Атаман. Гексалогия

А привяжу‑ка я его к дереву. Отведу подальше в лес и привяжу. Коня его трогать не буду: мерин старый, сам дорогу домой найдёт. Придёт без седока – искать пропавшего начнут, а за день не помрёт.

Так и сделал. Отвёл мужика метров на двадцать в лесок, привязал к дереву, в рот шапку его же затолкал. Шлёпнул рукою по крупу лошадку, и мерин неспешно зашагал по дороге. Мне кажется, мерину было всё равно – есть на нём всадник, нет ли?

Я же отправился назад и прямым ходом – на постоялый двор. Иона ещё не спал, ждал меня. Я пересказывать подробности не стал, объяснил просто, что выследили нас, но до утра время есть – можно немного поспать, а утром поедим и – сразу в путь.

Так и сделали. Я запер дверь, подставил к ней скамью, обнажённую саблю положил рядом с собой.

Ночь сюрпризов не преподнесла – выспались оба, и после скорого завтрака поднялись в седло.

Мы выехали из села, и я без слов свернул с дороги. Иона как привязанный следовал за мной. Я решил выехать на другую дорогу, а срезку между ними осуществить прямо по целине. Как я узнал утром в трапезной, глубокой реки или оврагов поблизости не было.

Одно плохо – ехать приходилось шагом, осторожно, чтобы ноги коней не угодили в барсучью нору или другую западню. Тогда бросай коня и тащи груз на себе до первого села. Да и верную дорогу спросить не у кого: вокруг ни души, лишь луга и засеянные поля. Но я полагался на свою интуицию и память. Европейскую часть Руси я помнил относительно неплохо ещё по прежней жизни, когда пришлось попутешествовать на байке.

Дорога и в самом деле появилась часа через три неспешного хода, и мы повернули направо. Здесь уже пустили коней вскачь. Переходили с рыси на галоп и обратно, давая коням отдохнуть. За день отмахали вёрст тридцать.

– Всё, не могу, сидеть уже не могу, давай передохнём, – взмолился к вечеру Иона.

Доехав до первого же постоялого двора и отдав коней прислуге, мы поели и легли спать. Вернее – спать лёг я один. Иона ещё долго стоял перед иконой, вознося молитву. Под его бормотание я и уснул.

Утром, после завтрака – снова в седло. До Боровска оставалось уже не так далеко, но и опасность, что нас попытаются перехватить, тоже возрастала.

Переправились через Волгу на пароме, проехали старинный русский город Ржев. Теперь впереди не будет больших рек, а малые мы пересечём вброд.

Тракт был грунтовый, но утоптанный копытами и колёсами повозок до бетонной плотности. Если бы не пыль, совсем было бы неплохо. Помогал боковой ветер, относивший пыль в сторону, но даже и при этом через пару часов мы покрылись слоем серой пыли.

Навстречу нам пронеслись два всадника, тоже запылённые донельзя. Мы разминулись, затем всадники круто осадили коней, развернулись и пустились за нами вдогонку.

– Иона, давай быстрее, нас догоняют.

Я оглядывался, но расстояние между нами неуклонно сокращалось. Вероятно, лошади у всадников были посвежее или повыносливее. Вот уже дистанция – не более тридцати метров.

– Иона, скачи вперёд, жди меня на первом же постоялом дворе. Я их задержу.

Я перестал погонять коня, и всадники быстро приблизились. Обернувшись, я всмотрелся. Одежда на них не монашеская, цивильная. Тогда можно и сабелькой помахать. Один из всадников приблизился, стал обходить меня слева. Никак они хотят разделиться – один догоняет Иону, второй – нападёт на меня?

Как только корпус его лошади поравнялся с моей, я резко выкинул левую руку в сторону и ударил его кистенём. Удар пришёлся в правое плечо. Всадник вскрикнул, выпустил поводья, закачался в седле. Конечно, болевой шок при таких ударах в сустав очень сильный. Всадник стал отставать, но второй сблизился и выхватил саблю. Его жеребец неуклонно приближался, снова обходя меня слева. Неудобно бить левой рукой, но как только морда жеребца оказалась в досягаемости, я рубанул поперёк неё. Жеребец взвился от боли, всадник свалился в дорожную пыль.

Я притормозил коня, развернулся и медленно стал приближаться. Всадник оправился от падения, поднялся. Стоял, выставив вперёд саблю. Я пришпорил коня, задумав срубить его на скаку.

Противник мой оказался опытным – пешему трудно устоять перед конным; в последний момент он уклонился и присел, ударив саблей по ногам моего коня. Конь кувыркнулся через голову. Моё счастье, что я успел выдернуть ноги из стремян, иначе туша коня меня просто раздавила бы. Падение, сильный удар о землю. Мне показалось, что от удара из меня вышибло дух, перехватило дыхание.

Но осознание близкой и смертельной опасности заставило быстро вскочить. Сабля валялась в двух шагах от меня, я схватил её и обернулся к врагу. К моему удивлению, он не бежал ко мне, а стоял на месте. Довольно странно. Он что, при падении ногу повредил? Я обернулся назад. Конь второго всадника стоял смирно на дороге, а противник мой, потеряв сознание, лежал на шее коня. Хоть с тыла ничего не угрожает.

Я медленно подошёл к врагу, восстанавливая сбитое падением дыхание. Точно – одна ступня у него неестественно вывернута в сторону, и опирается он только на одну ногу. Старается держаться, но лицо перекошено от боли.

– Мужики, вы чего на меня кинулись? Я вас не трогал – какая пчела вас укусила?

– Ты нам не нужен – просто мешаешь, потому умереть должен.

– По‑твоему, если ты мне сейчас мешаешь – тоже умереть должен?

Враг сплюнул, оскалился:

– Чего стоишь? Поглумиться хочешь? Ну, убей, если получится.

Я сунул саблю в ножны.

– На кой чёрт ты мне сдался, сам на дороге сдохнешь без лошади.

Я повернулся, пошёл к лошади второго всадника. Мой конь валялся на дороге с вывернутой шеей и перерубленными ногами.

Подойдя, я стянул всадника, и он кулем упал в дорожную пыль. Чего с ним церемониться? В живых его оставил – пусть ещё спасибо скажет, когда очухается.

Я срезал с его пояса плотно набитый кошель, сунул его за пазуху. Придётся покупать себе нового коня. Жалко, я свыкся со старым.

Взлетел в седло, тронул поводья. Не спеша объехал своего противника. Он опирался на саблю и чуть зубами не скрежетал от бессилия. Как же, враг рядом, а он его достать не может. Хуже того – я драться с ним не стал, объехал, как кучу навоза.

Я пришпорил коня и через полчаса был уже на постоялом дворе.

Иона ждал на крыльце, с тревогой поглядывая на дорогу, и, завидев меня, с облегчением вздохнул.

– Жив? Ну, слава Богу!

– Ну уж коли мы на постоялом дворе, пойдём хоть пообедаем по‑человечески. Думаю, сегодня нас уже никто не побеспокоит.

Мы с аппетитом поели. Собственно, поел я, а Иона поковырял кашу ложкой, мясо есть не стал, запил квасом. Я же, доев курицу, побаловал себя пивом.

– Вот теперь и дальше ехать можно, с сытым брюхом оно веселее.

Иона пробурчал что‑то вроде как «чревоугодник», но мне было всё равно, что он обо мне думает.

Мы пустились в путь и, переночевав у знакомого Ионы, к вечеру следующего дня подъезжали к Боровску, вернее – к Свято‑Пафнутьеву Боровскому монастырю, что стоял близ города.

Монастырь производил серьёзное впечатление. Скорее – выглядел он как крепость: толстенные стены, шесть башен, все – каменные. Такой монастырь любую осаду выдержит.

На территории монастыря высились маковки церквей. Насколько я помнил – здесь, в этом монастыре, много лет спустя, во время царствования Алексея Михайловича, уморили голодом боярыню Морозову, выступавшую против церковных реформ патриарха‑раскольника Никона, и её сестру – княгиню Урусову.

Мы подъехали к въездной башне, как я позднее узнал – Георгиевской.

На стук Ионы в крепостные ворота выглянул послушник. Увидев монашескую рясу Ионы, загремел запорами и открыл ворота. Мы спешились и, ведя коней в поводу, прошли ворота, которые тотчас же закрыли.

Мы оказались на небольшом пятачке внутри башни. Следующие внутренние ворота были закрыты и располагались под прямым углом к въездным, чтобы затруднить неприятелю штурм при осаде.

Из узких боковых дверей вышел монах, завидев Иону, бросился обниматься, восклицая: