Пробуждение Дениса Анатольевича

Патриарх чуть заметно вздрогнул. Его посох-якорь прочертил в воздухе синусоиду. Что, удивлен, братец во Христе? — весело подумал я. Не ожидал от кесаря такого аттракциона неслыханной щедрости? Погоди, голубчик, то ли еще будет!

— И вообще, — продолжил я мысль, — для государства ваша естественная монополия — наилучший партнер. Кто, как не мы, оценит самоотверженный труд Церкви по поддержанию бесперебойной связи с Богом? Вы работаете почти без рекламаций, цены на услуги не задираете, до трех четвертей наших потребителей прибегают к помощи именно вашей фирмы… В идеале нам бы, конечно, хотелось, чтоб вы наладили с Ним такую же двустороннюю связь, как, скажем, у Кремля с Белым домом. Но дело это непростое, канительное, мы понимаем и не в претензии… Короче, вы обдумайте сейчас, какие будут еще пожелания, а я пока совершу кружок-другой.

Чтобы проверить свою мышечную память, я сделал один круг кролем, второй — брассом, и все это время Его Святейшество, достав откуда-то из складок мантии мобилу-раскладушку в виде креста, с кем-то оживленно перешептывался. По ходу разговора предстоятель РПЦ раза три или четыре посматривал в мою сторону и как минимум дважды устремлял смиренный взор ввысь. Надеюсь, подумал я, консультируется он все же со своими замами, а не с Самым Главным Начальником: этой инстанции я вряд ли смогу быть чем-то полезен.

— Ну что, надумали? — спросил я, когда вернулся к поручню. — Только, если можно, давайте сразу к сути. Мы ведь с вами взрослые дяди, можем говорить без экивоков. Согласны со мной?

Патриарх Мефодий огладил бороду, понимающе кивнул, однако все равно, по застарелой привычке, речь завел издалека.

— В согласии совести и воли, движимой любовью к ближним, — произнес он нараспев, — заключена основа истинно христианского образа жизни. Не может быть в жизни Патриарха ничего частного: его сердце болит о народе Божием. В эпоху нравственного релятивизма, когда пропаганда насилия и разврата похищает души молодых людей, нам не позволено терпеливо ждать, чтобы сыновья и дщери наши, вперив очи в домашние экраны, сами отделяли зерна от плевел, овец от козлищ, духоподъемное искусство от богопротивной порнографии, каковая порой хитроумно прячется под маской…

— Ага-ага, я уже въехал, — тактично вклинился я в монолог предстоятеля РПЦ. — Вам хотелось бы убрать из эфира какие-то передачи, да? Мысль хорошая, я двумя руками «за», но нельзя ли немного конкретнее? Я, видите ли, давно не слежу за нашим ящиком и не в курсе, где ныне таится особо тлетворная зараза. Вот сегодня я, к примеру, с утра натыкался на сплошной научпоп, даже ухватиться не за что… Грубо говоря, чего закрывать-то будем, святейший отец? «Дом-4»? «Комеди Клаб»? «В мире животных»? «Доброе утро»? Программу «Время»? «Спокойной ночи, малыши?»

— А нельзя ли… — Патриарх сделал крохотную паузу.

— Можно! — Я моментально влез в эту паузу. Дослушивать до точки не было нужды. — Вам не нравится список целиком? Отлично, ликвидируем все программы, которые вы пожелаете, плюс фигурное катание. Тоже, если вдуматься, самый натуральный разврат на льду… А телесериалы — их мы оставляем молодежи или как?

— Без дерзновения и энергии молодых Церковь не сможет исполнить свою спасительную миссию, — аккуратно подбирая слова, объявил Мефодий. — Молодежи следует читать, работать, молиться, спортом заниматься, формировать личность. Сериал же ничего не формирует: он суть развлекаловка низкого пошиба, лубок эпохи хайтека…

— Упс! — кивнул я. — Зрите прямо в корень. Значит, сериалы вычеркиваем. Быть по сему. А захотят кино посмотреть или там клипы — пускай выкладывают бабки и покупают лицензионные DVD… Может, желаете, отец, вообще всю попсу на ТВ извести? Я и тут ваш первейший союзник. Вместо поп-музыки будет музыка церковная, хоры, песнопения… Кстати, у вас при храмах есть художественная самодеятельность? Пенсионерки там какие-нибудь с правильным репертуаром имеются? Выберите кого поголосистей, благословите и отправляйте на Евровидение, я с удовольствием поддержу вашего кандидата. А если среди ваших никого не найдете, тоже не беда: заставим Киркорова со Шнуром принять схиму и пусть поют хором Лакримозу… Однако извините, святейший отец, я перебил вас. У вас же есть, кроме ТВ, наверняка еще пожелания? Выкладывайте.

Первосвятитель слегка заерзал на своем стульчике: гость, должно быть, и не надеялся сегодня на такой богатый улов. Ну же, Мефодий, давай, тяни свой невод! Куй железо, пока мне полегчало!

— Жизнь человеческая полна искушений, — изрек патриарх после некоторой паузы. — Не всякий, особливо юный, мирянин распознает бесовщину за ложной мишурой. Бес же хитер: он может хоть крест святой целовать, но все равно останется бесом. Не смею утверждать, будто именно Враг рода людского изначально измыслил Интернет, ибо некоторые его порождения безобидны и даже отчасти полезны. Но Всемирная паутина — все равно паутина, и ловцы человеков только и ждут, когда кто оступится. Нам хотелось бы…

— Все-все, я понял! Один момент! — Я оттолкнулся от кромки настила, проплыл на спине метра два, а затем вернулся на исходную позицию. — Извините, Ваше Святейшество, это мне для моциона… Так вы, говорите, вас беспокоят бесы Интернета? Нет проблем. Хотите — поставим провайдеров под контроль РПЦ? Пусть несут персональную ответственность перед Патриархией. И заодно пользователей Живого Журнала приструним: если не сдашь экзамен по «Отче наш», хрен тебе заведут аккаунт… Ну же, святейший! Что там еще на повестке дня? Армия? Флот? Есть соображения?

Патриарх опять огладил бороду и задумался. Соображения у него, похоже, имелись. Но он прикидывал, в какую форму их облечь.

— Если вы говорите о введении пастырской службы в Вооруженных силах России на постоянной основе, — осторожно проговорил он, — то нас, разумеется, не может не волновать духовное окормление чад, исполняющих ратный долг перед Отечеством…

— Заметано! — мигом согласился я. — Пусть больше не волнует, все сделаем. Прямо завтра же призову Судакова с Лущинским, и мы это окормление оформляем документально. Думаю, полковому священнику майорского звания маловато будет. А если их сделать подполковниками, ничего? Оклад, выслуга, выплаты за звание — все, как полагается по Уставу… Ну что, двигаемся дальше? Где у нас еще назрели узкие места? Школьное образование? Говорите! Сегодня — день исполнения желаний. Сегодня — ваш день!

Из-под белого чепца на щеку Его Святейшества выбежала одинокая капля пота. Патриарх переложил посох из правой руки в левую, затем из левой — обратно в правую, гулко кашлянул и сказал:

— Мы уважаем конституционные основы государственного строя. Хотя в то же самое время национальная образовательная система не может устраняться от духовного и нравственного воспита…

— О’кей, батюшка, о’кей! — Я снова не стал ждать, пока первосвятитель сперва развернет, а после завернет свой длиннющий период. — Конституция — не догма, а лишь полезный инструмент, вроде разводного ключа или отвертки. С конституционным судьей Деницыным я все утрясу, не беспокойтесь. Хотите «Основы православия» в школе повсеместно? Легко! Дадим этому предмету побольше часов за счет биологии. Я и сам в детстве слово «дезоксерибонуклеиновая» выговаривал с десятой попытки. Оно нам надо? Да и теория Дарвина мне, признаться, не по душе. Меня всегда раздражало, что русский человек происходит от какого-то африканского шимпанзе. Как-то это унизительно, не находите? Вот до революции, в церковно-приходских школах не было никакого Дарвина. И ни Пушкин, ни Гоголь не жаловались… Стоп, а если нам взять и вернуть церковно-приходские школы? Приделаем школы обратно к Церкви, как раньше, а? Или — чего уж мелочиться — соединим Церковь обратно с государством. Как вам такая идея?

Патриарх сморгнул. Раз. Другой. Кажется, он явился в Кремль, чтобы испросить медный грошик, а потому не догадался прихватить с собой тару для золотых и алмазных россыпей. Ладно, помогу ему.

— Бесценный вы мой архипастырь, — обратился я к гостю. — Мировой финансовый кризис подталкивает нас к судьбоносным реформам. Власть светская до того счастлива сотрудничать с властью духовной, что ради этого единения готова по-братски поделить бразды. Все ваши сегодняшние просьбы, как видите, удовлетворены в полном объеме, однако я, простите, не замечаю подлинного их размаха. У вас ведь есть программа-максимум? Ну же, признайтесь: где-нибудь в сейфе наверняка есть — каждый замахивается на большое. Так вот, мы готовы пойти навстречу церкви по максимуму. Даю карт-бланш. Не спешите, подумайте.