Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

– Выполняй, дивушко. И подожди в коридоре, а ребят сюда пригласи.

Парни вошли снова в класс, замялись.

– Присаживайтесь, ребята, – вздохнул Гурьев. – Дело такое.

К концу своей недлинной повести Гурьев в который раз убедился: нинсо ^[33]– полезнейшая наука. Иногда – так и вовсе незаменимая. Обоих ребят совершенно правильно он вычислил. Парней просто распирало от гордости за оказанное доверие:

– Да мы эту шваль, Яков Кириллыч!..

– Пусть только сунутся!

– Нуну, спокойствие, бойцы, спокойствие. Скорее всего, кулаками махать не придётся. Но на всякий случай мы сейчас всей командой спустимся в спортзал к Денису Андреевичу и проведём короткий ликбез по самозащите.

– С Боцманом?! Ой.

– Со мной, – усмехнулся Гурьев. Смотрика, угадал я с прозвищем, подумал он.

Они вошли к Денису, посмотревшему на них удивлённо:

– Дополнительные занятия?

– Факультатив, – кивнул Гурьев. – Сначала с юношами. Вы можете заниматься своими делами, Денис Андреевич. Даша, посиди, посмотри, тебе полезно будет.

– Я тоже посижу. Если разрешите, – расплылся в ухмылке Шульгин.

– Ну, как знаете.

Гурьев заставил ребят снять обувь и разулся сам:

– Показываю сначала быстро, потом медленно и по частям.

Через четверть часа Фёдор со Степаном сделались красные и запыхавшиеся. Гурьев расстроенно покачал головой:

– Да, с дыханием совсем плохо. Завтра продолжим. Ребята вы ничего, но заниматься придётся всерьёз.

– А выто и не устали совсем, – завистливо пропыхтел Остапчик.

– Это службишка, не служба, – Гурьев, улыбнувшись, чуть наклонил голову к левому плечу. – Идите, ополоснитесь, я пока с Дарьей позанимаюсь. Иди сюда, дивушко.

Когда Даша подошла к нему, он спросил, прищурившись:

– Знаешь, какое у человека мужчины самое больное место?

– Знаю, – кивнула Даша.

– Сразу туда бей, – тихо сказал Гурьев. – Не думая и не сомневаясь. Коленом, изо всех сил, а ещё лучше – два раза подряд, потому что нужно обязательно попасть, а это далеко не всегда получается. Давай. Сейчас проработаем.

Гурьев уронил Дашу на пол стремительной подсечкой. Не на жёсткие доски – на мат, но всё равно это было чувствительно. И боковым зрением увидел вскочившего Дениса. Ох, боцман, выдержки у тебя ни на грош, опечалился Гурьев, придётся и тебя наставлять на путь истинный. Увидел, как девушка стукнулась головой, увидел изумление в её глазах, мгновение спустя сменившееся страхом. У него всё внутри ныло от жалости, но он знал – надо. Надо! Даша инстинктивно сжала колени, а Гурьев уже был сверху. И таким движением разломил ей ноги… И прорычал:

– Бей. Ну?!

– Я… не могу… – прошептала Даша. Глаза её наполнились слезами, она закусила нижнюю губу. – Не могу…

– Бей!!! – рявкнул Гурьев. Так рявкнул, что Даша, зажмурившись, ударила.

Он ушёл от её удара – легко. Встал сам, протянул Даше руку, помогая девушке подняться:

– На первый раз сойдёт, но! Плохо, дивушко. Очень плохо. Это не я, понимаешь? Злость должна быть обязательно. Злость, но не ярость. Ярость мешает, а злость помогает. Голова должна оставаться холодной. Страх, если научишься с ним правильно обращаться, удесятеряет силы и стимулирует высшую нервную деятельность. Ещё раз.

Снова стремительная подсечка, Гурьев над Дашей, вскочивший Шульгин. На этот раз Даша ударила без напоминаний.

– Лучше, Дарья. Почти нормально. Руки освобождаем вот таким способом, – он продемонстрировал выход из блокировки, заставил девушку повторить несколько раз. – Ну, ничего, ничего. А теперь, когда руки свободны, вот так, – он взял руки Даши в свои, поставил её пальцы у себя на лице в нужное положение, зафиксировал: – Это называется – «болевые точки». Если на них давить, человек от боли перестаёт соображать и начинает вопить так, что собаки в радиусе пяти километров сходят с ума от собственного лая. Поняла?

– Да.

– Тренируем.

Он ещё раз уронил Дашу на маты, навис над ней. Девушка вывернулась, вцепилась пальцами ему в лицо. Больно она ему не сделала, но прикосновение он почувствовал, – на не особо подготовленных к сопротивлению хорьков подействует. Он осторожно отвёл её руки и улыбнулся:

– Ну, вот. Такой ликбез, дивушко. Не растеряешься?

– Нет, – проворчала Даша, поднимаясь с его помощью и одёргивая платье.

– Смотри, – погрозил её пальцем Гурьев. – Я в тебя верю. Завтра после уроков – повторение с закреплением. Ну, ты чего?

– Ничего, – Даша посмотрела на него и исподлобья и ещё больше нахмурилась. – Ты можешь женщину ударить, да?

– Могу, – Гурьев спокойно выдержал её взгляд. – Много чего могу, дивушко. Уж извини.

– Я… Я тебе не верю. Ты не такой, – тихо сказала Даша, кинув взгляд на прибалдевшего Шульгина. – Ты просто за меня испугался, вот и…

– Ну, и не без этого, – утвердительно опустил подбородок Гурьев. – Но это не принципиально.

– Принципиально.

– Хорошо, – Гурьев тоже нахмурился, но в этот момент в зал вошли Фёдор со Степаном.

Гурьев тотчас же этим воспользовался:

– Всё, дорогие. Давайте – Дашу в охапку, доставите до места, потом – по домам, на сегодня достаточно. Завтра после уроков – снова здесь. От Дарьи – ни на шаг. В школу и из школы, до особого моего распоряжения. Денис Андреевич. Вперёд, – он демонстративно кивнул Шульгину и повернулся к школьникам спиной, демонстрируя полное спокойствие и окончание аудиенции.

Когда дверь за ребятами затворилась, он посмотрел на Шульгина:

– Рот закрой, боцман. Сейчас все вороны туда слетятся.

Челюсти Шульгина сомкнулись с таким звуком, что Гурьев едва удержался от усмешки:

– Да ладно тебе.

– Ээх! Заходи, кума, любуйся… Ну, ты и зверюга, командир! Это ж дети!

– Это дети. А жизнь не детская, Денис. Взрослая. Я бы даже сказал, чересчур, – Гурьев кивнул. – Ты давай, двигай, а то ребята сильно оторвутся. К ним не приближайся, делай вид, что погулять вышел. Давай, давай.

Всё правильно, подумал Гурьев. И Денис, и дети были частичками того будущего организма, которому только предстояло ещё родиться. Конечно, Гурьев мог и сам сделать эту работу. И куда лучше неопытного в таких делах Шульгина. Но… Вопервых, ещё ничего не известно, сказал он себе. Вовторых, нарушать принципы Оккама, а также палить из «Эрликонов» ^[34]по мухам – занятие неблагодарное и малорезультативное. Пока пусть будет вот так.

Сталиноморск. 2 сентября 1940

Даша со своими телохранителями шли медленно. Еле плелись, можно сказать. Первым не выдержал Степан:

– Вот это да!

– Ну, – подхватил Фёдор. – Видал, как двигается?! Одуреть!

– Я его за руку взял когда – цепь якорная, а не рука, ёлыпалы! А что это такое вообще было?! Не бокс, не борьба…

– Самбо, наверное. Ещё и секретное какоенибудь. Наверное, такое наши советники изучали, которых в Испанию посылали… Вот точно он в Испании был!

– С чего это ты взял?

– Или на финской. Он точно воевал. Такой… Точно.

– Дашка! А тебе он что показывал?

– Показывал, – Даша вздохнула и посмотрела на мальчишек. – Показывал…

– Ну, всё, – вздохнул Степан и закатил глаза. – Втюрилась. Ещё бы! Который раз в этом году?

– Не болтай чепухи, ладно? – тихо попросила Даша. И это так не похоже было на её обычную реакцию на подобное заявление, что Остапчик смешался и смолк.

– Не, он… Я даже не знаю… Что за тип, а? – покачал головой Сомов. – Разве такие учителя литературы бывают?

– А учителя чего такие бывают? – откликнулся Остапчик.

– Жизни, – сказала Даша и улыбнулась. – Такие вот учителя и должны быть. Давайте его нам в классные попросим. Серафима вечно болеет, да и вообще…

– Так он тебе и согласился, – проворчал Степан. – Дел у него нет, можно подумать.

– А какие у него такие дела? – удивился Остапчик. – Он же в школе?

– Какието есть у него дела, – Степан посмотрел на девушку. – Какието дела – непонятные. Он на месте не сидит ни секунды, и только старшие классы взял. Не знаю, что за дела. У такого… У такого обязательно есть дела. А учитель он – так, чтобы не приставали.