Я, подельник Сталина (СИ)

-Если стрельнуть из такой пушки, один снаряд целый полк в клочья разметает. Да что там полк, надо будет, до Англии, к лорду Керзону прямо домой долетит. А нечего всякие обидные ноты сочинять, - распалялся юноша. И все же, будучи до мозга костей прагматичным крестьянином, прикинул про себя и сокрушенно добавил:

-Только от нас до Англии не долетит. Придется тащить орудие на десяти тракторах к западным границам нашего родного Советского Союза.

Нет, за увлекательным трепом Габдулла не забыл о своих обязанностях часового. Просто Сергей Петрович разъяснил, он не должен нести караульную службу как остальные. Незачем. Жилой корпус училища стоит внутри огороженной территории. Все подступы отлично просматриваются и простреливаются с вышки и со спешно возведенных постов по всему периметру. Прежде чем направиться к девушкам, они вдвоем обошли все семь укреплений, сложенных из мешков с песком. Чего-чего, этого добра хватало - завезли для многочисленных строек. Сейчас, правда, необходимость в мешках почти отпала. Ибо успели отрыть окопы в полный профиль. «Твоя задача, - сказал военрук Габдулле, - своим бравом видом приободрить девчушек. А то, как привезли с дальнего выгона тела павших курсантов, у некоторых случились припадки. Одна совсем разум потеряла, заголосила по дурному, попыталась убежать в лес. Этого только не хватало! Два часа назад наблюдатели заметили около полевого стана отряд, два-три десятка всадников. Черт их знает, кто они...» Несмотря на возложенную гуманитарную миссию, юноше приказал быть начеку. Винтовок мало, всего 12, это еще учитывая трофейную «мосинку» Габдуллы. Остальные девять у боевого охранения ближнего выгона, куда перегнали скот и с дальнего пастбища. Мало оружия. «Нас, имеющих боевой опыт, еще меньше. Будешь в моем резерве. Еще неизвестно, как поведут себя остальные курсанты, если не дай Бог, над головами начнут свистеть пули. Мальчишки ведь еще совсем, необстрелянные», - после такого напутствия Габдулла всеми фибрами души ощутил, что он сейчас - настоящий мужчина. Не в возрасте тут дело, не в ширине плеч, а в непреклонной решимости защищать более слабых и робких. Наперекор всем обстоятельствам, даже против всего мира, даже ценой собственной жизни...

Ясно и даже хорошо стало на душе, Габдулла подивился такой внезапной метаморфозе. Если рассеять все дымовые завесы, за которыми любят маскироваться трусость, эгоизм и гордыня, все очень просто. Есть свои, которых он должен и может защитить, есть чужие, неважно, зачем и почему, но представляющие на данный момент смертельную опасность для своих.

Так было в гражданскую войну, так стало и сейчас. Лишь одна, но огромная разница: в лихолетье своими были ближайшие родственники и часть односельчан, весь остальной мир - враждебные чужие; сейчас же, чужие - всего лишь кучка мятежников, да пусть будет хоть целый миллион, все равно их намного, намного меньше своих - всего населения огромного Советского Союза. Какое это сладостное чувство, когда свои - все твое окружение, вся твоя страна с южных гор до северных морей! Родимая, несокрушимая, необозримая... Несмотря на свою молодость, Габдулла не обольщался: даже красные не всегда были своими, много всякой мрази ходило и под красными знаменами. Еще неизвестно, под какими флагами их было больше. Но красные сумели не только победить в кровавой круговерти войны всех со всеми, но и стать той закваской, что превратила подавляющее большинство людей в своих меж собой. По большому счету, только это и имеет значение.

Уже приехав в Учалинский район, Габдулла услышал историю, комичную и трагичную одновременно, ярко характеризующую те смутные времена. Может быль, может народ и присочинил, однако курсант Лукманов из деревни Уразово божился, что так и было на самом деле. Короче, товарищ Муртазин, ныне заместитель наркома обороны СССР, а тогда командир небольшого отряда, проходил по этой деревне. Бричка у них сломалась. Разыскали и привели к командиру местного кузнеца, которому было велено починить нехитрый транспорт. Мастер исполнил задание на совесть. А как же, грех не оправдать доверие земляка, успевшего снискать славу своей безоглядной удалью. Да и куда ему, собственно говоря, было деться? Осмеливающиеся перечить вооруженным людям в те времена жили недолго. Ровно столько, сколько требовалось чтобы передернуть затвор винтовки. Поблагодарили, стало быть, понятливого коваля за работу и двинулись дальше. Спустя несколько дней тот же отряд под предводительством того же командира проходил через деревню уже в обратном направление. Муртазин приказал доставить перед свои грозные очи того кузнеца. Мастер явился почти без опаски, а как же, они же сейчас почти приятели. Только вот Муртазин не стал спешиваться, дабы должным образом приветствовать знакомца. Наклонившись с седла, одной рукой ухватил за грудки и приподнял до своего уровня опешившего кузнеца. Не силой он бахвалился, не до того, сумрачно было на душе. Вплотную, нос к носу приблизил и прямо в лицо рявкнул:

-А что это ты, нехороший человек, помогаешь белякам?

Тот пролепетал, мол, видеть не видел, знать не знает ни про белых, ни про зеленых и прочих синих. Но командир не унимался:

-А кто, если не ты, чинил бричку белякам несколько дней назад?!

Кузнец под конец запутался:

-Так ты же сам велел, неужто забыл?

-Расстрелять! -коротко приказал командир сопровождавшим бойцам.

Чего уж рыпаться, коль смертный час пришел . Не вырваться и не оправдаться Бог весть за какую вину. Смиренно встал к каменному забору, куда приволокли , закрыл глаза и стал про себя читать молитву. Чтобы точно попасть в райские кущи, хватит, достаточно намаялся в земной жизни... Грохнули выстрелы. Но странное дело, ни тебе боли от пуль, разрывающих и кромсающих родную плоть, ни ангелов, влекущих измученную душу в горние выси... Чуть выждав, незадачливый кузнец открыл глаза. Как оказалось, бойцы стреляли поверх головы. А командир, пригрозив пальчиком, таки разъяснил ситуацию:

-Когда мы проходили в ту сторону, мы были за белых. Сейчас за красных. Красным нужно помогать, всем остальным нельзя. Политика, однако, понимать надо!

...замолчали селяне, каждый по-своему размышляя о таинственных силах политики.

Глава 10.

Глава 10. Как ни торопился, на вершину невысокой голой горы Ирек Сафин взобрался на своих двоих. Лошадку оставил на склоне, иначе всадника на фоне неба любой увидит за много верст. Это сейчас он -преподаватель по животноводству в ширкате, а всего пять-шесть лет назад был бойцом, умудрившимся выжить в таких передрягах, что самому сейчас не верилось. Наслушавшись позже лекций на курсах, он и про себя выражался по-научному: «Хрен сейчас кто меня сможет убить. Нас две войны и одна революция отселекционировали! Это еще не считая Польского похода, когда так всыпали в хвост и гриву, даже тошно вспоминать»

Осторожно убедившись, что на противоположном склоне и у подножья никого нет, чуть расслабился, принялся внимательно обозревать дальние окрестности. Нет сомнения, налетчики поскакали в сторону деревни Кудаш. Странное дело, даже не пытались запутать следы, двигались по грунтовой дороге. Будто специально накопытили. А вот в самой деревне поднимаются клубы черного дыма. Ирек насчитал четыре столба. Такое не может быть обычным пожаром, ясное дело, не только в ширкате, во всем районе творится что-то страшное. Продолжая наблюдение, Сафин крепко задумался - что ему делать дальше? Имаметдин Мархаметдинович велел проследить, куда двинулись налетчики, и возвращаться. Но, во-первых, он сейчас не на военной службе, товарищ Ширгалеев, при всем к нему уважение, не командир ему, а начальник. Нет у него полномочий отдавать боевой приказ. Во-вторых, не было конкретного указания, через сколько километров следует возвращаться обратно. Весьма возможно, налетчики не доехали до Кудаша, свернули налево или направо. В ширкате же, и без него обойдутся, курсантов там на целую роту, товарищ Васнецов - кадровый офицер еще с царских времен, скоро подъедет милиция... А в-третьих, все эти доводы Сафин приводил только для того, чтобы утихомирить собственную совесть бывалого служаки. Ибо еще там, на выгоне, ясно осознал: велик мир, всю жизнь скакать будешь - не обойдешь, но слишком тесен, чтобы уместиться и ему, и тем, кто зарубил беззащитных юнцов... Кто-то непременно должен уйти! Не сможет он дальше учить курсантов, прямо глядеть им в глаза, пока безвинно пролитая кровь таких же парней взывает о мести. «Бисмилахи-рахмани-рахим, Бог мой, преврати меня в свою карающую десницу!» - истово прошептал про себя всего еще несколько часов назад мирный преподаватель и птицей взлетел в седло.