взгляд на ведьмака. — Пока рядом ты, Велес-батюшка, ответь мне на вопросы, коих многое число у меня скопилось. И первый из них — чего ж делать-то нам? Чего мы можем?

Ведьмак бросил взгляд на Вечеслава и с извинительным видом развёл руками.

— Ты уж, прости, — сказал он, — Но дале нам с глазу на глаз следует. Пойди пока, за воротами обожди.

— Да, ради бога, — Вечеслав нарисовал на лице безразличие, хотя на самом деле ему стало слегка обидно от такого расклада. Наверное, как и Кузьме Прокопычу чуть ранее до этого. Хотя, раз и голову местного, уважаемого человека, спровадили, то ему-то чего нос обиженно задирать?

Выйдя за ворота, и затворив за собою теперь единственную остававшуюся приоткрытой створку, он присел на корточки, и опёрся спиною на тын. В голове ощущался некий сумбур. Вон как оно оказывается, не врал ведьмак, что бог. От осмысленного и теперь уже полностью принятого понимания этого по телу пробежали лёгкие мурашки. Ответом мозга на данную мысль было единственное пришедшее на ум выражение, звучавшее не замысловато и лаконично — ну нихрена ж себе! До этого в Вечеславе всё же шевелилось некое сомнение, ну, мало ли, в их времени по психушкам всяких Наполеонов с Энштейнами сидит, значит и богов всех мастей, наверное, тоже на пальцах не пересчитать. Да что там по психушкам, свойственное это видимо людям, считать себя кем-то большим, чем они есть на самом деле. Если вот даже перебрать знакомых, то и там ни одного не будет, кто просто считает себя обычным-преобычным человеком, с определённой физиогномией, малой кучкой привычек, зовущимся характером, и ещё парой-тройкой данных, указанных в паспорте. Копнёшь чуть, и оказывается избранный на избранном, и не зря он на свет этот явлен, и придёт однажды время… и прочее, прочее, прочее…

Усмехнувшись, Вечеслав обвёл взором площадь, пробежал глазами в пролёты улиц. Изредка то там, то здесь, занимающиеся своими делами женщины, в конце третьей улицы, в проёме, показалась и скрылась пустая подвода, запряжённая невысокой, сбитой лошадкой, которую вёл такой же невысокий и сбитый мужик, издалека справа долетали до слуха звонкие, идущие друг за другом в неторопливом ритме, удары железа по железу. Зерно наверное где-нибудь обмолачивают — объяснил сам себе Вечеслав отсутствие народа.

Начинавшее припекать солнце, заливавшее своим светом округу, заставляло щуриться, где-то в небе смешно кричали птицы, и крик их похож был на поросячье хрюканье вперемежку с грустным присвистыванием. Вечеслав даже не стал поднимать голову, зная по причудливому крику, что это носятся стайкой неугомонные, красивые щурки, ловя насекомых, а возможно уже и подгатавливаясь к дальнему перелёту на юг. Перевалил как-никак август за свою серёдку. Ну или точнее — серпень.

Справа край глаза уловил движение, и повернувшись, Вечеслав увидел прячущегося за одной из хатёнок Миколку. Тот выглядывал из-за угла, и сообразив, что его заметили, снова замахал ручонкой. Вечеслав махнул в ответ подзывающим жестом и Миколка радостно рванул в его сторону.

— Уговор, дядька, не забыл? — спросил он, подбежав, и с надеждой заглянув Вечеславу в глаза.

— Нет, конечно, — соврал Вечеслав, хотя на самом деле всё было строго наоборот. Из-за случившихся событий, забыл он о даденном мальчишке слове наухнарь. — Но видишь же, как вышло? Ранили меня вчера малость, да вот сегодня по поводу этого судилище было.