Не-Русь (СИ)

Причём, судя по комментам шёпотом, народом отмечается гуманизм и человеколюбие Салмана:

— Мог ведь и ноги поломать, и глаза выдавить, и печень у живого вырвать, а так… владетель-то наш по-молоду и сам…

Меня от этого… передёргивает. «Они же дети»… Но «право» всегда сопровождается ответственностью за его применение. Иначе это безответственность. Самодурство. Следствием которого является бесправие. Ломать исконно-посконные обычаи сотен этносов, десятков поколений, сотен миллионов людей… просто потому, что я привык к иному… Я не настолько империалист.

А по христианству: «И воздам каждому по делам его» — с какого возраста — не указано.

Во дворе начался шум — пришлось выглянуть. Резан сцепился с какими-то… из Углича, кажется. Халат шёлковый на покойнике не поделили. Пришлось объяснить воинам, что когда мы тут кровь проливали и замок владетеля брали, они там, на пляжу, сидели да задницы свои берегли. Соратники обиделись, начали возражать, начали рукава засучивать.

Тут в ворота цитадели въехали конные. Князья заявились.

Боголюбский осмотрел ограниченное высокими стенами пространство, поморщился и выразился в смысле:

— Не подойдёт. Другое место надо найти.

А Живчик кинулся ко мне с восторгом:

— Ванька! Плешивый! Ну ты и молодец! Ну у тебя ума палата! Ну ты и зах…ячил со своей телегой! Мы ж на стену как по мостовой — бегом! Без заботы и несуразиц! Как к себе в терем!

И добавил, обращаясь к Боголюбскому:

— Ловок. Ой, ловок. Такую штуку уделал. И — храбр. Первым на стену заскочил. Как на совете и сказывал. И вон туда — на самую верхотуру — тоже первым.

Боголюбский был, явно, чем-то раздражён или встревожен. Это для меня, для остальных воинов — всё, победа. Можно покурить и оправится. А для него сегодняшняя удача — только шаг. На длинной дороге, которая называется «воинский поход».

Он, чуть повернувшись всем корпусом в сторону Володши, произнёс:

— За храбрость и смекалку — наградить.

К Живчику:

— Размещай людей. Смотри, чтобы без драк и пожаров.

И сыну:

— В другом углу, где владетеля добивали — дом гожий. Поехали.

Муромский Юрий-Живчик начал указывать — где каким отрядам становиться. Гридни его, естественно, заняли «полутороэтажное палаццо», начали костры жечь, мясо жарить, девок мять. Посторонних со двора — гнали за ворота, тащили и делили хабар и полон… Мастера! Всё-таки гридни — элита вооружённых сил «Святой Руси». Их с младенчества натаскивают. Когда 12-13-летний дружинный отрок чётко бьёт здорового мужика-булгарина ножнами меча между ног, так что тот всякое желание спорить по теме — куда это его жену тащат, мгновенно теряет… Выучка, однако. Навык, епрст.

Я уже объяснял, что мне здешние стандарты женской красоты… Фотографии любимых жен иранского шаха второй половины 19 века никогда на глаза не попадались? Очень был прогрессивный деятель. Съездил как-то в Россию, увидел там балет, привёз в Тагеран пачку балетных пачек. И фотографа. Которого заставлял делать фотографии своих жён. Даже не кастрировав! Я же говорю: шах был большой демократ. И — гуманист.

Гарем у местного Абдуллы был немногочисленный, смотреть — не на что. Но я, всё-таки углядел молоденькую служанку. Которая ещё не успела подвергнуться влияниям здешней моды в полном объёме. В объёме моды, морды, бёдер и… и прочего.

Тут проблемы вообще отпали. «Не бывает некрасивых женщин — бывает мало водки». Водки здесь вообще не бывает, а мусульмане, как всем известно — вообще не пьют. Им Коран запрещает.

Что, конечно, неправда. В Коране сказано: «Не приходите на молитву не протрезвев». Но это ж не основание чтобы не пить! Там ещё сказано: «Не приходите на молитву, не очистившись после женщины или сортира». Но это ж не причина для запрета дефикации или мочеиспускания! Я уж не говорю о размножении.

В Волжской Булгарии пьют. Правда не бражку и пиво, как на Руси, а — меды. Как князья на Руси или простолюдины у пруссов.

Я послал Басконю посмотреть здешний подземный ход. Надо ж там пост поставить! А то влезут супостаты, а мы ни сном, ни духом… Он — нашёл. Ещё он нашёл бочки со столетними медами… И мы потихоньку, в лечебных целях, чисто для снятия стресса…

У меня ещё хватило соображалки затащить свою… избранницу на поварню. И заставить вымыться. Она сперва страшно перепугалась:

— Северные гяуры едят женщин правоверных! В смысле: моют перед едой. А потом — насилуют.

Когда я наглядно объяснил ей нелогичность предлагаемой местным муллой последовательности действий, она радостно захихикала, и мы приступили к правильному первому этапу. Некоторые опасения насчёт возможности второго этапа у неё ещё оставались, но потом природа, в моём лице, взяла своё. И ей стало ни до чего. Или она это умело изобразила.

Солнце уже поднялось, сквозь щели пристройки, в который мы устроились, чтобы меня не дёргали постоянно, пробивались столбами лучи света. Девушка подо мной издавала положенные звуки. Не как Шахрезада, но тоже приятно.

Интересно: у них «прекрасный» и «могучий» обозначаются одним словом — «севемли». Самый могучий, которого я за сегодня видел — Салман. Вот эта джиноподобная морда маньяка-убийцы с черепушкой домиком — «прекрасно»? Или у тюрок внешность — ничто? Лишь бы удар был хорош.

— Якши?

— Якши-якши! Гуклу сахиб еу! Спа-си-бо!

Ну и хорошо. В углу вдруг раздался шорох.

Реакция у меня… Факеншит! Хоть и голый, а «огрызок» уже в руке. Подошёл, сдвинул тряпки. Во. Малёк этот. Джафар. Лежит на каком-то ларе, свернувшись калачиком, трясётся.

Ага, понял: Мара его обработала и положила «в тихом, тёмном месте». Убежать он не может. Потому что… не может. Но руки связаны перед носом толстой верёвкой. Ну и пусть валяется. Реабилитируется в тишине и покое. Вечером не забыть — покормить чем-нибудь жиденьким.

Я стою как раз в столбе света, а он лежит в полосе тени. Но я вижу, что глаза у Джафара начинают… Куда-куда?! Рубли на этой территории — значительно позднее! Пока — динары и дирхемы, они диаметрами меньше. Так куда ж ты глазья распахиваешь?!

— Садик? Янлис? Э… Муртад?! (Правоверный? Неверный? Отступник?!)

Ребята, да что вы привязались?! Прямо хоть штаны не снимай. И анекдота про «тайную полицию Фиделя» — здесь не только не знают, но и не поймут.

«Муртад» — это смерть.

В Коране сказано о иноверцах:

Но отношение к тем, кто оставил ислам ещё — хуже. Вопрос о том, как вести себя с мусульманами сменившими веру — в исламе никогда не стоял: если верующий отказывался вновь принять ислам, он подлежал физическому уничтожению. Практически это единственная стопроцентно «расстрельная» статья в исламском праве. Все течения ислама без исключения безоговорочно согласны с этим.

Забавно: знаю слово «выкрест» — иудей, принявший христианство, «ренегат» — христианин, принявший ислам, но как называется мусульманин, принявший христианство…