Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!

— Напишете рапорт на имя Верховного Правителя, в котором объясните причины своего нежелания выполнять мои приказы и вести корабли на Иркутск. Этот рапорт я немедленно передам адмиралу Колчаку, как только прорвусь с боем к нему с бронепоездами. Старший лейтенант Тирбах вместо вас примет отряд кораблей на Ангаре. Честь имею…

В штабном купе Арчегова уже ожидала срочная телеграмма от начальника дивизии бронепоездов генерала Богомольца, в которой ротмистра «фитилили» за какие-то не сданные вовремя бумаги с отчетами.

Причем угрожали страшными карами за неисполнение. Затем потребовали переименовать бронепоезд «Атаман» в «Мститель», а «Грозный» в «Истребитель». Канцелярская бумажонка и стала горящим фитилем к пороховому бочонку накопившегося раздражения, и была тут же разорвана в мелкие клочья.

— Твою мать! Война идет, а они все в бюрократию играют, начальников развелось, как вшей на лобке у шлюхи. И все с приказами. Лучше бы батальон пехоты прислали. Хотите переименования?! Получите!

Генерал Сычев вытер вспотевший лоб и снова уставился в листки с расшифрованной телеграммой от ротмистра Арчегова. В другое время, до мировой войны, он бы не поверил не единому слову, но не сейчас… Слишком многое походило на правду…

Теперь надо успокоиться и найти необходимое решение. Ефим Георгиевич машинально потянулся к шкафчику, но вовремя отдернул руку. Не время пить водку, мозги туманить, хотя желание было острым. Налить полстакана с тмином, медленно выпить, чувствуя, как горячая струя влаги обжигает пищевод, выдохнуть воздух и сделать первый, самый жесткий вздох. Но нельзя, по крайней мере, сейчас… Дождаться ночи, и перед сном…

Откуда ротмистр Арчегов мог узнать это?! От кого?! Или семеновская разведка давно внедрила в эсеровское подполье в Иркутске лучших агентов, причем занимающих высокое положение среди этих сволочей. Скорее всего, именно на это и похоже…

От мыслей генерала оторвал требовательный стук в дверь, и Сычев негромко сказал:

— Войдите.

Дверь отворилась, и на пороге появился начальник штаба Лыба. Увидев вопросительный взгляд генерала, сконфуженно развел руками и негромко доложил:

— Командующий округом генерал Артемьев давно «болен», а военный министр генерал Ханжин отсутствует. Найти нигде не можем, адъютанты не говорят. Начальник штаба генерал Вагин без их приказов ничего делать не будет, так и отрезал, и трубку бросил…

В голосе Лыбы царила едкая ирония, а в глазах плескалось такое презрение, что Сычева передернуло. Хороши генералы, чуть полыхнуло, сразу порскнули, как зайцы. Имя им всем одно — бледная немочь, отрыжки старой системы производства. Эти старые калоши на приказ молятся, а, получив его, не выполняют. Только и могут зобами от гордости надуваться — мы, мол, генералы старые, императорского производства, а ты, Сычев, свежеиспеченный колчаковский «калач». Трусы паскудные, а ему отдувайся…

— Немедленно собери дюжину грузовиков, найди бензин и отправляй в Лиственничное. Туда с Порта Байкал переправляется рота маньчжурцев — помощь от Арчегова. А через два дня он и сам припожалует с бронепоездами и японцами! Нам бы продержаться, они тридцатого будут!

— Продержимся, Ефим Георгиевич! Смута на наш берег не перекинется… Пересидим…

— Ты это почитай! Штабс-капитана Черепанова ко мне, срочно! — генерал раздраженно сунул капитану листки расшифрованной телеграммы. Тот пробежал ее глазами, лицо побледнело. Офицер положил бумаги на стол и опрометью вылетел из кабинета…

Начальник контрразведки появился через пять минут, будто был в здании, но вот его шинель была изрядно запорошена снегом.

— Смотри, Дмитрий Петрович, будет интересно, — Сычев протянул листки офицеру.

Тому не понадобилось и пары секунд, чтобы понять суть, его лицо не побелело, как у Лыбы, а побагровело. Губы стали сами по себе бормотать:

— Надо же, виднейший большевик Тобельсон есть тот Краснощеков? В тюрьме у меня сидит? Не может быть! А эти? Сегодня встреча у Яковлева…

— Что ты думаешь, Дмитрий Петрович, по поводу бумаги? — вопрос Сычева вернул контрразведчика на грешную землю.

— Проверить надобно! Я сейчас распоряжусь по телефону, — ответив Сычеву, Черепанов буквально исчез из кабинета, и генерал занялся планированием немедленной операции по разоружению инструкторов 4-й роты, дислоцированной в Хаминовской мужской гимназии…

Через два часа Черепанов снова был у Сычева, сияющий, но растерянный. Он живо напомнил ему кота, который жил в его петербургской квартире, любителя шастать у полковой кухни. Только однажды котяра по злому умыслу залез в соседнюю мясную лавку и там обожрался дармовых гамбургских сосисок. Сычевского кота не стали отлавливать, а пригласили Ефима Георгиевича посмотреть на любимца. Вот таким и запомнил своего кота Сычев — растерянным и жутко довольным на груде обкусанных сосисок..

— Многое сходится, ваше превосходительство! Семерых арестовали, в тюрьме из эркэпы тоже сидели. Взяли их оттуда, сейчас допрашиваем. Много интересного говорят. Значит, завтра выступление отряда осназа, роты инструкторов и милиции, ваше превосходительство?!

— Инструктора этой роты уже не выступят, их сейчас в военном училище размещают, под охрану. Я уже принял меры, завтра с утра мы блокируем казармы отряда Решетина юнкерами. К полудню прибудут семеновцы с Лиственничного, с горным орудием и ручными пулеметами. Всех офицеров мятежного отряда вы сегодня постарайтесь выдернуть. Восстания в Знаменском нельзя допустить!

— Откуда у вас эта информация, ваше превосходительство?

— От ротмистра Арчегова, а, по сути, от атамана Семенова. И милицию надо разоружить, как предлагают. И заменить ее кадетами старших классов, благо в городе пять корпусов. А это столько же чинов. И казаков бы вывести, вот только у меня отношения с атаманом Оглоблиным, сами понимаете…

Договорить Сычев не успел, зазвонил телефон, и генерал поднял трубку. Черепанов обомлел — лицо Сычева вытянулось от удивления, и во время недолгого разговора генерал только односложно отвечал, а в самом конце еле выдавил из себя: «Спасибо вам, Прокопий Петрович» и сразу повесил телефонную трубку на держатель.

— Звонил атаман Оглоблин. Он объявил мобилизацию всех городовых казаков. Казачьи патрули сегодня же перекроют город и, в случае необходимости, арестуют всю милицию…

— Что происходит, Ефим Георгиевич? Откуда информация? Почему позвонил Оглоблин? — Черепанов от волнения забылся и выпалил наболевшее.

— Это атаман Семенов! — уверенно ответил генерал, а сам подумал, что надо срочно менять ориентацию — от правительства переходить на сторону Григория Михайловича. А заодно примириться с Оглоблиным, благо тот был два года назад в ОМО, помощником у атамана Семенова…

У Иосуроку Огаты, капитана Японской императорской армии, что была расквартирована во многих пунктах Забайкальской области, включая города Читу и Верхнеудинск, было нетипичное для японца бурятское лицо. Именно чисто бурятское — широкое, нос чуть приплюснут, глаза лишь малость раскосые. На уроженца Японии Огата не походил, лишь отдаленно смахивал, как винтовка на грабли. И самое интересное — общались два офицера на английском, к обоюдному немалому изумлению.

Дело в том, что хитрый японец в начале беседы тщательно скрывал знание русского языка, пусть и корявого, предпочитая общаться с русским ротмистром через переводчика — маленького худощавого японца с поперечными погончиками подпоручика.

Но Ермаков вдруг неожиданно заговорил на японском, не столь корявом, как русский Огаты. И потому офицеры прощупали друг друга еще по разу — перешли на язык «владычицы морей», но Арчегов заговорил не на правильном медленном английском, как Огата, а на его беглом североамериканском варианте.

Невозмутимых японцев проняло, даже чуть скривило бесстрастные азиатские лица. И Огата в очень осторожных словах осведомился, почему уважаемый ротмистр столь тщательно скрывал великолепное знание английского и японского языков.