Я, подельник Сталина (СИ)

Мархаметдин с видимым удовольствием освежил студеной влагой свои заскорузлые от неустанных трудов ладони, досуха вытер и подождав, пока то же самое проделают остальные, произнес короткую молитву. «Аль -Фатиха» - вступительная сура и квинтэссенция всей священной Книги. «Ищу у Аллаха защиты от шайтана. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров, Милостивому, Милосердному, Властелину Дня воздаяния! Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи. Веди нас прямым путем, путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших».

...даже у Фатиха лицо стало благостным и умиротворенным. Как же иначе, обращаясь к Милосердному оставлять в сердце уголок для злобы и ненависти - на такое способны только презренные мунафики (лицемеры). Они опаснее безбожников, такие тщатся прикрыть собственную гордыню, алчность и невежество священным именем! От Всевышнего не укроются эти жалкие потуги, а вот глупые люди могут попасть в заблуждение, последовать за нечестивцами. Кто не милосерден и не милостив - тот не мусульманин! А как относиться к новой власти? Бога не признают, но имеющий глаза да увидит - они хотят добра для всех. В проклятый 1921 год аж из-за моря завозили каймак (сметану) со странным непривычным вкусом в железных баночках, пытались спасти народ от мора. А ведь отец рассказывал, и при Белом Царе случались засухи, однако никого в столице не беспокоило, сколько мусульман умрет от недоедания... Оставалось только надеяться, большевики простят русским священникам и... и нашим муллам, что уж скрывать, их неразумное поведение в годы смуты... Нехорошо получилось, многие пастыри сами кинулись в общую свару, аки свирепые псы. Нет, чтобы оставаться в стороне и увещевать всех и каждого к милосердию. Понадеялись на всесильных алпаутов царя, на надменных генералов и богатых купцов, и проиграли. Из поводырей, коими следовало быть по обетам, превратились просто в побежденных в бою. Какое там милосердие, некоторые сами призывали стрелять и резать ближних своих. Только за то, что они посмели думать иначе. Но разве свобода выбора не дарована детям Адама самим Всевышним? Разве не запрещено насилие в Исламе?И про то, кто прав, кто нет, ведомо лишь самому Всевышнему. Простят большевики, никуда не денутся, ибо не могут не понимать - не может быть надежной постройка на краю осыпающегося берега. Да, осыпающегося берега, так и говорится в суре “Покаяние” Священной Книги.... Рухнет. Только человек с Богом в душе может созидать, без Бога сыновья Адама способны только разрушать, хуже зверя лесного. Если человек наделен даром радоваться благополучию других людей, печалиться горестям остальных, значит, в его душе есть Бог. Пусть даже этого по глупости своей еще и не понимает! Такие мысли пронеслись в голове у молодого учителя.

А отец тем временем самолично разложил каждому по тарелкам жирные куски мяса - калъя. Да, многие в деревне все еще по-старинке предпочитали брать лакомые куски руками с общего блюда. Мархаметдин же, чистоплотный от рождения, охотно перенял новую для них привычку. А наваристый бульон был загодя разлит по большим пиалам. Оставалось только сдобрить на свой вкус курутом. Объедение! Даже удивительно, как русские обходятся без этой приправы. Ведь от жирной пищи многих тошнит, как выражаются башкиры -«душа бултыхается», а с кислым курутом - душа и тело радуются доброму мясу.

Не спеша и молча, очень плотно покушали. Взрослые - степенно, Габдулла же - поблескивая глазками так усердно работал челюстями, что дедушке раз за разом приходилось подкладывать в тарелку новые куски. При этом одобрительно приговаривал: «Плох тот работник, у кого при еде уши не шевелятся!» Если верно такое наблюдение, знатный из внука получится работник. Дождавшись, пока и у юноши от обильной еды вконец не осоловеют глаза, Имаметдин начал разливать по тустакам (деревянным чашам) бузу. В доме имелись расписные «заводские» чашки, такие нарядные, глаз радовали, однако отец кумыс и бузу пил непременно из тустака. Надо пояснить, это в Туркестане бузу готовят с изрядной толикой хамера (алкоголя), порою даже белену с дурманом добавляют. Конечно, от такого пойла любой одуреет и «бузить» начнет. Наша же - вкуснющее снадобье, хоть ведрами пей, только здоровее и разумнее станешь.

Смакуя кисло-сладкий вкус, мужчины приступили к беседе. Патриарх обратился к младшему сыну:

-А расскажи нам, сын мой Имаметдин, что творится в мире, ты же недавно и в городе побывал.

Молодой учитель не успел произнести ни слова, затараторил вездесущий Фатих:

-Мархаметдин-абый! Я сегодня с утра был в комитете бедноты. Все зовут, зовут на свои заседания, а я туда не хожу. Босота, голодранцы, бездельники, им бы только поорать! Ситца в лавке нет, а они что-то орут. А сегодня пошел, свата надо было увидеть. Вот и пошел. А там большой начальник с города приехал, в яловых сапогах. С бумагой из самой Москвы! Говорит, сейчас будет Башкортостан от моря и до моря! Всех русских выселят в Рязань, кто не захочет - на каторгу! Туда им и дорога!

...скользкая тема. Конечно, и речи не было, чтобы воевать именно против русских. Но старшие сыновья Мархаметдина некоторое время состояли в Башкирском войске... Смутное время было, пришлось жестко схлестнуться с белыми. И с красными, и с дезертирами. Ой, не зря в народе говорят - худая собака лаем кровопролитие накликивает! Как бы не со зла, по глупости своей сосед беду в дом не привел! Мархаметдин поспешил резко пресечь разыгравшееся было красноречие Фатиха:

-В прошлом году земской доктор на ноги твою жену поставил. Его в каторгу? И в Верхоторе у тебя «знакум» есть, Кузьма Петрович. И его с детишками малыми в Сибирь сошлешь? Быть такого не может! Уважаемый сосед, что там правители решат, сами скажут. Не пристало нам, зрелым мужам, заранее приплясывать, покуда музыка не заиграла. Подождем, обдумаем, что скажут, тогда и поговорим.

С испокон веков соседствуют башкиры с татарами и русские. Стихийным образом в незапамятные времена возник такой институт народной дипломатии, как «знакумы». Почти каждый справный хозяин дружил домами с какой-нибудь русской семьей. По наследству получали, случайно знакомились, общее дело объединяло или общая беда - без разницы, главное - так проще и правильнее было жить. Останавливались друг у дружки, когда приезжали по делам, выступали переводчиками и представителями интересов приятелей в своих общинах, обменивались подарками и так далее. Особо умилительно, зачастую плохо знали язык друг друга, но что значат слова, когда сердце распахнуто настежь! Вот и Фатих всецело озаботился судьбой своего «знакума», заторопился домой. Хозяин не стал уговаривать еще посидеть, надо было обсудить с сыновьями хозяйственные дела. Снарядил внука сопроводить гостя, заодно велел занести к ним свежей убоины.

-Ишь ты, русские ему помешали! Можно подумать, это не он давеча так заскирдовал стог, насквозь дождями пробило и сено для своей единственной коровушки у тебя, отец, выпросил! Сгнило все! Что, русский должен был ему справно стог метать? - возмутился было бы один из сыновей. Но Мархаметдин мягко его остановил. Осуждать человека, когда его самого нет рядом - никого не красит. Даже если все сказанное - правда. Тем более, таков уж человек Фатих - собака на улице брехнет, он это за новость выдает. Давно привыкли к его пустопорожним сенсациям. Посмеялись и забыли. Беседа потекла по привычному руслу: кому ехать на базар, по какой цене продавать излишки пшеницы, когда какую животину резать.

Когда спровадили всех гостей по домам, Имаметдин поинтересовался: