Одиссея "Варяга"

       Справедливости ради нужно подчеркнуть: вовсе не то, что именно русские и немцы будут взаимно уничтожать друг друга, было самоцелью "семибанкирщины". Просто наличие в противостоящих коалициях именно этих двух континентальных народов гарантировало предельно упорную, бескомпромиссную и "долгоиграющую" конфронтацию, а значит, максимально возможные прибыли международного банковского синдиката, обеспечивающего эту взаимоубийственную бойню кредитами. С последующим овладением тем, что останется от обоих противников, "за долги"...

       Вот почему, убеждая кайзера предложить "октябрьский" договор царю, Гольштейн "не видел" другогих возможных вариантов развития событий, например начала превентивной войны Англии и Франции, с последующим подключением САСШ, против Германии. Причем в этом варианте для России была бы оставлена лазейка в виде сепаратного мира с Японией при англо-американском посредничестве и присоединения к Антанте. В исторических реалиях конца 1904 года это была бы гарантированная военная катастрофа и революции как для Берлина, так и для Санкт-Петербурга. Поэтому российские дипломаты закрыв глаза на "пощечину" франко-английского "сердечного согласия", немецкую идею союза вполне разумно отвергли. В их понимании война с Британией была России противопоказана под любым соусом. Более того, Ламсдорфу даже удалось сохранить в тайне германское предложение.

       Именно в свете рождения Антанты, и "октябрьский" и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности, которого сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гольштейн же, ловко манипулируя заносчивостью, комплексами и фобиями кайзера, вел хитроумную игру, раз за разом выставляя Вильгельма в волчьей шкуре агрессора и возмутителя "европейского спокойствия". И не случайно, когда результат русско-японской войны стал всем окончательно очевиден, из ниоткуда всплыла "мина" марокканского кризиса, в качестве "милого дополнения" к Бьерку.

       Кстати говоря, сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. Поэтому Гольштейн прекрасно понимал: никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза, а английская дипломатия получит повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию". Зато столь нужная для "большой игры" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет как нельзя кстати.

       На деле все произошло для англо-американских банковских кругов даже лучше, чем Гольштейн и подобные ему подручные "ротшильдорокфеллеров", могли себе представить. Сконструированный Витте демонстративный отказ Николая Второго от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица".

       Вкупе со сконструированным Гольштейном Марокканским кризисом, Бьерк вновь, фактически единомоментно поставил Германию на грань европейской войны. Но... Пушки тогда не заговорили.

       Вильгельм, возможно с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда ведет его страну игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Даже ценой очевидного и серьезного внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, и пришлось ее заказчикам начинать новую партию - русско-австро-балканскую.

       Итак, Бьерк не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.

       Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году. Но, откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка готова идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.

       Сам Кайзер Вильгельм, кстати говоря, по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Печально, но это лишь лишний раз доказало, что он, как и его российский визави, так и не стал действительно великим государственным мужем, способным на спокойный и рассудительный анализ возникшей критической ситуации и действий конкретных персоналий, к ней приведших. Расчет господина Гольштейна оказался безупречен - извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом и океаном могли торжествовать...

       Все стоны противников Бьеркских соглашений в России начинались тогда и начинаются сейчас с якобы предопределенного их параграфами "предательства союзной нам Франции". Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та САМА не атаковала Германию! Но он обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, и вполне реальная, тогда существовала. Причем противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нам было просто нечего. Русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту!

       Кстати говоря, когда скептики посмеиваются, над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководной и туманной Балтике? Если в Скагерраке? Если в датских шхерах или в районе немецких оборонительных минных полей? При этом германцы имели весьма много различных минно-торпедных судов, неустанно и тщательно отрабатывающих массированные атаки, особенно ночью, ведь именно поэтому германские миноносцы и прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет и "пахали" море куда интенсивнее, чем линейные эскадры, являясь весьма грозной силой германского флота для битвы в "узких" морях.

       Но кайзер не был альтруистом. Конечно, Вильгельм лукавил, заявляя кузену Ники, что его главная цель единственно поддержать Россию в трудный момент. Он понимал, что Цусима может стать поворотной точкой в намерениях Альбиона относительно России. С уничтожением русского флота, и, как следствие, потерей Петербургом статуса крупного геополитического игрока, англичане, взирая на Россию с прагматической точки зрения, пришли к выводу: теперь русские выпороты, их мировые амбиции в прошлом, значит желательно поиметь их в качестве союзника против немцев в Европе.