Седое золото

— Причина задержания?

Те переглянулись между собой, один из них неуверенно доложил:

— Хулиганство во время показательных прыжков с парашютом! Выполнял прыжок в неуставной форме одежды!

— Ясное дело, — констатировал дядя, заполняя журнал. — Разгильдяйство и головотяпство налицо. Разбаловались, о дисциплине забыли! Ничего, посидишь тут суток трое — сразу поумнеешь! Всё равно сейчас тобой некому заниматься, все заняты на праздничных мероприятиях. Сидорчук! Отведи этого вояку недоделанного в третью камеру!

Из другого закутка появился толстый пожилой милиционер, пошёл дальше по коридору, звеня связкой ключей и что-то бормоча себе под нос, жалея о том, что отменили розги — очень действенный инструмент в деле воспитания молодёжи. Ник и двое сопровождающих отправились следом за старым ворчуном.

По узкой, почерневшей от времени лестнице поднялись на второй этаж. Сидорчук, противно скрипя ржавым ключом в замке, открыл неприметную коричневую дверь и жалостливо прошептал Нику, предварительно подмигнув:

— Ты это, веди там себя правильно. Оно, может быть, и пронесёт.

И уже громко, для всех:

— Задержанный, входите! Правила поведения — висят на стенке. Извольте ознакомиться, гражданин!

Ник переступил порог камеры, дверь за ним закрылась, снова, словно предупреждая об опасности, проскрипел ключ в замке.

Огляделся по сторонам — вполне терпимо, могло быть и хуже.

В 1997-м, по глупости малолетней, приходилось ему пару раз посещать аналогичные заведения. Так вот, там всё выглядело во сто крат хуже, мрак полный, если коротко.

Здесь же — курорт натуральный: свежий воздух, никакой тебе вони, нары просторные в два ряда, вон — даже простыни на матрацах имеются, между нарами — стол квадратный, табуреток шесть штук, занавесочки висят на окошках. А параша, судя по всему, за той вот ширмой находится. Культура, одним словом, с элементами навороченного дизайна.

Вот только с людским контингентом похуже будет: четверо малоприятных личностей за столом в карты дулись, ещё двое похрапывали на верхних нарах. С теми, спящими на нарах, ничего ещё не понятно, а вот эти, которые за столом находились, — тот ещё типаж. Сплошные золотые фиксы, наколки синие многочисленные, шрамы неаппетитные — тут и там.

Блатата натуральная такая, недобрая. Шестеро на одного — многовато будет, да и четверо — не слаще, в общем-то.

Ник, как и многие его сверстники из того времени, имел определённые навыки рукопашного боя: в школе посещал секцию дзюдо, в студенческие годы немного каратэ занимался. Но слабое это утешение: в замкнутом пространстве да ещё если все сразу накинутся — нулевые шансы на победу, всё равно затопчут.

Один из картёжников встал из-за стола и, небрежно сунув руки в карманы, двинулся к Нику. Худющий; лет двадцать с небольшим, наверное; по пояс голый, а на голове — крохотная кепочка, залихватски сдвинутая набок.

«Знакомая ситуация — по фильмам, сериалам и книжкам: это обычная „шестёрка“ направляется на разведку. Сейчас обзываться начнёт, сразу попросит обувь снять. Скучно даже, — подумал про себя Ник. — А ещё у него изо рта луком должно вонять, обязательно».

Про лук он ошибся — изо рта «шестёрки» отчётливо несло чесноком.

Зато всё остальное угадал досконально. Молодец!

— Ба, кого к нам занесло! — тоненько заверещала «кепочка». — Глядите — какой нежный красавчик! И буковки у него на груди заграничные, уписаться можно запросто! Чего там написано-то, красавчик? Чего молчишь? Может, непотребное что? Относительно твоей участи горькой, или про привычки какие, вредные, хронические? А? Не слышу, фря несносная! Глядите — молчит! А это что ещё? Вы посмотрите, какие у него штиблеты на ножках стройных!

Ботинки у Ника действительно были знатные, купленные в Германии, армейские, настоящий «бундесвер», без всяких китайских происков и подделок.

«Шестёрка» продолжала изгаляться:

— Дяденька, родной, ты ботиночки-то свои — снимай, пожалуйста. Тут у нас подметено, запачкаешь ещё! — И, уже теряя терпение, гаркнул, вытащив из кармана руку с зажатым кастетом: — Снимай быстро боты, фраер ушастый!

«Прав тот служивый оказался, плохо здесь с дисциплиной. Даже кастет у подследственного не отобрали, деятели хреновы!» — отметил про себя Ник, прежде чем заехать «шестёрке» по наглой физии. Ногой, естественно, вернее, просимой бундесовской штиблетиной.

Обычная маваша-гири, выполненная далеко не лучшим образом.

Честно говоря, это само собой произошло, не преднамеренно. Во-первых, больно уж от этого шпанёнка чесноком несло, нестерпимо просто, а во-вторых, так всегда «главный герой» поступал — в фильмах, сериалах и книгах, кои Нику доводилось смотреть и читать в той своей жизни.

Стереотипы, так сказать, сработали.

Дальше всё опять предсказуемо завертелось: «шестерка» отлетела назад, глухо ударилась головой об угол стола, опрокинув его, — карты разлетелись по всей камере. Остальные трое мгновенно вскочили на ноги, вооружившись напильником и двумя солидными табуретами, приготовились к атаке.

«А, будь что будет!» — бесшабашно решил про себя Ник, принимая оборонительную стойку.

— Ну-ка, ша! — С нар свесилась коротко стриженная седая голова. — Назад все! Отпрянули шементом, собаки дикие! Отпрянули и успокоились! Кому сказано? Порядок всей стаей облезлой навели, по-бырому!

Стол мгновенно был водворён на место, грозная троица расселась по табуретам, «шестёрка», жалобно скуля и подвывая, принялась собирать разбросанные карты.

Ник застыл у входа, скрестив руки на груди.

С верхних нар слезли двое. Вернее, слез один: пузатый, уже пожилой, с профессорской бородкой — весьма неуклюже сполз, сопя и охая. Зато второй, обладатель стриженной седой головы и перебитого в двух местах носа, средних лет, сухощавый и высокий, ловко соскочил — с ленивой кошачьей грацией.

В нём сразу угадывался опытный боец, опасный и выносливый. Да ещё и повыше Ника будет на полголовы.

Ник непроизвольно напрягся и опустил руки со сжатыми кулаками к бёдрам. Так, чисто на всякий случай.

— Смотри-ка, Профессор, — обратился седой к обладателю профессорской бороды, совсем не обращая внимания на движение Ника. — Новенький-то у нас — ловко умеет ногами махать. Кенгуру, прямо, настоящий! Когда я в далёкой молодости мореманил во Владике, у нас на корыте один узкоглазый был, так тот тоже горазд был так махать! Хилый весь из себя был, в чём только душа держалась, а в драке равного ему не было!

Профессор согласно покивал головой и вежливо поинтересовался:

— Извините, молодой человек, эта техника, вами продемонстрированная, называется «кон фу»?

— Нет, не совсем, — так же вежливо уточнил Ник. — Этот вид японских единоборств именуется «каратэ-до».

— Да, да, — вновь закивал Профессор, словно что-то вспоминая. — Конечно же, «каратэ-до»! Если ничего не путаю, этот термин переводится на русский язык как «пустая рука»?

Ник, в свою очередь, утвердительно кивнул.

— Познакомимся, что ли, братуха, — предложил седой. — Я — Сизый. Можно и так — Лёха Сизый. Да и на Лёху откликнусь, я не гордый сегодня.

— Ник, — в свою очередь отрекомендовался Ник, крепко пожимая протянутую руку.

— Хорошая кликуха, — понятливо улыбнулся Сизый. — Новая такая, незамаранная. С такой далеко можно пойти по жизни! Не то, что у этих, — кивнул головой на троих за столом. — У них у всех одинаковое погоняло — «Корявый», представляешь? Не повезло дурикам, в такой ситуации выйти в «авторитеты» — нереальное занятие.

— Вырвиглаз, — скромно представился Профессор. — Профессор, доктор геолого-минералогических наук Вырвиглаз. Можно без имени-отчества.

— Не можно, а нужно, — Сизый шепнул Нику на ухо. — Он за это имя-отчество тут и парится: Владимир Ильич он по паспорту, усекаешь, подельник?

— Бывает, — согласился Ник.

Расселись за столом, предварительно загнав «шестёрку» — по кличке Шпала — на дальние нижние нары, чтоб не мешал. Сизый тут явно был за старшего, потому и повёл разговор: