Записки грибника

— Эй! Эй, погоди. — И поспешил к конюшне.

— Вы чего творите? А допросить, вызнать у него кто послал, зачем послал, сколько денег за нас дали.

— Ну, вызнаешь, ну узнаешь. Только это надо в приказе выведывать, а так на человека наговор будет, сам пострадаешь.

— А кто сказал, что я куда пойду, может и по-другому всё обойдется.

Они переглянулись, Силантий улыбнулся мне и, дернув за плечо, скинул жертву на присыпанную соломой землю. — Как скоро?

— Шило мне дайте.

— Кинжал.

— Давай. — Забрав, попробовал остроту лезвия и кончика, нормально. Встал на колени и склонился к самому уху жертвы. Прошептал. — Если меня слышишь, кивни.

Разбойник кивнул.

— Тебе сейчас открою рот, вздумаешь орать, сдохнешь в мучениях, я тебе уд отрежу и в руки дам. Если скажешь всё, что хочу знать, умрешь быстро, клянусь, мучить не буду. — Всё это я говорил тихим шепотом, на одной ноте.

Тать сжался в комок, задрожал сначала мелкой, а потом и крупной дрожью, не переставая кивать. Сделал надрез. Вытащил кляп.

— Тебя как зовут?

— В…Василий.

— Сколько денег дали за мою душу?

Пленный молчал, пытался крутить головой, пытаясь выглянуть из под накинутой тряпки. — Не крутись, отвечай.

— Рубль.

— Сколько вас было?

— Четверо.

— Не хочешь говорить правду… — Я кончиком кинжала разрезал завязку на его портках…

— Пятеро нас было, дяденька не убивай, Христом богом молю, я один у маменьки кормилец…

За спиной раздался голос Силантия, — Сидор, к воротам, осторожно посмотри там, — И добавил как бы про себя, — Хитрецы. Потом наклонился, нащупал ухо, выкрутил и гаркнул в него, — Как зовут, последнего.

— А — ай, — вскрикнул от неожиданности Василий и торопливо произнес, — Арсений. Арсений хромой.

Услышав имя, стрелец присел на корточки, корявым пальцем подцепил губу и потянул, — Белобрысый такой? Годков под тридцать, одна бровь маленькая и нет половины мочки правого уха. Он?

Пленник мелко закивал. Сиалантий посмотрел на меня, я пожал плечами, задал последний вопрос, — Кто?

— не знаю, богом клянусь, не знаю, нас вчера Арсений собрал, сказал, что надо одного стрельца пощипать, у него денег много. — Тать сглотнул слюну и заторопился выговориться, — Рукодельник он, на рынке торгуется, живет только с бабкой, да наемный мастер у него работает. Московку на стол бросил, сказал это тому — кто этого мужика порешит. Мы три дня за вами следили, на однорукого думали что он за деньгу батрачит, а вот кем не знали… — Под конец он, брызгая слюной уже просто начал кричать. Силантий зажал ему рот и воткнул кинжал в сердце, провернул и подняв тряпку прижал её к ране, — Чтоб не натекло.

Я только и успел глаза прикрыть. Меня передернуло….. вот так спокойно…

Меня толкнули в бок, — Кидай на телегу, чего расселся.

Мы с Никодимом подхватили жмурика и закинули к остальным, прикрыли рогожей, и принялись охапками выносить с конюшни сено, присыпая скорбный груз. На душе была пустота.

'Я блефовал, пугал, давил на псих, а Силантий взял и просто убил….. твою мать… Даже спрашивать зачем он это сделал, бесполезно. Он не поймет, меня, не, поймет. Я хотел напоить этого придурка, а потом пригнув сделать своим агентом. Обломись бабка, ты на подводной лодке.

Похоже такие тонкости либо ему невдомек, либо у него своя игра. Здравствуй шизофрения!!!

Кто следующий на подозрении? Никодим? Запросто. Сидор, смотря с какой стороны посмотреть. Остается Данила, наш тихоня, — ' В тихом омуте, в тихом омуте, в тихом омуте — тихий ад'

Когда забросил последнюю охапку, серый сумрак разорвал черноту ночи и начало потихонечку светать. Никодим вывел Ласку и начал её запрягать, — Чего стоишь? Лопаты принеси.

Я отправился за инвентарем, по дороге заскочил к себе в сарай. В потемках нашел кувшин со спиртом, сделал глоток и тут у меня, все встало дыбом, где-то здесь сохла гремучая ртуть. Осторожно, на полусогнутых, потихоньку вышел, сел на крылечко и вытер потное лицо.

— Черт, черт, черт, — сплюнул в раздражении на землю. — Вставай скотина и иди делом заниматься. — Выругался на себя, поднял свою тощую задницу и потащил её за инструментом.

'Это тебе, не за компом сидеть, где всегда кнопка rezet под рукой'

Забрав нужное, вернулся, Никодим как раз заканчивал, сложный для меня, пока что, момент одевания кобылы. — Тебя только за смертью посылать. Иди к мужикам на ворота, они должны свистнуть, когда можно выезжать.

Вернулись мы только через три часа, сначала заехали к Сидору, сгрузили сено. Его усадьба была крайняя и выходила задами к лесу, там под кустами и выкопали ямку. Перетаскали татей и присыпали. Ни о какой работе сегодня речи и не шло, дружно решили устроить сегодня для себя воскресенье, выходной день. Никодим выставил пива, я принес немного спирта. Помянули души усопших, пожелали им земли пухом, а потом выпили за здравие всех присутствующих.

Слегка поднабравшись, спросил у Никодима, — Марфа и правда стрелять умеет?

— А ты думаешь, я всегда медником был? Пришлось нам рубеже пожить, она тогда ещё молодой девкой была. Случилось это через седмицу после пасхи, — На миг задумался. — Да, седмица как раз прошла.

'-Варвара, ты почто свою козу не привязываешь, она опять к нам в огород забрела, — Звонкий голосок жены, доносился через прикрытую дверь. Вставать не хотелось, но надо было. На овине прохудилась крыша, покосилась изгородь со стороны леса, подгнила слега, надо было распахать остаток, не доделанного вчера надела. Пришлось вставать, потянулся до хруста, почесал грудь. Прошлепал до бадейки с водой сдвинув крышку, напился. Из печи вытащил котелок с кашей из миски прикрытой тряпицей, взял краюху хлеба и, прижав к груди, отрезал себе ломоть. Откусил кусок прожевал, потянулся за ложкой…

С улицы донесся истошный крик и враз захлебнулся, сменившись звериным воем. От соседей послышался крик, — Татары.

Вскочил на ноги и бросился к кровати, в углу стояла пищаль, на полке лежал припас и мешочек с отлитыми пулями, а на вбитом в стену гвозде висела сабля. Опоясавшись, вскочил на кровать с неё на печь, с печки, разобрав солому, вылез на крышу. По улице носились всадники, лисьих шапках, на мохнатых лошадях. В первое мгновение показалось что много, очень много. Но когда нервы немного успокоились, стало понятно, что их всего с десяток, может полтора. Быстро зарядив пищаль, запалил фитиль и принялся отслеживать ворогов. Вот один, проскакавший было мимо. Повернул коня и ударом ноги, распахнув хлипкую калитку, въехал во двор. Сделав круг, незваный гость на миг остановился. Никодим вскинул свое оружие и стал выцеливать татарина, но тут из сарая раздался выстрел. Тать всплеснул руками и опрокинулся на лошадиный круп.

Пару мгновений смотрел туда, потом перевел взгляд на улицу, а там стоял пяток и внимательно прислушивался к тому, что произошло, потом один что-то гортанно выкрикнул и, они разом бросились к дому. Никодим прицелившись, выстрелом ссадил одного. Сдернул с берендейки мерку, высыпал порох в ствол, прибил его шомполом, из мешочка вытащил пулю и кусок промасленной кожи. Насыпал на полку затравки, пальцем придавил, вытащил из под колена фитиль стал привставать, чтоб выглянуть. По волосам чиркнула стрела. Дым от выстрела выдал место и двое татар с луками наготове ждали, когда он снова выглянет. Пришлось сползать ниже, и чудом не сорвавшись и не потеряв по дороге запал, выглядывать сбоку. Обманул, его ждали там, а он выстрелом с этой стороны снес ещё одному пол головы. За спиной прогремел ещё один выстрел и сразу вслед за ним раздался громкий крик раненого человека. Пока перезаряжал. Послышался ещё один выстрел, а потом ему в ляжку вогнали стрелу. Вскинув заряженную пищаль, успел, раньше своего врага, тот упал с коня. Никодим же с крыши, к счастью ничего не сломал, но побился знатно. С трудом ворочаясь, стал вставать, от боли, не видя ничего вокруг, за его спиной раздался конский топот и в сломанную калитку влетел всадник, во вскинутой руке сверкала на солнце сабля.