Буратино

   Замучился совсем. Тут Марьяшка завозилась. Отвязать, помочь слезть, подождать пока пожурчит возле колеса, прополоскать тёплой водой, помочь забраться, привязать. А солнышко уже все ниже и ниже. Сделать факела, залить дёгтем - нашёл-таки аналог солидола. Выпустить поросёнка из хлева, птичник открыть - не умножай мучений в этом мире. Открыть ворота. Все. Факела запалил - быстренько пробежался по постройкам. Подпалил сено. Последний закинул - из бани уже дым валит. Ну, поехали. Пронеси господи. Мимо всякого встречного-поперечного. Русского и не русского.

Конец пятой части

Часть 6    Под крышей дома твоего

Глава 28

   Меня отпустило только утром. С момента, как я услышал на хуторе про ожидающий меня погреб и очередное превращение в "шёлкового", так зажало... Я ходил, делал, убивал, увязывал, упаковывал... Все как в тумане. Как через стекло.

   Нам просто повезло: и в том, что я углядел объезд в леске вдоль края болота. Не дорогу - просто относительно сухую, относительно ровную полосу земли, по которой мы и объехали деревню. И в том, что то, пока объезжали - стадо пригнали, причём с другой стороны деревни. А когда мы выбрались-таки на дорогу, над подожжённым мною хутором уже стоял столб дыма. И селяне побежали туда. Очень повезло, что мной завязанная упряжь продержалась часа два. Потом приходилось слезать и перевязывать заново. Я теперь понял почему кони, упряжка - мужское дело. У меня просто сил не хватало затянуть, например, те же гужи, намертво. Силёнок в ручонках. Очень повезло с коньком - был бы другой...

   Странные люди эти попаданцы: как-то у них все... Разницу между русской и английской, к примеру, запряжкой не понимают, а туда же - предков учить. А объяснить почему чисто постромочная упряжка тут не годится? Да ну их...

   Когда видел просвет над головой - засекал Полярную звезду. На первой же развилке поворачивал в ту сторону. Дважды приходилось возвращаться: один раз выехали к спящему хутору, другой - чуть не въехали в болото. Развернуть телегу на ночной лесной дороге... Вам фуру с прицепом когда-нибудь приходилось разворачивать на старом Арбате? "Маленькие дворики подметают дворники". Подмести - подмели, а проехать как? А парковаться среди идиотов не приходилось? Ну и не надо.

   Ночного леса я не боюсь. Вот такой я идиот городской. С детства вбито - страшнее человека зверя нет. Бывало, даже уходил в лес поглубже чтобы не нарваться ненароком. Ну и дурак. Лес... - это лес. И укроет, и накормит, и... нарвёшься.

   Как начало светать - конёк вдруг встал. Начал назад пятиться, ушами машет. Я пригляделся - впереди на дороге волк. Говорят, некоторые люди волка с собакой путают. Можно спутать. Если не видеть, не слышать, не чуять. В тулуп с головой завернуться. Здоровенный волчара сидит на дороге и смотрит. Зверь лютый. Я с телеги слез и вперёд коня вышел. Как был - с одним дрючком. Сумерки утренние, сбоку туман подымается, тихо так. И - тёмный силуэт. Огромный. Тёмное в тёмном. И в этом тёмном на тёмном - глаза жёлтые. Ага, расскажите кому что волки летом сытые, что в одиночку они на человека не нападают... А потом встаньте вот так - на два шага, глаза в глаза... Минут пять мы друг на друга смотрели. Долго.

   Потом сзади ветерком утренним пахнуло. Волчара ко мне потянулся, принюхался, поднялся и... ушёл. Не отпрыгнул, не трусцой убежал, а так... шагом. Спокойно, уверенно. Самодостаточно. Вот кто тут венец. Если не творения, то пищевой цепи - точно.

   У меня только сил и хватило - конька с дороги на какую-то луговину в туман свести, выпрячь, к дереву привязать по-свободнее, чтоб мог травку щипать. И тут так проняло... Только и успел дрючок свой в зубах зажать - чтобы в крик не заорать. От всего, что было. От убитых кыпчаками моих "убивальников". От убитого мною кыпчака. Насильника болотного. От Марьяши, мною битой и мною же изнасилованной. От зарезанных мною. От деда и его мёртвых внучки и внучка, от невестки беременной, от добротно построенного и сожжённого мною хутора... От ожидания погони и ощущения опасности. От этого серого царя зверей. От всего... Как же мне плохо, как же я в этом мире...

   Кто ж это сказал насчёт "не стоит даже одной слезы ребенка"? А я убил. Детей. Двоих. Зарезал. Косой. Косами. Выкосил. С их папой-мамой, бабушкой-дедушкой...

   А как насчёт плетей на собственной спине? Ни за что, просто чтоб знал своё место. Для профилактики. Тоже - "не стоит слезы"? Так и "не стой". Займи своё место. В ряду сельскохозяйственных орудий, раздел - "орудия говорящие".

   Можно сказать: "все так живут". Я - не все. Я - единственный. Каждый человек - уникален. И те, которых я зарезал - тоже. Только я их в товар превращать не собирался.

   Можно сказать: "они так живут. У них так принято. Это их обычай. Исконно русский. А ты здесь - чужак. Со своим уставом в чужой монастырь...". Сказать можно. Живут? Эти - уже не живут. У них такой обычай? Исконно русский? Значит -- не будет. Ни русских, ни Руси. И всю такую Россию - ... выкосить. Как в Библии сказано -- до четвёртого колена. Чтобы ни одна гнида... ручки к моей свободе протянуть... - даже и помыслить не могла.

   Потому что у меня другой. Обычай. Я - человек свободный. Все. Таким и помру. Придётся им свои обычаи менять. Или -- сдохнуть. Выкошу.

   Пусть. Не хочет? Заставлю. Не умеет? Научу. Или зарежу. Между собой - как хотите, предки мои. Хоть захлебнитесь в этом своём этнографически-средневековом кровавом дерьме. Но меня... резал и буду. Начисто. Под корень. По всей "зоне поражения". Куда дотянусь. Косой.

   Можно сказать: "Но их можно понять. И простить, пожалеть."

   Можно. "Война и мир", князь Андрей Болконский графу Пьеру Безухову о юной Наталии Ростовой: "Я говорил, что могу понять падшую женщину. Я не говорил, что могу простить".

   Понять могу. Пойму и зарежу. Меня в рабство... через ваш труп. Будет труп - буду жалеть. Жалеть, понимать, прощать... После трупа. Не раньше.

   И не надо мне изображать из себя туземца. Это не мания величия. Просто "Волкодав прав, а людоед - нет". А мне все эти... "людоловы" - как людоеды. Резать. Под корень. И пусть этот мир прогибается.

   Так-то оно так... Но звук, с которым коса входит в человеческое тело, ощущение на руке, когда проталкиваешь косу вглубь, скрип лезвия по костям, как оно, теплое, живое еще, дёргается на косе, а ты его ведёшь... Снова зубами в дерево берёзовое, в дрючок мой. Чтоб не завыть, не заорать...

   Милые добрые хозяйственные селяне, захотели чуть подзаработать. Обычное дело, ничего личного. Платочек там невестке новый справить... Резать, в куски рвать. Мне моя свобода дороже ваших платочков. Всей вашей... требухи. Вместе с жизнями и бессмертными душами. Убить меня можно - переделать нельзя.

   Ага. А ты сам-то по себе не заметил, как ты сильно изменился? "Все что нас не убивает - идет нам на пользу". Какая-то у тебя польза... сильно сволочная. Кровавая. Правильнее сказать: все что нас не не убивает - нас меняет. Сильно ты изменился, Ванечка. Волкодавом становишься, душегубом. Помнишь, как твоя коса сквозь мягкие кости черепа внучека проходила? И ничего? Ни угрызений, ни кошмаров?

   Изменился. И еще буду меняться. Сам. Как сам сочту для себя необходимым. Надо - озверею, покроюсь шерстью, буду бегать на четвереньках. Но воли своей - никому не отдам.